Унификация в коммуникативном поведении: феномен вежливости

Исследовательская парадигма определяется доминантой научного знания. Интеллектуальная история Нового времени достаточно четко характеризует XVIII в. как столетие «наук о природе», XIX в. – как столетие «наук о духе», а XX в. был ознаменован антропоцентрическим поворотом. Многие исследователи – представители гуманитарных наук – считают, что прошлый век начался в 1914 г. Первая мировая война ускорила процесс смены исследовательской доминанты: человек стал объектом многих научных направлений. В лингвистике антропоцентрический поворот произошел на несколько десятилетий позже, но интерес к «говорящему человеку» (Остгоф, Бругман 1960: 153) инициировал возникновение и формирование целого ряда языковедческих дисциплин. С другой стороны, «опираясь на методические начинания новой лингвистики, почти все науки о человеке также начали заново открывать языковые аспекты своего предмета» (Апель 2001: 237). Закончился ли XX в. как век «наук о человеке»? Если заняться математическими подсчетами, то можно предположить, что нет. Однако баланс другого плана – анализ и подсчет «сфер влияния» лингвистики – позволяет говорить о том, что вековое, рубежное, событие имело место – в социальных науках произошел лингвистический, или дискурсивный, переворот, и механистическую онтологию сменила дискурсивная (Макаров 2003: 16).

Новая парадигма стала возможной в силу того, что антропоцентризм в лингвистике осуществил смену базовой оппозиции «язык/речь» на релевантную для него «языковое сознание/коммуникатив-ное поведение» (Карасик 2002(а): 429). Таким образом, язык, который изначально является своеобразной матрицей базовых параметров социальности, не может изучаться в качестве редуцированного до инструмента коммуникации объекта, он выступает не как код или простая знаковая система, а как особая форма публичного поведения (Пигалев 2001: 293). Речевое поведение стало объективно необходимо рассматривать в качестве основного компонента коммуникативного поведения, потому что коммуникация с позиций современных исследовательских подходов больше, чем язык, и философское обоснование человеческой деятельности определило обязательность ее комплексного анализа (Habermas 1985; Кравченко 2003; Ehlich 1991; Koenig 1993).

Соссюровский примат структурности сменил примат коммуникативности, т.е. внимание к «человеку говорящему», что обусловило необходимость изучения вербального проявления его ментальной «программы» в различных сферах и ситуациях коммуникации. Особую значимость приобрело исследование прагмалингвистиче-ских универсалий, т. к. именно в XXв. произошло глобальное изменение стандартов коммуникативного поведения. Объяснение этих перемен в сторону унификации и неформальности дал Н. Элиас, предложив в качестве причин ряд релевантных для этого процесса аспектов социокультурного развития (Elias 1992: 33 – 60):

. изменение статусных характеристик индивидов в связи с ростом ВВП в большинстве европейских стран, особенно после Второй мировой войны;

. становление партийного движения и движения эмансипации;

. изменение властной дифференциации (в отношениях мужчин и женщин; родителей и детей, а также старшего и младшего поколений; в отношениях европейских обществ с колониальными; правителя и управляемого);

. сокращение классовой дифференциации.

Особое значение, по Н. Элиасу, имеет сокращение дистанции между формальным и неформальным канонами поведения. В своей книге «Придворное общество» он иллюстрирует его формальность на примере двора Людовика XIV, прибегая к постоянному диахроническому сопоставлению с позицией человека из буржуазного общества. Доминирование «как» в оценке поведения является, по его мнению, проявлением формализма, а «что» – это параметр, важный для неформальности (Элиас 2002: 136 – 137).

Безусловно, Н. Элиас не избегает анализа универсального и в формальности, и в неформальности феномена вежливости. Он говорит о том, что весь процесс цивилизации состоит, в общем, из сублимации естественных инстинктов и способов поведения (Elias 1978: 23). Это касается также выражения побуждений (Zwaenge) при помощи языка. Он выступает в качестве сублимирующего посредника. Это проявляется, в частности, в разности между психологическим давлением, которым говорящий принуждает адресата к определенному действию, и языковым оформлением этого повеления. Вежливость исследуется языковедами, прежде всего, с социолингвистических и прагмалингвистических позиций (Карасик 2002а: 76 – 88), а работа П. Браун и С. Левинсона «Вежливость: некоторые универсалии языкового употребления» стала базовой в силу представленной в ней объемной и многосторонней модели интерпретации оценки статуса индивида.

