В.Каменский: "Мои крылья на взлете..." страницы дневника поэта (1922)

Бесплатный доступ

Короткий адрес: https://sciup.org/147228016

IDR: 147228016

Текст статьи В.Каменский: "Мои крылья на взлете..." страницы дневника поэта (1922)

Мейланд В. Время и безвременье Александра Савинова // Наше наследие. Историко-культурный журнал. 2004. № 70. С. 124-135. URL:

Поляков М.Я. Василий Каменский и русский футуризм // Каменский В .В. Сочинения. Репринтное воспроизведение изданий 1914, 1916, 1918 гг. с приложением. М., 1990. С. 572-591.

Тортунова И.А. Степан Разин как национальный архетип в творчестве В.М.Шукшина (традиции и специфика освоения образа): автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 2008.

И.Г.Ёжиков (Пермь)

В.КАМЕНСКИЙ:

«МОИ КРЫЛЬЯ НА ВЗЛЕТЕ...»

СТРАНИЦЫ ДНЕВНИКА ПОЭТА (1922)

В своих биографических и мемуарных книгах поэт Василий Каменский не выходил за рамки первых послереволюционных лет. Сведения о второй половине жизни и творчества поэта рассеяны во вступительных статьях к его сборникам, в немногочисленных воспоминаниях его друзей. Подробнее и более систематично об этом сказано в содержательной книге пермского журналиста С.М.Гинца "Василий Каменский". Но и она оставляет много белых пятен в биографии поэта.

В этом убедило меня знакомство с личными фондами В .В.Каменского, журналиста и редактора «Заккниги» Б.И.Корнеева и других современников поэта в Центральном государственном архиве литературы и искусства. В личном фонде В .В .Каменского мое внимание привлекли страницы из дневника, который поэт писал летом 1922 г.

Вспомним это время. Только что закончилась гражданская война. Страшный голод обрушился на Поволжье и Урал. Пермь выглядела опустошенной и безлюдной. В Пермь возвращается поэт Василий

Каменский. И вот новая встреча с городом детства и юности. Одна из первых записей в дневнике:

"25 мая днем был уже в Перми.

Здравствуй, моя захолустная Родина, моя вдрызг обнищавшая старуха, моя разоренная гражданской бойней Прикамская Пермь...

Дай твои мудрые глаза, преисполненные безысходных страданий, дай я поцелую их, ибо я верный сын твой и до конца останусь благодарным и любящим тебя".

Несмотря на разруху и голод, Василий Каменский не теряет бодрости и полон творческих замыслов. Он едет в свою Каменку - деревенскую усадьбу недалеко от Сылвы, где ему так вольно дышится и славно пишется.

Двадцатые годы были для Каменского важными и, можно сказать, переломными в творческом отношении. В это время Каменский работал над пьесами "Пушкин и Дантес", "Смотр актерии", "Гений случая". Двадцатые годы - период наибольшего увлечения писателя работой для театра. Многие из его пьес были поставлены на сцене. Пьеса "Стенька Разин" была одной из первых революционных пьес и пользовалась шумным, хотя и кратковременным успехом. Поэт первым среди советских драматургов обратился к производственной теме, написав в 1920 г. "Паровозную обедню" - агитпьесу, которая с успехом шла в рабочих театрах Саратова, Баку и в других городах.

В дневнике нас особенно привлекают те страницы, где он размышляет о природе своего творчества, о литературном окружении и своих учителях.

В феврале этого же года в журнале, который так и назывался "Мой журнал - Василия Каменского" поэт назвал своих учителей жизни:

"По стихийности - Природа, по свободе - тюрьма 1905 г. По разливности - Кама... По размаху -Стенька Разин. По театрарии - К.С.Станиславский, Н.Н.Евреинов, В .Э.Мейерхольд... По романтизму -Пушкин"...

Работал поэт, как он любил говорить, в "сосновом" кабинете, на открытом воздухе. В горе, на которой стоял дом Каменского, раньше была шахта, в которой добывали медную руду. Со временем вытащенная из шахты земля образовала насыпь вроде цирковой арены.

