Византийский вектор в гуманитарной культуре России 1870‑х годов

Бесплатный доступ

В статье представлена панорама феноменов, проявивших византийский вектор в русском самосознании 1870‑х годов. Автор обращается к сфере культурфилософии, византологии, отечественной исторической науки, государственному заказу на «византийский стиль» в церковном зодчестве, ознаменовавшему православно- цивилизационную сущность России. Подчеркивается научно-мировоззренческий прорыв мирового уровня, осуществленный в фундаментальных концепциях Н. Я. Данилевского, К. Н. Леонтьева, В. И. Ламанского, в трудах собственно историков Византии и византийского искусства В. Г. Васильевского, Ф. И. Успенского, Н. П. Кондакова.

1870‑е годы, византийский вектор, русское самосознание, культурфилософия, мировоззренческий прорыв, византология, историческая наука, государственный заказ, «византийский стиль» в зодчестве

Короткий адрес: https://sciup.org/140309133

IDR: 140309133   |   DOI: 10.47132/2541-9587_2025_2_210

Текст научной статьи Византийский вектор в гуманитарной культуре России 1870‑х годов

Рассматривая историю русского самосознания, нельзя не обратить внимания на то, что особая плодотворность в его развитии связана именно с 1870-ми гг. Это время явилось рубежом, когда тема византийского влияния в русской истории и культуре обрела в научной среде не только популярность, но и качественно новое содержательное наполнение, способствующее преодолению весьма распространенного в широких общественных слоях негативизма в восприятии Византии, укорененного в западноевропейских идеях эпохи Просвещения.

Проследим хронологический ряд.

1869 r. — опубликовано сочинение В. С. Иконникова (1841-1923) «Опыт исследования культурного значения Византии в русской истории» (Киев, 1969). Это сочинение, которое автор защитил в Одессе как докторскую диссертацию, разумеется, не прошло незамеченным, вызвав отклики представителей русской исторической науки.

Нельзя не отметить интересный факт, а именно — отзыв на это сочинение В. О. Ключевского (1841–1911), поскольку в нём исследователь касается совсем не свойственной ему византийской темы. Отклик Ключевского был озаглавлен «Новые исследования по истории древнерусских монастырей»1, т.к. в труде В. С. Иконникова основное внимание было уделено именно истории монастырей, а сам он работал в это время над магистерской диссертацией «Жития святых как исторический источник», посвященной исследованию монастырской колонизации Русского Севера, с акцентом на хозяйственном освоении земель. Критика Ключевского весьма строга и основана на высокой планке требований к историческим трудам, принятой молодым ученым. Он отмечает, что данная работа — это «одна из книг, без которых, <читатель> легко может обойтись». Впоследствии Ключевский напишет, что сначала не мог и подумать, что имел «честь разбирать докторскую диссертацию и узнал об этом уже потом из газет, к удивлению»2.

В своих трудах Ключевский не развивал тему влияния византийской культуры на Древнюю Русь, будучи в позитивистские 1860-е гг. «терроризирован социологией и делая вид, что принимает её заказ» (Г. П. Федотов). Но вместе с тем в его дневниковых записях есть ряд достаточно развёрнутых рассуждений о византизме3.

Если Ключевский и не писал на богословские темы, то глубоко их чувствовал. Вспомним его знаменитую речь «Благодатный воспитатель русского народа» на торжественном заседании в Московской духовной академии 26 сентября 1892 г., в день 500-летней годовщины преставления прп. Сергия4.

Характерно высказывание Г. П. Федотова: «Умом, конечно, Ключевский считал Древнюю Русь глуповатой, но сердцем отдавал предпочтение ей перед культурой своего времени, как обществу “антиков” Духовной Академии перед либеральными салонами Москвы»5. С 1871 г. В. О. Ключевский на протяжении 35 лет читал курс по гражданской истории в Московской духовной академии, научная среда которой была ему близка и дорога.

