Византийская стратегия военных действий в Малой Азии в период правления первых палеологов

DOI:

Цитирование. Золотовский В. А. Византийская стратегия военных действий в Малой Азии в период правления первых Палеологов // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2021. – Т. 26, № 6. – С. 181–193. – DOI:

Введение. После отвоевания Константинополя и начала восстановления империи возникла необходимость усиления обороноспособности Византии и, как следствие, распределения людских и военных ресурсов Византии в нескольких направлениях.

Основное внимание было объективно уделено западному направлению. Войны балканского и пелопоннесского театров были направлены на нейтрализацию угрозы безопасности столицы. Интенсивность и масштабность военных кампаний были определены особой стратегической концепцией империи, направленной на расширение западных пределов Византии. Такой подход был обеспечен военностратегическими решениями в Малой Азии.

Военные организационно-институциональные мероприятия, а также, собственно, военная политика первых Палеологов на восточном направлении, учеными, посвятившими свои исследования системному обобщению политического и военно-политического опыта империи, оцениваются как поверхностные, ошибочные и вторичные в сравнении с западной политикой [1, c. 285, 295, 299; 34, p. 223; 33, p. 25, 27; 36, p. 452, 478–479, 491]. Такая негативная оценка основана на ставшем «общим местом» отрицательном восприятии западных устремлений Михаила VIII. Так, Георгий Пахимер, в ряде пассажей акцентировал внимание на том, что потери владений на востоке империи связаны расширением территории государства на западе [25, vol. I, p. 31710–14, vol. II, p. 40319–20]. Высказанная мысль современника, видевшего в начале XIV в. из окон Константинополя убитых турками людей на другом берегу пролива [25, vol. IV, p. 45317–24], массу мигрировавших из Малой Азии ромеев, заполонивших столицу [25, vol. IV. p. 3692–11], приобретает несколько искаженный смысл относительно периода правления Михаила VIII.

После возвращения столицы и начала восстановления империи Михаил Палеолог столкнулся с необходимостью усиления обороноспособности государства. Самое очевидное средство решения проблемы – укрепление имперской армии – требовало много времени и средств. В этих условиях возросшая в связи с агрессивными действиям латинян угроза без- опасности западных рубежей предопределила необходимость концентрации вооруженных сил на европейском направлении. При этом и восточные владения империи не остались без системы сил и средств обеспечения стратегической безопасности.

Цель статьи – определить специфику содержания стратегии военных действий византийской армии в Малой Азии. В достижении цели определяющее значение имеет качественная военно-политическая характеристика основных военных экспедиций к восточным рубежам. В этой связи в исследовании последовательно будут раскрыты следующие вопросы: выделение места восточных военных кампаний в комплексе военно-стратегических мероприятий в общеимперском масштабе; характеристика особенностей применения вооруженных сил, а также задач, решаемых в ходе военных экспедиций в Малую Азию; выделение особенностей военно-технических мероприятий, обеспечивающих безопасность восточных границ Византии.

Методы. Методологическим началом исследования является критическое применение формационного и цивилизационного подходов. Использование системного подхода в совокупности исследовательского инструментария, используемого при анализе практики применения византийских войск на восточном направлении, позволяет определить стратегические задачи военных экспедиций в Малой Азии, выявить логику ведения боевых действий на восточном театре, а также определить функциональное назначение военнотехнических мероприятий. Отметим, что обобщение этих вопросов в контексте использования системного анализа позволяет понять стратегическую концепцию первых Палеологов, определяющую их военную политику.

Анализ. Положение на востоке Византии определялось состоянием отношений с турками. В этой сфере военная политика периода правления Михаила Палеолога базировалась на союзнических договорах никейского периода [9, с. 91–94]. В этой связи надо отметить, что, П. И. Жаворонков связывает активную политику на западном направлении с установлением многолетней стабильности на восточных рубежах после заключения договора между Иконийским султанатом и Никеей в

1216 г. [3, с. 60]. Продолжавшиеся после этого боестолкновения между гази и акритами не влияли на отношения между государствами [3, с. 60, примеч. 99] 1. Кроме того, по мнению Х. Иналджика и Д.А. Коробейникова, гибкая имперская дипломатия, реализуемая на фоне многолетней вражды за власть в султанате, позволяла формировать военные союзы, использовать против турок сельджукских наемников, а также сохранить малоазийские имперские владения вплоть до 1320 гг. [6, с. 457, при-меч. 162; 28, p. 78].