В то лето работалось ему славно. Создавая пьесу "Пушкин и Дантес", он увлеченно изучает воспоминания о Пушкине его современников (Майкова, Полевого), книги Павлищева, Анненкова, Модзалев-ского, Щеголева.

"Мой Пушкин, - записал он в дневнике, - будет на 70 % биографическим и 30 % - в преломлении лучей советской современности".

Перелистаем несколько страниц дневника В .В .Каменского за 1922 г.

3 июня. Льет дождь. Будто осень... Жадно читаю о Пушкине. Биографы, не зевайте, бросьте глупую привычку писать биографии через сто лет после кончины поэта и при этом непременно перед самой своей собственной кончиной...

А когда дело касается Поэта или большого мастера искусства, чей каждый час так искренно дорог одинаково всем, тут получается черт знает что такое. Ни государство, ни тем более власть, ни имущие, никто и ничто не заботится о поэте, за исключением кой каких близких друзей всегда платонически настроенных.

Мало того, так в газетах какие-то перламутровые репортеры, с непременно пахнущими ногами при всяком случае стараются обо...ть признанного Поэта, чья слава, успех, ум, ненавистны кретинам -неудачникам.

Поэтому я строго делю критический отдел литературы на три разряда:

  • 1)    это критики (вроде Белинского), но их, увы, нет;

  • 2)    это крытики - от глагола крыть во что бы ни стало, но крыть;

  • 3)    это крутики или так называемые «одесские журналисты», ловкачи и мошенники - их дело крутить, т.е. напакостить, наврать, подсунуть гадость и исчезнуть.

  • 17    июня. Утреннее развлечение на полчаса. Алеша на дверях погреба нарисовал углем Дантеса, а я с крыльца стрелял в него из пистолета и прямо в брюхо: трах - тарарах. Получай палач русского величайшего искусства Дантес, пес Дантес, сволочь бессмертная, душа светского общества, дамский кавалер. Сифилитик.

Наше дело живых - бороться с дантесами - палачами и настанет час, мы скоро вонзим свой нож мести в последнее сердце мещанства и миллионы раз будем поворачивать рукоятку, чтобы никогда больше не повторялась трагедия «Пушкин - Дантес». Но дантесы у нас есть к несчастью.

27 июня. Утро, как во Флоренции, когда я был там (только единственное это было утро, т.к. вечером выехал, осмотрев достаточно город), утро высокое, прозрачное и уносящее.

Звуки в такое утро кажутся преувеличенно громкими, звучальными, серебряными.

Даже птицы поют осторожно.

Где-то далеко за лесом по тракту нежно поскрипывает телега.

Где-то носится мычанье коров.

Блеют овцы.

Мухи жужжат.

Тишина непроницаемая.

Будто мир остановился и не дышит.

О чем я думаю?..

О своей безоблачной любви, похожей на это утро, о любви думаю я...

Изумительно это чувство, которое живет, цветет, наполняет, возвышает, мучает, зовет, обещает, низвергает, угнетает, очаровывает, сводит с ума.

Если бы можно было не любить?..

Ведь это так просто.

И вот невозможно, недостижимо, невероятно.

Жить без любви - значит жить без смысла, без цели, без тепла и света.

Нет, нет, надо любить, надо преисполнить себя любовью, надо верить в любовь, надо - главное -самому стремиться стать самой любовью.

В этом одном мыслится спасенье.

Да, я беспредельно счастлив, что я люблю, что я умею любить, несмотря на все свои страдания.

Я горд в своих глазах, что я не кривляюсь перед современностью, которая не признает любви, предпочитая довольствоваться практической стороной.

Кстати в наши дни нравственность находится как раз на соответствующей [ступени].

Зато эти люди "не признают" любви, они свободны от страдания, так как свободны от смысла жизни, от разума Человека (с большой буквы), от духовного обаяния, от обязательств перед дружбой.

Да, истинно-безгранично счастлив я, что люблю, что и в наши страшные дни умею любить еще глубже...

Ибо, что же иное, мне дало бы столько роскошных сил чувствовать себя таким победоносным в жизни, таким гигантом и таким сияющим юношей.

Любовь. Это любовь.

Сегодня и вечер, как во Флоренции, когда я уезжал.