На основе сопоставления нескольких культур П. Браун и С. Левинсон показали, что феномен вежливости в своем негативном и позитивном проявлении обнаруживает поразительные совпадения в различных культурах. Это позволяет говорить о наличии ее универсалий, которые свойственны природе человека как общественному существу. Если вежливость – универсальное явление, а отказ от формальности в коммуникации – универсальный канон поведения, то представляется логичным проанализировать в качестве примера вербальные формы проявления вежливости в немецкой лингвокультуре. Немецкий философ и социолог А. Вебер называл немцев «гувернерами Европы», и с ним нельзя не согласиться. Остановимся на некоторых положениях немецкоязычного дискурса о вежливости и вежливом поведении.

Классик немецкой литературы А. фон Книгге в хрестоматийной работе «Об обращении с людьми», вышедшей в 1788 г. (Knigge 1975), высказал оптимистическую убежденность в том, что ни один человек не может быть плохим в корне, поэтому наша вежливость питается этим оптимизмом. Двумя веками позже лингвист Х. Вайнрих дал определение вежливости, весьма созвучное точке зрения А. Книгге: «Вежливость есть языковое и неязыковое поведение, которое входит составной частью в нормальное обращение людей друг с другом и имеет целью показать косвенным образом достоинство другого человека или бережно отнестись к нему, если он, может быть, этого не хочет» (Weinrich 1986: 24).

Я. Гримм (Grimm 1984) резко выступил против вошедшего в моду «Sie» и настаивал на возвращении к «сердечному простому» «du». Двузначное «Sie» поставило под угрозу, по его мнению, нечто иное, как немецкое прямодушие. Таким образом, стремление к неформальности – это явление, которое имеет основу в менталитете.

В современной немецкоязычной публицистике, в политическом дискурсе часто цитируется фраза из «Фауста» И.В. Гете: «Im Deutschen luegt man, wenn man hoeflich ist» (Ведь по-немецки вежлив лишь обман) (Александрова 2000: 116). Вежливость, скрытая под толстым слоем формул, утратила свое первичное значение, и эти слова И.В. Г¸те касаются, прежде всего, пустых оборотов и фраз. Функционеры НСДАП в свое время сделали надпись на конвертах: «Im parteiamtlichen Verkehr entfallen Hoeflichkeitsfloskeln» (В официальном партийном общении пустые вежливые фразы не используются) (Vorderwuelbecke 1986: 249). С другой стороны, этой установке противостоит стратегия вежливости как условия хорошего тона, красоты обращения с другими. Именно так считал Ф. Шиллер: «Первый закон хорошего тона: бережно относись к свободе другого. Второй закон: проявляй сам свободу» (Schiller 1966: 375).

Антрополог Х. Плесснер развивает это требование и отмечает, что вполне возможен конфликт между этикой искренности и правилами вежливости в обществе: «Ложь, которая бережет, все же лучше, чем правда, которая ранит, а любезность, ко- торая ни к чему не обязывает, – самое лучшее. В этой сфере не должно быть н… и правды, ни лжи, а лишь ценность благодеяния, чистота максимально возможного бережного отношения» (Plessner 1981: 107).

Таким образом, вежливость, реализуемая в коммуникативном поведении в позитивном или негативном варианте, обеспечивается адекватной стратегией. П. Браун и С. Левинсон предлагают классификацию, включающую 10 линий поведения, выражающих негативную вежливость, и 15 – позитивную. Она имеет и достоинства, и недостатки, однако многомерность данной типологии сделала ее универсально используемой во многих лингвистических исследованиях.

Особое значение в изучении социолингвистического аспекта социального статуса человека имеет предложенный В.И. Карасиком комплекс характеристик статусно-оценочного поведения (Карасик 2002б: 86 – 87).

Однако в контексте анализа процесса унификации и отказа от формализма необходимо учитывать, прежде всего, основные сферы проявления вежливого/невеж-ливого поведения и социально статусную дистанцию между участниками коммуникации. Примером простого, но весьма удачного выделения этих сфер является классификация, предложенная В. Райбле:

• 1)    неожиданное вторжение в личную сферу другого человека, в особенности – не близкого и не знакомого;

• 2)    беседы о личной сфере партнера по коммуникации;

• 3)    разговор о не участвующем, но присутствующем третьем лице;

• 4)    отклонение желания, мнения, требования партнера по коммуникации;

• 5)    побуждение к какому-либо действию (или к воздержанию от действия) (Raible 1987).

