Уральская консервативная периферия накануне и в годы Первой мировой войны (1914-1917 гг.)

Современный этап изучения истории России начала XX в. включает в себя сложные явления войны и революции, что предполагает исследование не только факторов экономического, социального, но и политического характера, определявшего мотивы поведения людей в сложной, чрезвычайной ситуации. Особое значение в этой связи приобретает исследование проблемы в условиях Первой мировой войны [13]. Несмотря на рост публикаций, в числе наиболее сложных и дискуссионных остается вопрос о влиянии Первой мировой войны на развитие общественно-политического процесса [20, с. 17]. Дальнейшее исследование данного вопроса актуализируют региональный подход. В числе наиболее значимых регионов выступает Урал — крупный административно-территориальный район страны, который традиционно был представлен четырьмя губерниями (Вятской, Оренбургской, Пермской и Уфимской), составлявшими шестую часть площади страны и около 10% ее населения [14].

В рамках данной статьи предпринята попытка осветить наименее изученный аспект политической истории региона, связанный с эволюцией консервативной периферии в условиях военного времени. Табуирование темы в советской историографии привело к тому, что ее изучение началось только в 80-е годы XX в. В работах уральских авторов данная проблема рассматривалась преимущественно в рамках истории многопартийности [11; 12; 19].

Для написания статьи привлечены материалы федеральных и региональных архивов, местной периодики, а также опубликованные документы и научная литература. Изучение указанных источников позволяет говорить о существенном воздействии фактора Первой мировой войны на состояние организационных структур и практику деятельности уральских комитетов консервативномонархических партий. Накануне войны уральские отделы названных партий достигли наибольших успехов в своем становлении и развитии. В 1913 г., по нашим подсчетам, монархисты Урала и их сторонники насчитывали 52 комитета численностью около 4,9—5,9 тыс. человек, что было сопоставимо с леворадикальными партиями. Проведенное исследование свидетельствует, что наибольшее развитие консервативное движение получило в Пермской, Вятской и Уфимской губерниях. Это связано в известной мере с тем, что они превосходили Оренбургскую и Уфимскую по численности населения соответственно в 1,9 и 1,4 раза. Здесь проживало две трети жителей всего края. Количество городов и городского населения в них было вдвое выше, чем в Оренбургской и Уфимской губерниях. Плотность населения Уфимской губернии заметно превышала среднюю по империи. Особенностью Урала было наличие множества заводских поселков, где проживало горнозаводское население края. Подавляющее большинство их располагалась в Пермской, Уфимской и Вятской губерниях (всего 87%) [7, с. 102, 104, 355, 358]. Политическая жизнь в крупных населенных пунктах получила наибольшее развитие. Губернские отделы СРН и других родственных им организаций имелись во всех губернских городах, в ряде уездных, а так же некоторых заводских поселках и в сельской местности. Однако разрозненность их рядов, отсутствие организационного и идейного единства ограничивали возможности идеологического воздействия на массы. Процесс дробления общероссийских правых партий, сопровождавшийся многочисленными скандалами и ожесточенной полемикой, получившей широкое отражение в прессе, болезненно отразился на местах. Уральская периферия представляла собой конгломерат четырех основных партий: Союза русского народа (СРН, 58%), Националистического общества (22%), Русской народно-монархической партии (15%) и РНС им. М. Архангела (5%) [18, с. 33—34].

Начавшаяся война поставила перед ними сложные задачи идеологического и организационного характера, соответствующие объективным потребностям страны. Многие уходили на войну или отходили от политической деятельности, всецело переключаясь на оказание посильной помощи нуждам армии и тыла. Всеобщий национальный подъем, возникший в начальный период войны, вызвал к жизни создание внепартийных организаций патриотического характера, в которых объединялись усилия во имя достижения победы сторонников различных политических взглядов. Функционирование экономических предприятий на партийной основе, таких как общества потребителей членов СРН, касс взаимопомощи и других, менее соответствовало новой ситуации, актуализировавшей сверхценностные установки справедливости и единения. Менялся и сам характер их деятельности: значительная часть средств все более расходовалась не на организационные и пропагандистские цели, а на нужды благотворительности и фронта [4. л. 101 об.]. Недостаточность средств и кадров привели к тому, что на Урале к этому времени закрылись и те немногочисленные печатные органы, через которые они могли проводить свою пропаганду. Только в Пермской губернии выходила газета «Голос долга» до декабря 1916 г.