Слышишь ли ты об этом, любимая?

20 июля. Без глотка воды, без крошки хлеба, без минуты отдыха в жаркий день с горы на гору, по логам, колодинам, чащовнику, всякой лесной чертовщине, с 8 утра до 6-ти вечера бродил с ружьем, чтобы проверить свою выносливость, свою выдержку...

Вообще люблю экзаменоваться. Недаром же, как известно, 2-го апреля этого года я держал всенародно (в Камерном театре) экзамен на гения, под председательством Н.И.Евреинова.

Народ голосовал за... Во имя светлой бессмертной памяти Евг(ения) Багр(атионовича) Вахтангова - тогда больного привожу целиком его письмо, переданное его сыном Сережей.

"Дорогой Василий Васильевич.

Приветствую вас.

Лежу немощный и потому не могу придти обнять вас.

Гениев-аристократов духа - принято определять по признаку самобытности.

Они или совсем не должны иметь предков, или иметь их очень мало.

Гений вбирает жизнь бессознательно и бессознательно же проявляет себя.

Ступенью ниже стоит талант... У него может быть много предков. Он, проявляя себя бессознательно, вбирает жизнь сознанием.

Я не знал и не знаю таких людей, как вы.

Таких, которые жили бы так, как живете вы, и делали бы то, что делаете вы.

Поэтому... Поэтому при баллотировке считайте и мой голос.

Я поднимаю руку.

Обнимаю вас.

Ваш Евг. Вахтангов".

Думал об А.Г.Коонен - давно она играла персиянку-княжну в моем "Стеньке Разине" - изумительная артистка.

Думал о Таирове А.Я., когда он, наконец, поставит меня, а А.Г.Коонен и Н.М. Церетелли сыграют. Когда это будет?

Еще думал об авиации, о Х.Н.Славороссове, думал, как я буду летать на аэроплане из Москвы на Каменку, и в каком месте буду приземляться, и что привезу с собой.

Думал об электронной теории,о высоком гонораре за свой товар, о нижегородской ярмарке, о Федьке Богородском - отчаянной голове, о суете греховной: юф кэм юлэйт сайминг лэдк, о Борисе Гусмане, - Борисе Григорьеве, - Борисе Корнееве, - Борисе Пастернаке. Думал, если б они все жили в Борисог-лебске - я приехал бы к ним в гости с Борисовым и мы все бы закутили.

Думал о... еще о... ио...

Но разве хватит сил и средств, о чем думает человек за день.

И это далеко не все, т.к. я 5 часов работал над двумя разными вещами, - значит, думал много и о том, что пишу.

Неуловим и быстр олень.

А тайга лесных дней беспредельна.

24 июля. "Пушкин и Дантес" и "Гений случая" почти закончены. Впрочем, это "почти" может продолжаться еще долго, но может быстро быть готовым...

Я не умею долго возиться с отделкой, а работаю сразу наверняка, воображая себя не столь совершенным гением, сколько мастером с темпераментом.

Сделал с огнем и кончено. Ставь точку. Закуривай. Делай другое дело, еще более захватывающее.

А шлифовка, мелкая обработка, тонкие детали, кружева - это мне не подходит, нет.

И мои рукописные черновики - сплошные беловики, где нет помарок.

Мой разум достаточно дисциплинирован, а лень переписывать достаточно велика, чтобы работать точно, остро, глубоко и без осечки.

Бью в цель и никаких. Однако мой любимец Коля Евреинов ругается, что я многое жарю с плеча.

"Во-первых, не многое, а все; во-вторых - иначе не могу, ибо такая моя природа.

Да-с."

28 июля. ... Пожалуй, по работе это лето - необычайное плодородие: сам - пять триллионов.

Или проще - пять книг. Три больших пьесы, 1 книга стихов и 1 книга "Лето на Каменке".

Известный большой журналист - Николай Георгиевич Шебу ев... является первым свидетелем моей карьеры и моим (тут я ему низко-благодарно кланяюсь) учителем по части теории словописания...

И вторым учителем, "мэтром современности", моим земным богом - Сократом был гениальный Давид Давидович Бурлюк, чья дружба и любовь, чья культура и обаятельность, чей гений и размах сделали меня мной, Василием Каменским...