Состояние дел на восточных рубежах Византии осложнилась после захвата Ирана Хулагу и начавшейся экспансии во владения Сельджукского султаната. Произошедшее позднее подчинение сельджуков монгольскому Ирану 2 привело к разрушению властных отношений в султанате. В результате начались катастрофические для всего региона процессы: султанат фактически распался на эмирства – малые политические образования [2, c. 37–38; 20, p. 11–16], вышедшие из-под контроля султана боевые отряды эмиров регулярно предпринимали грабительские рейды в соседние земли [16, с. 4–6]; началась турецкая миграция на Запад [15, c. 148]. Кроме того, военная экспансия Хулагу вынудила Изз альДина Кайкавуса II бежать в Константинополь [25, vol. I, p. 235 5-10; 15, c. 149].

Михаил VIII оставил султана в империи [25, vol. I. p. 18320–25, 1854–21;11, с. 18]. Однако при этом, учитывая иранский фактор и ущерб от бандитских вылазок турок сельджуков василевс заключил союз с Хулагу [25, vol. I, p. 2353–5, 23510–18]. После его смерти союзнические отношения между Византией и Ираном были скреплены браком Марии, дочери Михаила Палеолога, и хана Абаги, вошедшего на престол в 1265 г. [13, т. III, c. 65; 25, vol. I, p. 23518–21].

После фактического установления Ху-лагуидского контроля над сельджукским султанатом определенную угрозу империи представляли отряды неподвластных Руму эмиров (Ментеше, Айдина, Карамана и Гермияна) [26, p. 157]. Их действия носили характер бандитских грабительских вылазок, не угрожавших целостности византийских территорий. Следует согласиться с мнением К. П. Хопвуд о том, что установление союза с султанатом не гарантировало мир с турками [26, p. 156]. Именно в этой связи принципы оборонительной военно-стратегической концепции Византии на Востоке обладали своей спецификой.

Обеспечивая безопасность Малой Азии, Михаил VIII перевел воинов пограничников – акритов на более профессиональную основу. Изменения коснулись не только базы материального обеспечения акритов. Для расширения тактических характеристик византийской армии, противостоявшей многочисленным латинским противникам, акриты были включены в состав имперской армии. Это позволило усиливать полевую армию на время западных кампаний за счет мобилизованных отрядов пограничников.

Модернизация военно-тактических функций акритов определялась объективными условиями боя с латинянами. По сообщению Георгия Пахимера, эффективность боеспособности повышалась при использовании латинских контингентов против восточных и восточных воинских формирований против латинян [25, vol. I, p. 2731–5]. По завершению крупномасштабных западных кампаний малоазийские корпуса возвращались на территорию формирования. Отряды фракийцев и македонцев распределялись по гарнизонам или распускались по домам [25, vol. I, p. 12121–22, 1519–14, 2853–4, 29513–15, vol. III. p. 8320–28] 3.

После возращения восточные формирования восстанавливали порядок на временно оставшихся без контроля византийских владениях. Как сообщает Пахимер [25, vol. I, p. 28519–21], Иоанн Палеолог организовал экспедицию малоазийского корпуса своей армии в восточные земли империи в 1263 г. [23, p. 92], после успешного завершения военной кампании против Михаила II [24, p. 149, 154].

Военные походы ромеев к восточным рубежам государства стратегически были связаны активизацией конфликта между Египтом и Румским султанатом. В частности, участившиеся грабительские набеги турецких отрядов были отражением вынужденной под воздействием экспансии мамлюкской армии миграции турецкого населения Рума в более безопасные земли на восточных рубежах Вифинии и Анатолии. Очевидно, что продвижение египетского войска ускорило процесс оттока турок султана в западном направлении – на территорию Византию. Именно их и должны были остановить в 1260-х гг. военные формирования Иоанна Палеолога.