В критическом разборе книги В. С. Иконникова В. О. Ключевский пишет, что византийская образованность — очень сложное явление. Восток, античный мир, христианство завещали ей доли своих разнообразных богатств. Однако Византия не сделалась самобытной, ибо в ней не было творческой силы, способной претворить в органическое единство заимствованные элементы. Что и было её основной чертой как усталой, перезрелой цивилизации, способной только к сохранению (компилированию и комментированию) плодов других культур. Однако историческое значение Византии В. О. Ключевский видел в том, что «бесплодная почва» сберегла «плоды прежних веков для посева на новых, свежих почвах», указывая, в частности, на известное значение Византии для Западной Европы в начале эпохи Возрождения. Историк ставит вопрос: «Что могли заимствовать начинавшие жить и развиваться Русские от старой, отжившей, но богатой культурными запасами Византии?», отмечая, что решение этого вопроса должно лечь во главу угла исследований о византийском влиянии на Руси. В своих дневниковых записях 1898 г., в разделе «Верование и мышление»6 историк пишет, что вместе с благами мы вынесли из византийского влияния один большой недостаток. «Мы стали бояться мысли, как греха, пытливого разума, как соблазнителя, раньше, чем умели мыслить, чем пробудилась у нас пытливость». Обращение к позиции В. О. Ключевского, противника в историческом познании «созерцательного ведения» и «богословских откровений»7, раскрывает перед нами сложную картину движения русского самосознания в его историческом постижении сути византийской культуры и её влияния на Русь.

Вернёмся к восприятию книги В. С. Иконникова. Позднее историк М. О. Ко-ялович (1828-1891), занимавший в СПбДА кафедру сравнительного богословия и русского раскола, а с 1869 г. — кафедру гражданской русской истории, в труде «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинения» (1884) напишет, что в труде В. С. Иконникова, необыкновенно трудолюбивого исследователя, как и в работах многочисленных писателей по преимуществу западноевропейского направления, обнаружилось стремление «изобразить изнанку русской жизни», особенно допетровского времени. Византия времени принятия Русью христианства представляется культурой застывшей, лишенной всякого творческого начала и, следовательно, влияние её на русскую жизнь истолковывается как дурное, «искажающее русскую первобытную природу». В. С. Иконников исходит из представления о древнерусской жизни как жизни, не знавшей подлинной образовательной силы, пришедшей в Россию только со времени Петра Великого, совершившего кардинальный поворот от Востока в Западу.

Более спокойный отзыв принадлежит К. Н. Бестужеву- Рюмину (1829–1897), который в 1872 г. писал: «…громадность предмета и новость предприятия были причиною, что сочинение остаётся попыткою, а не получает окончательного значения. Не слишком ли строго русская критика отнеслась к этому сочинению»8.

1869 г. — публикация в журнале «Заря» книги Н. Я. Данилевского «Россия и Европа». Н. Я. Данилевский (1822–1885), как известно, привез свою книгу из Крыма в Петербург во вполне законченном, готовом для публикации виде. Однако Н. Н. Страхов9, возглавлявший отдел журнала, посоветовал печатать труд первоначально в «Заре», чтобы получить больший читательский резонанс.

1870 г. — В. Г. Васильевский (1838–1899), получив в Санкт- Петербургском университете кафедру Средних веков, начал читать курс лекций по истории Византии, став первопроходцем в специальном изучении истории Византии, её влияния в русской истории, в исследовании связей между Византией и Западом, в рассмотрении места Византии между Востоком и Западом.

Подчеркнём, что к этому времени В. И. Ламанский (1833–1914) уже рассматривал византинистику как одно из главных направлений отечественной науки. Ученый, видя историко- философским взглядом огромное значение Византии в мировой культуре, писал: «Кажется, ясно, что без основательного знакомства с образованностью византийскою нам не понять вполне образованность романо- германского мира. После же Петра Великого, после же того тесного соприкосновения России с Европою Западною основательное и многостороннее изучение её истории стало одною из настоятельных потребностей наших (курсив наш. — Г. С. 10. «Изучение византийской истории никому так не важно и необходимо, как русским; то же самое можно сказать и об изучении судьбы греков в господство турецкое, и до новейшего времени»11.