А если к этим двум учителям прибавить тех, кто дружески оказал на меня глубокое влияние, как: Н.П.Евреинов, В.Э.Мейерхольд,К.С.Станиславский, Максим Горький, Ф.И.Шаляпин, М.Ларионов, А.Я.Таиров, А.Г.Коонен, И.Н.Певцов, И.Я.Репин, К.И.Чуковский, В.Татлин, Х.Н.Славороссов (по авиации), П.В.Кузнецов, С.Прокофьев, О.М.Брик,

М.А.Чехов - то станет очевидным, что моя насыщенность и разряженность были на редкой высоте.

Много музыки она (Л.Н. Цеге. - И.Е.) написала к моим вещам, много в Саратове и Москве (у Корша, в Камерном, и в Союзе Поэтов, и на концертах) выступали с ней. И признаться, каждый раз перед началом она делала все усилия, чтобы сбежать, несмотря на уговоры и неизменный успех.

Одаренная, высокая духом - до журавлей, - музыкальная, самоцветная она - Лидия Цеге - много помогла музыке моего словотворчества и об этом я благодарно, трепетно говорю.

Всеми отмеченная музыкальность моей поэзии несомненно воспитана Лидией Николаевной, ибо всегда в работе своей над стихами я гипнотизирующе слышу ее великолепную музыку и это делает меня более звучальным и совершенным.

Сонечка писала мне, что она летом разучила несколько вещей своей матери, написанных к моим стихам...

  • 18    августа. Нажимаю изо всех сил. Кую молнии. Кончаю "Смотр актерии". Пот градом. А впереди еще стихи и стихи... Энергия, мускулы, воля, любовь, крылья, лес, собаки, охота, карьера, - эй, выручайте!

Пру! Черт возьми! Бармамзай фарабанста. Эччч!

  • 28    августа. ...Я готов. Мои крылья на взлете, моя песня у горла, мои мысли стаей несутся вперед, мои мускулы напряжены, душа с журавлями».

1922 г. лег водоразделом в поэтическом творчестве поэта. Он еще не совсем отказался от формалистического экспериментаторства и поэзии. Об этом говорят его стихи "Прибой в Сухуми" и особенно "Жонглер". Как писал позже критик Н.Л.Степанов, стихотворение "Жонглер" - это "... последняя попытка Каменского создать чисто экспериментальную вещь, где игра звуками мотивирована самой темой стихотворения". Впрочем, без этой чисто лабораторной работы поэт вряд ли достиг бы той раскованности стиха, которая с такой силой и блеском проявилась в его лучших произведениях - исторических поэмах о вождях народных восстаний. И если в пору зарождения футуризма поэт вместе со своими друзьями выдвигал лозунг "сбросить Пушкина с парохода современности", то в начале двадцатых годов Каменский называет Пушкина своим учителем "по романтизму".

Да, еще беспечно играло золотой блесною слово в стихах поэта-рыбака, а в его груди уже теснились новые образы, рвались из уст другие песни: "Сенокос", "Гимн 40-летним юношам", а в 1925 г. увидели свет первые чеканные строки одной из лучших его поэм - "Емельян Пугачев".

В 1933 г., в дни, когда страна широко отмечала 25-летие творческой деятельности Василия Каменского, писатель и критик Анатолий Луначарский писал в газете «Известия»: "Каменского любят, его слушают, читают ... Но достаточно ли он оценен? Достаточно ли понято, какого веселого, талантливого, яркого, громозвучного друга-певца имеет в нем наша страна, какого даровитого, бодрого, в даль зовущего песельника перед рядами нашей общетрудовой армии имеет она в этом своем сыне?" Думаю, что этот вопрос звучит не менее злободневно и сегодня.

Список литературы В.Каменский: "Мои крылья на взлете..." страницы дневника поэта (1922)

  • ЦГАЛИ, ф. 1497, оп. 1, д. 173, л.л. 1, 10, 11, 16, 24, 43, 44, 49, 56, 57, 80, 93 (об.).
  • Известия. 1933. 26 марта.
Статья