В период с весны по осень 1264 г. армия Иоанна отбросила турецкие отряды, освободив от них земли долины Меандра, города Траллы и Магедон [25, vol. I, p. 28920–21, 2911–9]. Можно предположить, что войска Иоанна Палеолога предпринимали регулярные рейды против турецких банд, находясь в восточных владениях империи вплоть до следующего западного похода, организованного в 1267 г. [25, vol. I, p. 3178–17; 23, p. 92]. По окончании новой западной кампании Иоанн предпринял вторую восточную экспедицию, ставшую не менее успешной чем в 1263–64 гг. Как сообщает Георгий Пахимер турецкие банды покинули Византию только узнав о возвращении Иоанна Палеолога [25, vol. I, p. 31715–17].

Последующее вторжение турок в Малую Азию, завершившееся разрушением Тралл 4, разорением долины Меандра [25, vol. II, p. 59130–5931–4], было обусловлено стабилизацией внутриполитической ситуации в Руме, нашедшей выражением в усилении власти эмиров, имевших собственные внешнеполитические интересы 5.

Организованные после смерти Иоанна Палеолога восточные военные кампании основывались на ином принципе. Не имея возможности заменить умершего брата на столь же талантливого и чтимого солдатами полководца, император перешел от активной к пассивной обороне в стратегии обеспечения безопасности от разбойных вылазок турок. Ее основным средством должна была стать линейная фортификационная система, представленная крепостными стенами и засеками, рвами и валами.

Создание такой оборонительной системы в 1280 г. было возглавлено лично Михаилом Палеологом 6. Очевидно с целью поднятия морального духа населения имперская армия торжественным шествием армии во главе с василевсом появилась на территории бассейна р. Сангарий. Об особой миссии первого этапа восточной кампании Михаила VIII свидетельствует непродолжительность присутствия ва-силевса, который провел в этом районе осень 1280 г., после чего отправился на зимовку в Никею [25, vol. II, p. 62313–15].

Второй этап кампании начался весной следующего года [25, vol. II, p. 63313–17] 7. По сообщению Пахимера, императорским войском была проделана масштабная фортификационная работа: по приказу василевса в местах перехода через реку установили засеки [25, vol. II, p. 63523–33–6371–3]; постройкой оборонительных стен и их дополнительным усилением малыми крепостями был укреплен берег р. Сангарий [25, vol. II, p. 6374–6].

Аналогичные мероприятия одновременно с отцом проводили Андроник II и Константин Палеологи [25, vol. II, p. 5934–11]. Продвигаясь по р. Меандр экспедиционные силы молодого императора восстанавливали действующие оборонительные укрепления и создавали новые 8. С учетом масштабности предпринимаемых мероприятий, определенно требующих привлечения значительных людских сил и колоссальных материальных ресурсов, были завершены лишь в 1282 году 9.

Успешная реализация стратегических задач указанных оборонительных кампаний позволила на продолжительное время оставить малоазийские владения империи на самообеспечении. Однако усилившаяся со временем экспансия турок, вызванная прогрессировавшей раздробленностью в султанате 10, а также стабилизация положения Византии на Западе обратили внимание василевса к восточным рубежам империи. Здесь важно отметить, что, по мнению Х. Иналджика, военные действия турецких армий в «старой приграничной Сель-джукидской зоне» носили исключительно разбойный характер вплоть до 20-х гг. XIV века. Исследователь отмечает, что экспансионный стратегический характер в пределах территорий соседних эмиров и Византии действия армий Айядинов и Османов приобретают лишь в конце двадцатых и в тридцатые годы XIV в., [27, p. 228].