Дистанция, или степень близости между участниками коммуникации в социокультурном окружении, может быть измерена, по мысли К. Фордервюльбеке, по тому, что они считают возможным требовать друг от друга. Чем больше перечень, тем меньше дистанция. Степень или предел потенциальных требований определяет вербальное оформление вежливости, интерпретацию соответствующих языковых форм. Учитывая несомненную важность выражения требования в вежливом/невеж- ливом варианте, мы учли возможность его интерпретации при подготовке анкеты для сбора языкового материала.

Анкета, предложенная 14 немецкоязычным информантам (жителям ФРГ), включает 29 коммуникативных ситуаций, взятых из повседневной жизни, с потенциальным либо актуальным конфликтом интересов участников. Опрашиваемые должны были проявить свое как вежливое, так и невежливое вербальное поведение. В некоторых ситуациях контекст уточнялся указанием на социальную/персо-нальную дистанцию: в качестве адресата формируемого высказывания выступает сосед/друг/член семьи/подчиненный/вы-шестоящий/коллега. Соотношение служащих, студентов и рабочих – 10:3:1. Соотношение женщин и мужчин – 8:6. Возраст: от 17 до 50 лет.

Выразить требование было предложено в ситуациях с таким контекстом: 1) адресант хочет обменять в магазине товар низкого качества; 2) адресант настаивает на том, чтобы комендант общежития, наконец, принял меры, связанные с ремонтом комнаты или оборудования в его комнате.

Вежливое требование

В данных ситуациях говорящий убежден в своей правоте, поэтому он может сослаться в своем требовании на конкретное постановление или положение. На основе этой правоты адресант демонстрирует свой статус и выдвигает «я»-перспек-тиву в самых различных формах: – Koennten Sie jetzt bitte mein Zimmer ansehen? – Koennte ich dann in diesem Fall mein Geld zurueckbekommen? Наиболее частотное вежливое требование в форме вопросительного предложения с модальным глаголом в конъюнктиве: – Waere es moeglich, dies zurueckzugeben? – Diese Ware ist verdorben. Wuerden Sie imtauschen?

Косвенная формулировка оказывается предпочтительной в вежливом варианте как конвенциональная, позволяющая реализовать тактичность к адресату и смягчить давление, хотя адресант сознает справедливость выдвигаемого им требования. Четкое осознание правоты не препятствует широкому использованию адресантами модальных глаголов в различных формах условного наклонения. Следует отметить, что многие германисты отмечают факт их доминирования в устной коммуникации на немецком языке: глаголы в изъявительном наклонении однозначно используются только для констатации события. А как же «немецкое прямодушие»? Как сочетаются в этом этика искренности и правила вежливости?

– Ich habe diesen Pullover bei Ihnen gekauft und ich moechte ihn gern umtauschen, da er ein Fehler hat. – Ich moechte bitte dieses Geraet umtauschen, es funkzioniert nicht. Мы видим, как в приведенных высказываниях индикативные формы использованы для экспликации сообщения, а требование «заворачивается в вежливую упаковку» конъюнктива.

Следует отметить особую функцию bitte . Это слово вовсе не сглаживает, а только маркирует повеление к действию. Формулировки с bitte усиливают коммуникативную интенцию – трудно отказаться выполнять требование, осуществляемое по всем канонам конвенциональности.

Невежливое требование

35% опрошенных отказались дать вариант невежливого требования, указав на то, что оно будет проигнорировано, т.е. респонденты стремились уклониться от возможной коммуникативной неудачи. В полученных вариантах в 90% требований присутствуют императивные структуры как часть всей формулировки: – Sehen Sie, so ein Pfusch! Bitte tauschen Sie es um! – Bringen Sie das endlich in Ordnung!

В некоторых предложенных вариантах требований индикатив приобретает характер повелительной формы для выражения намерения адресанта и ожидаемого действия адресата: – Also lange warte ich nicht mehr, entweder Sie kommen heute oder Sie bekommen die Rechnung. – Entweder Sie erledigen das oder ich kuerz' die Miete.