В. И. Ламанский активно поощрял занятия историей Византии студентов историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, особенно во время своего деканства. Именно он, а также К. Н. Бестужев-Рюмин оказали решающее влияние на выбор научного пути Ф. И. Успенским12. Лекции Васильевского Успенский слушал только на последнем курсе. Это была историография Крестового похода. Исследователь, следуя заветам своих главных наставников, В. И. Ламанского и К. Н. Бестужева- Рюмина, писал, что изучение Византии как одного «из важнейших факторов, давших нашей истории и всему культурному её строю свою определенную фигуру и свой лицо»13, является не только потребностью отечественной науки, но и нравственным долгом русского человека, «в изучении Византии и православного Востока лежит национально русская тема, здесь же заключаются и основные задачи русской науки»14.

1870 г. — в Санкт- Петербургской Духовной академии открыта кафедра Византийской истории. Её занял в качестве приват-доцента иеромонах Герасим Яред (1840–1899)15. «Отец Герасим в течение шести лет (1871–1876) читал в академии лекции по истории византийского государства и церкви и был прекрасным носителем и выразителем византологической традиции в ака-демии…»16 Говоря о византологических исследованиях в академии, И. И. Со-колов17 называет магистерскую диссертацию о. Герасима Яреда «Отзывы о св. Фотии, патриархе Константинопольском, его современников в связи с историей политических партий византийской империи» (1874), актовую речь И. В. Чельцова «О павликианах» (1877), сочинение Т. В. Барсова «Константинопольский патриарх и его власть над русскою церковью» (1878).

1870 г. — в Новороссийском университете впервые была открыта кафедра по теории и истории искусства, которую было предложено возглавить Н. П. Кондакову (1844–1925), ученику Ф. И. Буслаева, исследователю, только начинавшему свой в будущем блестящий искусствоведческий путь непревзойденного мэтра византологии. Своё методологическое научное кредо Н. П. Кондаков раскрыл во вступительной лекции «Наука классической археологии и теория искусств», прочитанной 9 сентября 1871 г., согласно которой история искусства представляет собой универсальный ключ к постижению целостности изучаемой культуры благодаря подходу, сочетающему в беспримерной полноте разработку «сторон археологической, художественно- исторической, герменевтической и технической». Характерно, что В. Н. Лазарев называет научную методологию Н. П. Кондакова «живым организмом, и при этом организмом удивительным по своей монолитности». «Упорно, без всяких отклонений, шел Кондаков навстречу к своей цели, и он достиг ее. В его лице наука нашла крупнейшего истолкователя совершенно своеобразного художественного мира — мира византийского и славянского искусства»18. «Вряд ли кто-либо из византинистов, кроме него, владел таким колоссальным материалом, охватывавшим буквально все области византийской культуры. Он в одинаковой степени был хорошо знаком как с историей литературы и быта, так и с историей прикладных знаний, религии и костюма. Короче говоря, весь комплекс византийской культуры воспринимался им во всем его монолитном един-стве»19. «Приходится лишь поражаться, как одному человеку удалось произвести такую колоссальную работу, охватившую громадный материал самого разношерстного характера и из самых различных эпох»20.

1871 г. — вышел отдельной книгой культурфилософский труд Н. Я. Данилевского «Россия и Европа». Ученый стал основоположником цивилизационного подхода21 в осмыслении истории мировой культуры. Специальная XIV глава «Царьград» посвящена проблеме Константинополя, т. е. Восточного вопроса22. «Всеславянская федерация, с Россией во главе, со столицею в Царь-граде — вот единственное разумное, осмысленное решение великой исторической задачи, получившей в последнее время название Восточного вопроса».