Первые самостоятельные мероприятия на востоке империи Андроника II (1289–93 гг.), по содержанию и задачам были отражением действий его отца. Однако предпринятые фортификационные усилия и стремление поднять воинский дух личным присутствием [29, p. 76–79] 11, не помогли императору остановить миграцию из восточных владений, а также не остановили продвижение турок 12. Ухудшение положения было обусловлено объективной по- терей функциональной пригодности большей части линейной фортификационной системы. Сообщения Георгия Пахимера об изменении во второй половине 90-х гг. XIII в., береговой линии рек [25, vol. IV, p. 3639–25, 3651–2; 7, c. 291], несущих в себе в качестве фортификационных укреплений засеки или же сплошные крепостные стены, перемежающиеся валами и рвами, позволяют предположить, что именно природные условия определили неэффективность элементов пассивной обороны, совокупность которых с 1280 г. составляла основу функционирования оборонительной стратегической концепции Византии на восточном фронте. По мнению Пахимера, полная беззащитность границ империи перед вторжением турецких отрядов, укрепивших собственную власть эмиров, была обусловлена окончательным уничтожением стихией оборонительных сооружений [25, vol. IV, p. 3652–8; 7, c. 291].

По возвращении с востока в Константинополь в 1293 г. [29, p. 76, note 82] василевс назначил Алексея Филанфропина управителем ( ^yc^wv ) Малой Азии и командующим армией [25, vol. III, p. 237^12–17] ¹³. Молодой полководец сполна оправдал надежды императора. Как сообщает Пахимер, отеческая щедрость и воинский талант пинкерна позволили ему не только одержать несколько блистательных побед над турками в долине р. Меандра в течение 1294–1295 гг. [25, vol. III, p. 239^8–10] ¹⁴, но и побудили отдельные турецкие отряды перейти к нему на службу [25, vol. III, p. 241^35–36, 243^1–2] (также см.: [31, vol. 1, p. 196^8–14; 12, c. 101–102]. Отметим, что помимо турок, ударная часть войска Алексея Филанфропина была укомплектована критской кавалерией [25, vol. III, р. 237 19 ; 29, р. 82-83; 18, р. 26; 38, о . 64].

Успех пинкерна был прерван так называемым «заговором» 15. По мнению Д. Найкола, после осуждения Филанфропина как предводителя заговорщиков, наемники, служившие ему, были переведены в статус землевладельцев и поселены в Малой Азии [32, p. 131]. Вместе с тем, часть боеспособного войска пинкерна, представленная отрядами турок, продолжала действовать в регионе, но выступая уже против империи [25, vol. III, p. 2533–22].

После роспуска восточной армии, земли малоазийских территорий остались под защитой пограничных формирований, потерявших боеспособность из-за разрушения системы материального обеспечения от разорения территорий бандитскими вылазками турецких отрядов. Осознавая необходимость сохранения за анатолийскими войсками роли основной оборонительной силы на восточном направлении, император направил на восток Иоанна Тарханиота. С целью усиления обороноспособности восточных границ [25, vol. III, p. 28522–26] посредством установления административного порядка, а также реорганизации податной системы и системы материального обеспечения, в сентябре 1298 г. 16 Тарханиот во главе немногочисленного войска прибыл в Малую Азию [25, vol. III, p. 28519–20] 17. В результате предпринятых мероприятий Тарханиот улучшил материальное положение пограничников и смог построить флот [25, vol. III, p. 28531–33].

Последующие значимые события на востоке империи произошли в рамках неудачного похода Михаила IX и принятого автократором на службу в 1301 г. аланского корпуса 18. Точную численность аланского отряда установить невозможно. Опираясь на данные источников, можно предположить, что воинов среди прибывших в Византию алан насчитывалось от восьми [25, vol. IV, p. 33727–29] до десяти тысяч [31, vol. 1, p. 20414–21]. Не менее неопределенным остается вопрос об их этнической и конфессиональной принадлежности.

Подчеркнем, что гипотеза М. Бартусиса о том, что большая часть алан была представлена крещеными турками, видится безосновательной [19, p. 76]. Вместе с тем заслуживает внимания неоднократно упомянутый в историографии тезис о том, что этот отряд воинов, обозначенный в источниках общим этнонимом – аланы, являлся одним из многочисленных отрядов, составлявших армию Ногая, находившегося после его смерти под командованием Джеки. После его убийства воины были вынуждены искать нового «покровителя», которым стал Андроник II.