Более чем в 50% полученных формулировок негативная «программа» высказывания реализует «прямодушие»: – Was ist denn fuer'n Schrott? – So’n Mist. – Sie haben wohl’ ne Macke. Ich will mein Geld wieder. – Das Ding ist total scheisse, also im Arsch.

Использование разговорной и фамильярной лексики резко усиливает негативность невежливых требований, такие варианты даны студентами, которые отличаются резкой прямолинейностью и категоричностью. Конъюнктив глаголов используется для оформления упрека, усиливающего высказывание: – Das haetten Sie auch wieder sagen koennen! – Da haetten Sie mal wieder drauf hinweisen koennen. Также в ранге невежливых даны формулировки с модальным глаголом wollen – они выражают суть требования непосредственно и однозначно (их содержат около 30 % предложенных вариантов): – Ich will das zurueckgeben. – Ich will mein Geld zurueck. – Ich will das sofort umtauschen. Почти не присутствуют косвенные высказывания: адресант стремится к честности и ясности. Хотя дефиниция прямолинейности выходит, с точки зрения П. Браун и С. Левинсона, за пределы грамматико-синтаксических построений, она дает весьма важную качественную характеристику в оппозиции вежливого/невежливого требования, потому что здесь речь идет о сохранении баланса между прагматической ясностью и уклонением от открытого давления.

Отметим, что формулировки требований соответствовали их статусной, возрастной, половой принадлежности информантов. Несомненно, большую роль в этой однозначности сыграли стандартность ситуаций и обязательность выполнения соответствующих ролевых шагов, хотя тенденции унифицированного коммуникативного поведения прослеживаются вполне отчетливо. Изменим ракурс и обратимся к формулировкам просьбы в семье и на рабочем месте. На службе нужно попросить одолжить вам денег; оказать помощь в работе на компьютере; пропустить вас вперед в очереди в копировальный центр. В семейном (близком) кругу просьба состоит в том, чтобы одолжить вам денег; оказать вам помощь в работе на компьютере; попросить пятилетнего ребенка убрать игрушки, разбросанные по комнате.

Ситуация с заемом денег выглядит так: 20% опрошенных указали на то, что они не стали бы занимать деньги у своих коллег, а 10% – у родственников, друзей; 60% информантов, давших вариант просьбы одолжить деньги, предоставили одинаковые формулировки для использования и на рабочем месте, и в кругу близких. Это в 90% случаев – вопрос с глаголом koennen в конъюнктиве, модальными частицами mal, doch, eventuell, vielleicht и пр., мейотизмами fuer kurze Zeit, etwas Geld, ein bisschen Kleingeld и подобными: – Koenntet ihr mir bitte fuer kurze Zeit etwas Geld leihen?

В достаточно большом количестве вариантов (45%) имеет место обоснование, объяснение причины: – Ich hab' ein Problem. – Ich brauche dringend etwas Geld und mein Konto ist gerade leer. Таким образом, при всей щекотливости и нетипич-ности для немецкого менталитета данная просьба отличается определенной стандартностью, что можно отметить и применительно к ситуации с компьютером. Просьба, обращенная к незнакомому человеку, отличается только использованием местоимения Sie.

Весьма похожи формулировки сделать копии вне очереди. Как правило, используются обоснование и приведенный выше набор языковых средств – koennen в конъюнктиве, частицы, мейотизмы и опять же дифференцированное использование du и Sie, в данном случае – с учетом возраста адресанта и адресата. (Отметим, что после волнений 1967 – 1968 гг. в университетах ФРГ используется исключительно du в студенческой среде. Если учесть, что учатся немецкие студенты достаточно долго, в среднем до 28 лет, то можно предположить, что причина современного широкого распространения du в самых разных коллективах заключается и в этом привычном отказе от формальностей).

Некоторые особенности имеют варианты в семейном (близком) кругу. Нами был объединен круг родственников и друзей, т. к. 64% информантов указали на отсутствие различий при выражении просьбы в адрес этих двух категорий. Незначительные отличия формулировок обусловлены возрастом коммуникантов.