Несмотря на то, что русским историкам в подавляющем большинстве, как писал Г. П. Федотов, не свойс твенно рассмотрение проблем духовной культуры, именно историк- историограф К. Н. Бестужев-Р юмин явился одним из немногих современников Данилевского, сумевших оценить сущность и масштаб концепции ученого. Речь идёт о его статье «Теория культурно-и сторических типов», не потерявшей своей значимости и до настоящего времени23. Историк писал, в частности, что в труде Данилевского раздался «твердый голос, защищающий русское начало», и что он станет «поворотным пунктом в развитии русского самосознания», когда будет изучен без предубеждения.

Если Н. Я. Данилевский является представителем метафизического подхода к истории мировой культуры и к осмыслению места в ней славянства, то В. И. Ламанский общие для обоих ученых интеллектуальные проблемы решает в позитивистском ключе.

1871 г. — публикация сравнительно- культурологического сочинения В. И. Ламанского «Об историческом изучении греко- славянского мира в Европе» (СПб.: Типография В. Н. Майкова), где была представлена теория двух различных по религиозно- культурному содержанию миров — ГрекоСлавянского и Романо- Германского. Эта работа была защищена как докторская диссертация.

1872 г. — напечатана в Журнале Министерства Народного просвещения (ЖМНП) статья В. Г. Васильевского «Византия и печенеги». Статья, как пишет академик Г. Г. Литаврин24, освещала «проблему с совершенно неожиданной для ученой публики стороны и приковала к себе внимание широтой постановки проблемы, установлением новых, важнейших факторов, объясняющих причины и следствия Первого Крестового похода (факторов, вообще ранее выпадавших из поля зрения ученых), совершенным знанием источников, мастерством их критики и интерпретации и строгостью логики в развитии темы».

«Никогда не забыть, — отмечает академик Ф. И. Успенский, — того сильного впечатления, какое произвело в среде интересовавшихся русским историческим движением появление первой по времени статьи Васильевского о Византии, которой и начинается его научная известность». «Васильевский был византинист κατʼ ἐξοχήν25, и притом: византиноведение имело в нём наиболее видного представителя последней четверти истекающего столетия»26. В. Г. Василевский, начав чтения по Византии в Петербургском университете, открыл тем самым новую страницу в истории отечественной науки. На 1870-е гг. приходится превращение византиноведения в самостоятельную историческую дисциплину, становления русской школы научного византиноведения.

1872 г. — опубликован первый том «Русской истории» К. Н. Бестужева-Рюмина, в котором говорится о византийском влиянии. По мнению историка, оно осуществлялось в трёх отношениях: «в развитии понятий государственных, в преобразовании понятий юридических, в распространении книжного образования»27. Проводником византийских понятий было духовенство. К. Н. Бестужев- Рюмин прозорливо пишет: «Вообще обвинение византийского влияния во всех темных сторонах старого Русского общества в значительной степени преувеличено и требует пересмотра; может быть, со временем окажется, что и самые черные стороны преувеличены»28.

1874 г. — публикация труда Ф. И. Успенского «Византийский писатель Никита Акоминат из Хон» (СПб.: тип. В. С. Балашева, 1874. 219 с.) В этом же году Успенский был назначен доцентом в Новороссийский университет, в котором прослужил 29 лет (1874–1894). В этом университете составился кружок из профессоров, занимавшихся историей Византии и византийского искусства. А. И. Кирпичников, Н. Ф. Красносельцев, Н. П. Кондаков, Ф. И. Успенский собирались в определенные дни «с целью углубления в византийские занятия», «для чтения источников и обсуждения некоторых вопросов, которые представляли трудности для каждого по одиночке»29.