Определенно можно сказать, что этнический состав «аланского корпуса» был крайне неоднородным. При этом следует указать, что фрагмент «Истории» Пахимера, в котором автор определенно сообщал о руссах, аланах, турках и проч. в составе армии Ногая [25, vol. II, p. 44515–18], явно свидетельствует о том, что историк имел четкое представление об этническом различии, и в случае полиэт-ничности прибывшего войска, не упустил бы возможности это отметить.

Аланское войско было разделена на два отряда 19: один – передан под командование этериарха Музалона и направлен в район Ни-комидии, против турецких войск Османа [25, vol. IV, p. 33926–29], второй – под управлением Михаила IX отправился в поход к югу от Магнезии против Ментеше [25, vol. IV, p. 33929–30].

Отряд Музалона, потерпев сокрушительное поражение в первом же столкновении у Бафии 27 июля 1302 г. [25, vol. IV, p. 358, note 40; 29, p. 90–91 note 14] 20, был вынужден отойти к Никомидии [25, vol. IV, p. 3594–7, 3658–32, 3671–19] 21. Основываясь на данных османской литературы, Х. Иналджик датировал это сражение, произошедшее у крепости Койан-Хисари [28, p. 93–94] летом (вероятно, 27 июля) 1301 г. [28, p. 97]. Объясняя действия армии Османа у Бафии, историк акцентировал внимание на экономическом и военном приоритете Никеи, находящейся на стратегически важном пути передвижения военных сил и торговых караванов по Малой Азии. Именно в этой связи по приказу Османа вблизи от Никеи была построена крепость, ставшая турецким опорным пунктом в рейдах к хорошо укрепленному городу [28, p. 83–84].

Провалом закончился и поход Михаила IX против эмира Ментеше. Находившись продолжительное время в расположении лагеря, после первых же грабительских вылазок турок Михаил Палеолог принял решение об отступлении и укрытии в Магнезии. Начавшееся отступление ромеев, после непродолжительной атаки противников, превратилось в бегство без вступления в бой [25, vol. IV, p. 34329–36, 3451–2]. Укрывшись в Магнезии, Михаил IX Палеолог [25, vol. IV, p. 3458–9] сохранил на службе аланский отряд, планируя направить его против турок. Однако, не получил довольствия за три месяца, аланы покинули расположение молодого василевса и переправились на Галлиполи [25, vol. IV, p. 34715–16, 3513–6]. Сам же Михаил IX с небольшим отрядом охраны бежал в укрепленный Пергам [25, vol. IV, p. 34716–22, 3497–10] 22.

Понесенные империей поражения от войск Ментеше и Османа означали окончательное разрушение действовавшей ранее системы обороны и открыли противниками Византии во все малоазийские владения. Как следствие, уже в 1304 г. армии Саса-бея и Айдиноглу захватили Эфес [30, p. 20–25; 37, S. 39–41], а к 1305 г. турецкие формирования захватили западное малоазийское побережье, за исключением Фокеи и Адрамития [30, p. 24, 50].

Ситуация на восточных рубежах Византии была временно стабилизирована наемным каталонским войском 23. Весной 1304 г. наемники Рожера де Флора сокрушили войска Айдыноглу (отряды (габеллы) «Сеза и Тию») у Филадельфии [21, ch. CCV, p. 423; 25, vol. IV, p. 46915–30, 4711–6]. После освобождения пригорода отряды каталонцев выдвинулись на юг и отвоевали у турок Тиру [21, ch. CCVI, p. 424], Анию [21, ch. CCVI, p. 424] 24 и Эфес [21, ch. CCVII, p. 425–426; 25, vol. IV, p. 47923–24] 25. По сообщению Рамона Мунтанера, кампания прошла по территории Малой Азии вплоть до «железных врат» гор Тавра в Армении 26. После завершения успешного похода наемное войско де Флора развернулось к г. Магнезии 27, захваченному Атталиатом [25, vol. IV, p. 47113 27]. Атталиат, возглавил городское восстание, организованное жителями против каталонцев – грабителей и разбойников, обращавшихся с «населением как с рабами» [25, vol. IV, p. 47127–30]. По возвращении каталонцы подавили восстание, с частью участников жестоко расправившись, а другую наказав материальными взысканиями [25, vol. IV, p. 52720–25] 28.