На первом месте в ситуации с игрушками – формулировки с использованием повелительного наклонения глагола (32%): – Raeum das Spielzeug bitte auf. Просьба обращена к дошкольнику, и императив мог бы быть более употребительным, но, вероятно, процесс унификации поведения проявляется даже в такой статусно дифференцированной ситуации: в 20% вариантов используется koennen в индикативе, а 18% – в конъюнктиве. Интересно отметить, что только в семейном кругу просьбы формулируются в виде намека: – Es ist Zeit aufzuraeumen. – Das Spielen hat dir bestimmt mehr Spass gemacht, aber jetzt muss auch wieder aufgeraeumt werden. Дополнительная стратегия – обоснование, оправдание, объяснение – служит для того, чтобы подчеркнуть объективную необходимость кооперации со стороны адресата или чтобы создать мотивацию к реализации просьбы: – Dein Spielzeng raeumst du weg, sonst tritt man noch darauf und es geht kaputt. В 6% предложенных форм мы встречаем wir как проявление такта: – So, jetzt muessen wir aber aufraeumen. Таким образом, вежливые просьбы не позволяют говорить о принципиальном различии формулировок в близком и рабочем окружении.

Невежливые просьбы

Почти равное число информантов отказалось предложить невежливый вариант просьбы на рабочем месте (25,5%) и в близком кругу (20%). Столь дружный протест, безусловно, свидетельствует о стандарте в коммуникативном поведении – стандарте вежливой формы. Предложенные варианты – это в подавляющем большинстве (40%) «чистый» императив без употребления bitte . Отметим, что использование этого слова в ситуации с компьютером – единственное отличие вежливой и невежливой формулировок и в рабочем, и в семейном окружении. На рабочем месте на 2-м месте по частоте – вопросы или утверждения с глаголом koennen, на 3-м – с другими модальными глаголами: – Wann kann ich denn kopieren? – Ihr muesst mir mal Geld borgen. – Ich muss von Ihnen ein paar Kopien machen.

Безусловно, довольно часто (15%) используются формы с глаголом brauchen : – Ich braeuchte mal finanzielle Unterstuetzung. – Nix da – brauch die Kohle. Следует отметить, что невежливая просьба на рабочем месте в большом количестве предложенных формулировок содержит нетактичный комментарий, выраженный зачастую разговорной и грубой лексикой: – Sie haben mehr Zeit als ich. Ich muss jetzt mal kopieren. – Lass mich mal vor, bei mir geht’s schneller. Иногда комментарий сам по себе служит для экспликации просьбы: – Diese Mistkiste geht nicht. – Ihr Computer ist ein Scheissding. Der geht nicht. Разговорная и грубая лексика играют первостепенную роль в оформлении невежливого варианта в близком кругу, иногда (15%) замена нейтрального слова на фамильярное выражение трансформирует вежливую просьбу в невежливую: – Schieb mal bisschen Knete rueber. – Raeum den Mist bitte auf! В данном случае стандартная дополнительная стратегия – использование грубой лексики и на службе, и дома.

Таким образом, мы наблюдаем высокий процент совпадения формулировок, маркирующих вежливость/невежливость коммуникативного поведения на рабочем месте и в близком кругу. То, что в последнее время резко изменились границы дозволенного в коммуникации, представляет собой естественный процесс. Человек как самодостаточная ценность сохраняет формализм в общении ровно в том объеме и той форме, которые ему необходимы для самореализации. Процесс цивилизации состоит в изменении соотношения внешних, общественных принуждений (Zwaenge, по Н. Элиасу) и индивидуальных самопринуждений. В августе 1778 г. Л. Моцарт подписывает свое письмо с просьбой, адресованное архиепископу: «Gnaden gemuetigst und ersterbe in tiefster Unterwerfung Euer…unterthaenigster und gehorsamster Leopold Mozart» (Mozart 1962: 462). Это один полюс. Другой – совершенно неприличные с современных позиций письма отца и сына Моцартов друг к другу, которые долго не публиковали, чтобы не повредить «светлому образу гения». Такова была дистанция между формальным и неформальным в коммуникации, и то, что нам кажется недопустимым, просто считалось нормой, каноном поведения. Поэтому современный процесс сближения формального и неформального – это победа самопринуждений над общественными принуждениями, и человек, следуя естественности в выражении своих коммуникативных намерений, вовсе не «экономит» на том, что не тратит себя на смену «масок». Человек коммуницирующий – это фокус актуального развития социума, и унификация в вербальном поведении обеспечивает, по всей видимости, всеобщее признание его «самости» в коммуникативных нормах.