1875 год — Ф. И. Успенский в своей вступительной лекции в качестве главы кафедры всеобщей истории, озаглавленной «Значение византийских занятий в изучении истории», говорит: «…восточно- европейский или грекославянский мир не только в силу своей исторической данности на европейском материке, но и по своеобразной культуре, историческому значению, важной роли во всех европейских событиях, заслуживает по меньшей мере столь же усердного изучения, как и романо-германский мир, … без тщательного изучения этого мира событиям средневековой истории по необходимости придаётся ложный свет и неверное истолкование»30. Ученый подчеркивает также, что Византия несравненно более имеет заслуг в деле распространения цивилизации, духовного и нравственного воспитания народов Европы, чем Запад. Углубленное, непредвзятое изучение Византии должно открыть «новый кругозор и лучшую будущность для исторической науки». Византия перестанет быть «загадкой во всемирной истории» (А. А. Куник). Лекцию Ф. И. Успенский завершает следующим прозорливым выводом: «Направление разработки всемирной истории, судя по отдельным попыткам, должно значительно измениться, и, можно думать, что восточноевропейская история с течением времени завоюет себе более пространное и не служебное место во всеобщей истории. Служить таким высоким и плодотворным задачам есть долг русской науки»31.

1875 г. — выходит статья В. И. Ламанского «Видные деятели западнославянской образованности в XV, XVI и XVII веках. Историко- литературные и культурные очерки» (Славянский сборник. Вып. I. СПб., 187532).

1875 г. — И. Е. Троицкий защитил «поистине фундаментальный труд»33 — диссертацию на соискание учёной степени доктора богословия «Изложение веры армянския, начертанное Нерсесом, кафоликосом армянским, по требованию боголюбивого государя греков Мануила (историко-д огматическое исследование в связи с вопросом о воссоединеии армянской церкви с православной)».

1875 г. — выходит из печати трактат К. Н. Леонтьева (написанный в 1873 г.) «Византизм и Славянство»34, которому суждено было стать не только сенсацией, но и навсегда остаться немеркнущей страницей в истории византизма в русском самосознании. К. Н. Леонтьеву удалось выявить «реальный механизм русского своеобразия», раскрыть его «потаенные смыслы», обозначив их понятием византизм35.

1875 г. — увидела свет книга Ф. А. Терновского (1838–1884) «Изучение византийской истории и её тенденциозное приложение в Древней Руси». В 1877 г. автор защитил докторскую диссертацию в Киевском университете. Это был один из первых опытов защиты в университете лица, окончившего курс в Духовной академии и получившего там магистерскую степень. Предмет сочинения — история Византии «исключительно в том размере и виде, в том и направлении, как она была известна на Руси нашим предкам в период допетровский». При этом автор подчеркивает, что это восприятие было «ошибочной копией с византийской действительности, то есть имело в целом тенденциозный характер. Византия воспринималась исключительно сквозь церковно- религиозную призму, сочинения её многочисленных светских авторов не переводились. Древняя Русь жила, ориентируясь на некий образ-символ православной Греческой державы36.

1876 г. — выходит статья- отзыв Н. Н. Страхова на труд К. Н. Леонтьева, озаглавленная «О Византизме и Славянстве» в газете «Русский мир» (1876. № 137), в которой мыслитель обнаруживает присущую его натуре творческую способность углубленного понимания сути явления, вошедшую в русскую культуру как «страховская способность понимания». Философ говорит, что Леонтьев видит Россию как особый тип культуры, своеобразие которого определено византизмом: «Под византизмом он понимает ту особую культуру, тот склад чувств, мыслей и всей жизни, который ведет свое начало от Византии и под влиянием которого мы развивались, развиваемся теперь и должны развиваться впредь». К. Н. Леонтьев писал: «Только один из когда-либо писавших об этом критиков отнёсся к этому слову моему просто и прямо, именно так, как я сам к нему отнёсся»37.

1876 г. — Н. П. Кондаков38 впоследствии действительный член Императорской Академии художеств (с 1893) и Санкт- Петербургской академии наук (с 1898), основоположник мировой художественной византинистики, защитил в Московском университете докторскую диссертацию «История византийского искусства и иконографии по миниатюрам греческих рукописей», в которой обосновал основные этапы развития византийского искусства. За эту работу исследователь был награжден Золотой медалью Русского Императорского Археологического общества39.