Итак, несмотря на последствия для местного населения, пятимесячная «восточная кампания» наемников закончилась не только возвращением империи земель в пределах зоны Меандр – Сангарий, но и вынудила турецкие отряды отступить глубоко на территорию Малой Азии.

Отметим, что не все исследователи военной истории поздней Византии положительно оценивают действия каталонцев. В частности, М. Бартусис подчеркнул, что немногочисленность каталонского контингента предопределила действия наемников в отношении отвоеванных городов. По мнению исследователя, после освобождения городов каталонцы их покидали, не оставляя и не усилия в них гарнизонов. Как следствие оставшиеся незащищенными после отбытия наемников территории вскоре вновь были захвачены турками. Таким образом историк обосновывал смой тезис о нерезультативности действий каталонцев для Византии [19, p. 79].

Точка зрения, высказанная М. Бартуси-сом, представляется ошибочной. Вполне очевидно, что опытная армия профессиональных воинов знала обо всех формах и средствах укрепления обороноспособности и сохранения захваченных территорий. Об этом, в частности, свидетельствует факты удержания крепостей, в том числе многочисленными гарнизонами, в течение длительного времени.

Кроме того, по данным Георгия Пахимера каталонские гарнизоны были сформированы в отвоеванных наемниками в Анатолии и Ви-финии крепостях. В частности, в сообщении о предательстве каталонцев в Кудукее, историк упоминает о том, что «кесарь (Рожер де Флор – В.З.) оставил здесь для охраны незначительное количество воинов» [25, vol. IV, p. 63518–20]. Детали повествования о последовавших событиях определенно указывают на то, что гарнизон крепости был усилен сто двадцатью альмугаварами [25, vol. IV, p. 63523–24].

По вопросу о потерях территорий после передислокации наемных отрядов необходимо обратить внимание на выражения Рамона Мунтанера, указавшего, что к концу 1304 г. Рожер де Флор фактически был владельцем всей Анатолии, захваченной его армией [21, ch. CCIX. p. 427]. Аналогичное сообщение мы встречаем и у Пахимера, отметившего что Рожер оставлял стражу в восточных владениях поскольку считал «землю своей, по воле васи-левса» [25, vol. IV, p. 63519–21].

В завершении следует заметить, что экспансия турок в восточных землях Византии по ряду внутриполитических причин прекратилась 29 вплоть до периода фактического правления Андроника III [27, p. 228], установленного еще в разгар гражданской войны 30.

Результаты. Подводя итоги исследования, необходимо остановиться на следующих положениях. Постоянный характер боестол-кновений с отрядами турок был обусловлен начавшейся в Румском султанате политической раздробленностью.

Независимо от политики султана малые турецкие отряды, выступавшие ударной силой эмирств, совершали регулярные разорительные набеги на приграничные земли империи. Наносимый ими ущерб хозяйству и экономики византийских территорий существенно ослаблял боеспособность восточных формирований провинциальной армии. В таких условиях единственным средством сдерживания угрозы безопасности в период правления Михаила VIII стала оборонительная система, представленная фортификационными линиями и сетью гарнизонов. В особых случаях обороноспособность системы усиливалась организацией крупномасштабных военных экспедиций, направленных на выдворение противника за рубеж государства.

Существенное изменение внешнеполитической ситуации на восточном направлении произошло в результате обретения турецкими эмиратами большей самостоятельности. Стремление к установлению контроля над Малоазийским полуостровом подкрепленное формирование многочисленных армий позволило некоторым эмирам начать территориальную экспансию. В результате уже в конце XIII – начале XIV в. Византия потеряла часть восточных земель.

Изменение стратегической ситуации, безусловно, делало необходимым пересмотр структуры и содержания имперской оборонительной системы. Однако византийская фортификационная линия так и не была восстановлена после ущерба, нанесенного ей природной стихией. Таким образом, только система укрепленных поселений и крепостей позволяла обеспечивать контроль над путями передвижения по владениям империи на полуострове. Усиление ее боеспособности при масштабной военной угрозе обеспечивалось организацией крупных военных походов полевой армии Византии. В соответствии со стратегией активной обороны в правление Андроника II к службе привлекались крупные воинские формирования наемников.