Сокращение числа местных комитетов консервативных партий и численности их рядов явилось в определенной мере следствием нарастания продовольственной проблемы в связи с затягиванием сроков войны, перемещением на Урал значительного числа военнопленных, беженцев и запасных. Статистические данные свидетельствуют о том, что реальная зарплата уральских рабочих упала к февралю 1917 г. на 50%, что было на 15—20% больше, чем у петроградских и московских рабочих [2, л. 22; 7, с. 213]. В этой связи в регионе со второй половины 1915 г. наблюдалось оживление рабочего движения на экономической почве. «Законопослушность» правых шла вразрез с растущим недовольством населения действиями не только центральной, но и местных властей. Население губерний Урала ожидало от правительства восстановления налаженных веками гражданских экономических отношений, урегулирование цен на предметы первой необходимости, поддержания порядка. Однако частые смены правительства, неизбежно влекшие за собой и постоянную смену программ, предуказаний и распоряжений, дезорганизовывали власть на местах. Зачастую она не знала, что делать, теряла личную инициативу или в большинстве случаев бездействовала [3, л. 27 об.]. В условиях войны симпатии уральского общества смещались в сторону радикальных требований демократических партий, что нашло отражение в росте численности их рядов. Численность консерваторов, напротив, сокращалась. В 1915 — феврале 1917 гг. зафиксировано проявление деятельности только 11 отделов, объединявших около 1,5 тыс. сторонников [9, с. 222].

Консервативные комитеты, фактически, лишились поддержки губернской власти, реально опасавшейся усиления накала политических страстей в регионе. С другой стороны — они уже сомневались в консервативно-монархических союзах как опоры для решения вопросов хозяйственно-экономического и социально-политического характера ввиду их сла- бости и распыленности, упавшей популярности в обществе [16, Л. 186—188, 223—223 об.].

Предпринятые руководством центральных организаций ряд мер по оживлению правого движения в 1915 г. (совещания монархистов в Саратове (27—29 августа), Петрограде (21—23 ноября) и Нижнем Новгороде (26—29 ноября; уральские отделы на них представляли пермские монархисты) были явно запоздавшими. Выполнить принятые на них решения в полном объеме не удалось.

Февральская революция 1917 г. существенным образом изменила политическую ситуацию. С падением монархии, запретом деятельности правых организаций со стороны Временного правительства монархисты вынуждены были распустить свои организации. В крае начались массовые аресты бывших участников правого движения [5, л. 1]. Лишь в ряде случаев местные организации перешли на подпольное положение. В Осинском уезде Пермской губернии комитеты СРН и РНС им. М. Архангела действовали до лета 1918 г., активно ведя пропаганду против установления власти большевиков. В Вятской губернии ВЧК выявила подпольную деятельность монархистов под религиозными лозунгами [15, л. 61].

Гражданская война привела к новой волне арестов бывших «черносотенцев» со стороны Советов. Так, летом 1918 г. в Уфе были арестованы и впоследствии убиты в числе 200 человек — лидеры правых губернских комитетов: фельдшер Шабрин, портной Пантелеев, подрядчик Бусов с сыном и многие другие [6, л. 128]. В Мотовилихинском пушечном заводе, где была одна из самых устойчивых организаций СРН Пермской губернии, в декабре 1918 г. было расстреляно 100 человек рабочих, в том числе бывших союзников за протест против политики большевиков [6, л. 137]. Аресты и казни приверженцев правого движения, в том числе членов правой фракции Государственной думы, продолжались и в 1920—30-е годы [10, с. 120].

Таким образом, годы Первой мировой войны оказали существенное влияние на состояние уральской консервативной периферии как составной части правого движения в целом. Уральский материал подтверждает, что недостаточная разработанность российской консервативной политической философии, бедность ее концептуальных построений, внутренняя противоречивость, делали ее более слабой, менее привлекательной по сравнению с либеральной и социалистической [1; 19]. Организационная разрозненность рядов еще более ослабляла их политическое влияние.

Деятельность местных комитетов правомонархических партий, при всем несогласии с происходившими в стране изменениями, была направлена на сохранение существующего порядка, по крайней мере, до окончания войны [10]. Однако в условиях ее затяжного характера, в стране и регионе возник социально-психологический кризис доверия масс по отношению к правительству, правящей династии и имущим «верхам», действия которых не соответствовали их представлениям о надлежащих моделях поведения в условиях войны. Консервативным комитетам Урала, как и правого движения в целом,

Исторические науки

в силу ряда причин, не удалось предложить массам действенной программы по выходу из этого кризиса. Оказавшись, фактически, в политической изоляции, они не сумели оказать поддержки режиму в критической ситуации 1917 года. С падением монархии и окончанием гражданской войны и иностранной интервенции, упрочением власти Советов на Урале консервативные организации Урала прекратили свое существование.