1876–1877 гг. — Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя» несколько глав посвящает раскрытию идеи «Константинополь должен быть наш»40, полемизируя с Н. Я. Данилевским, подчеркивая духовно-мистическое призвание России.

1877 г. —по инициативе Н. В. Калачова (1818-1895), известного общественного деятеля, историка, правоведа, археографа, архивиста, был открыт Санкт-Петербургский археологический институт, в котором читались обширные курсы по археологии искусства раннехристианского периода, а также по византийскому и русскому искусству.

1870-е гг. — начало второго периода в развитии «византийского стиля» в архитектуре, воспроизводящего собственно византийские формы церковного зодчества. Такого непосредственного подражания, стилистического единообразия никогда на знала Русь. «Древнерусский храм никогда не спутаешь с византийским» (М. В. Алпатов), чего нельзя сказать, например, о болгарском, сербском, греческом.

«Византийский стиль» «изначально мыслился как главный архитектурный стиль не только России, но и других славянских стран и Греции (он стал наиболее характерным стилем церковной архитектуры Сербии, Болгарии, Румынии, Греции). Константинополь мыслился как центр Всеславянско-греческого союза с Россией во главе»41.

Восточный вопрос, приобретший особую остроту в царствование Александра II, обнажил проблему цивилизационных истоков русской культуры, определив покровительство государства «византийскому» и «русскому» стилям в архитектуре. Цивилизационной направленности русского историзма отвечали два стиля: «византийский», развивавший средневековые формы византийского зодчества, и «русский», творческим истоком которого было древнерусское зодчество XVI–XVII вв., контрастные по своим принципам формообразования. Соответственно, византийские купольные формы, с одной стороны, и древнерусские шатровые и «луковичные», с другой.

В развитии «византийского стиля» выделяются три периода:

Первый период (1850–1860-е гг.) — преобладание декоративного начала. Используемые архитектурные формы ещё не являлись органичным результатом исследовательского опыта и знаний традиций исторической эпохи, а служили изображением-стилизацией византийского наследия.

Второй период (1870-1890-е гг.) — стремление архитекторов наиболее достоверно воплотить образы византийской эпохи. Многие архитекторы стали считать себя «прямыми продолжателями» традиции византийской церковной архитектуры, прервавшейся в XV в. «…художественная полноценность архитектуры историзма на этом этапе заключалась в наиболее точной и археологически достоверной интерпретации знаний, полученных в результате исследований»42.

В третьем периоде, пришедшемся на начало XX в., творческий вектор изменился. Теперь архитекторы стремились не погружаться в прошлое, а привлекать его идеи и образы, соединяя их с современными художественными новациями. Например, использовать элементы модерна, что на предыдущем этапе было совершенно недопустимо.

Представленная панорама многоразличных феноменов византийского вектора в отечественной гуманитарной культуре 1870-х гг. свидетельствует, что её главными составляющими являются: а) русская культурфилософия, вошедшая в свою классическую фазу, ознаменованную фигурами мирового уровня. Это Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, Н. Н. Страхов, Ф. М. Достоевский, показавшие место славянства и России в мировой истории; б) историческая наука, в которой В. Г. Васильевский явился основоположником русской византо-логии как специальной области знания, чему предшествовала деятельность В. И. Ламанского и К. Н. Бестужева-Рюмина, подчеркивавших исключительную важность постижения Византии, предвосхитив новый этап, на пороге которого стояла русская наука; в) основание художественной византинистики Н. П. Кондаковым, г) появление обзорных исследований по культурному значению Византии и изучению её истории в России (В. С. Иконников, Ф. А. Тер-новский); д) открытие в Санкт-Петербургской духовной академии кафедры Византийской истории (заведующий о. Герасим Яред, 1871-1876); е) церковное зодчество, в котором на основе государственного заказа расцвёл в русле историзма43 «византийский стиль» как символ цивилизационных истоков культуры России, свидетельство её формообразующего культурного принципа — «симфонии Церкви и царства».

Статья научная