Воспитание языковой толерантности на материале национальной литературы

Новые тенденции в современном педагогическом образовании связаны с целевой ориентированностью обучающегося в системах культурных ценностей, норм, правил и конструирования индивидуального неповторимого внутреннего духовного мира, развитием, его творческого мышления. В этих условиях подготовка будущего учителя – учителя-филолога требует новых подходов к процессу его профессионального становления, развития его личности, творческой индивидуальности, ценностного жизненного самоопределения. Особое значение в решении поставленных задач приобретает языковая толерантность. В последние годы, как известно, внимание ученых и практиков привлекает проблема толерантности. Актуальность формирования толерантного сознания, толерантного поведения и толерантной личности подчеркивается в принятой Правительством Российской Федерации в 2001г. Федеральной целевой программе «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе».

Феномен языковой толерантности как реализация общего этического принципа толерантности средствами языка представляет собой выражение значимой лингвокультурологической универсалии в речевой деятельности индивида. Анализ языковой толерантности способен раскрыть особенности не только индивидуальной картины мира говорящего, но и понять закономерности, формирующие лингвокультуры [1, с. 33].

В разных языках слово «толерантность» имеет сходное значение и является своеобразным синонимом «терпимости». Основой толерантности является признание права на отличие. Основные критерии «толерантности» и их показатели можно определить исходя из определения самого понятия «толерантность» – активная нравственная позиция и психологическая готовность к терпимости во имя позитивного взаимодействия с людьми иной культуры, нации, религии, социальной среды.

Языковая толерантность как категория этики и культуры всё ещё мало попадает в поле зрения гуманитарных наук. А именно с ней, наряду с другими видами (идеологическая, сословная, классовая толерантность), связано формирование межкультурного и межнационального консенсуса в полиэтническом обществе [2, с. 24].

Толерантность по отношению к иному языку, менталитету, иной культуре – не врождённое, а благоприобретённое чувство. Оно порождается в результате контактов культур и, как следствие, культурного компромисса. Тем самым толерантность предстает и как категория нравственная.

С начала существования homo loquens («человека говорящего») до настоящего времени язык служит первичным мерилом в дихотомии «свои» («наши») – «чужие» («не наши»). Так, у ряда народов самоназвание связано со значением «свои», «люди, говорящие внятно, на понятном языке», а аллоэтнонимы – с семой «говорящие непонятно». Ср. название жителей Германии у славян – немцы «немые». В Древней Греции различали говорящих на языке эллинов и тех, кто не владел эллинской речью, соответственно эллинофонов и барба-рофонов, «говорящих на языке варваров». Подобное восприятие иноязычной речи переносилось и на культуру.

В межкультурной и межнациональной коммуникации ХХI века проблема языковой толерантности стоит не менее остро, чем у древних. При этом понятие лингвокультурной дифференциации захватывает не только полиэтническое пространство, но и моноязычное / моноэтническое. В однородном лингвокультурном пространстве наблюдается следующая иерархия его составляющих: 1) лингвофон (говорящий на литературно нормированном языке); 2) диалекто-фон (говорящий на диалектно окрашенном языке).

Между носителями обоих узусов существует (имплицитно и эксплицитно) определённая нетолерантность. Ещё более сложной предстаёт иерархия составляющих в полиэтническом лингвокультурном пространстве. В нём условно выделяются:

• 1)    нострафон (говорящий на «нашем» языке);

• 2)    ксенофон или аллофон (говорящий на другом – «чужом» – языке).

При этом нострафон – это и носитель языка и тот, для кого данный язык неродной [3, с. 13].

Воспитание языковой толерантности в каждом из нас и повсеместное ее распространение в практике межнационального общения – это участие в становлении новой этнической категории, обретающей характер и значение глобальной общечеловеческой ценности.

Формирование социокультурной толерантности – это длительный процесс, проходящий под воздействием множества фактов, среди которых одно из ведущих мест занимает формирование толерантного отношения к другим народам.

Приобщение к богатству культуры других народов может быть реализовано различными методами, в том числе и путём формирования интереса к художественной литературе, в частности бурятской.

Бурятскими писателями давно и успешно разрабатываются вопросы толерантности. Тема дружбы и добрососедства, взаимопомощи людей разных национальностей и в первую очередь взаимоотношения между бурятами и русскими – это непреходящие темы бурятской литературы. Так, в романе классика национальной литературы Х. Намсараева «Yүрэй толон» главный герой Цыремпил, совершив неумышленное, случайное преступление (убийство богача Бадмы) у себя на родине вынужден был покинуть родные места, скрываясь от преследования: Ород газарта ороходоо, бэеэ нюужа шадахаш, үнэн харгыгаа олохош. – «В местах русских (где проживают русские) сумеешь скрыться, найти верную дорогу», – напутствует Цыремпила Нашан Бата. И приводит Цыремпила в дом деда Василия, где, как известно, он нашёл кров и приют. Вот как описывается эта встреча в авторской речи:

Иигэhээр байтар газааhаа Бата Цыремпил хоёр орожо ерээд, ан бун гэжэ hууха зуураа, Нашан Бата Башка үбгэнтэй энэ тэрэ юумэ дуугаралсана, Башка үбгэн нютагта анха түрүүн ород хүнүүдэй ерэжэ, буряадуудтай хани холбоотой болоhон түүхыень хөөрэнэ. Нашан Бата баһа эсэгынгээ ород хүнүүдээр сугтаа ажаллажа ябаһанаа хөөрэдэгынь hанан hанан, шадаха соогоо дуугарна. Цыремпил эдэ хоёрой хөөрэлдэхые шагнажа, нютагайнгаа энэ тэрэ үбгэдэй ород зон гээшэ тэнюун зантай сэхэ hанаатай юм, тэдэнэй ашаар буряадууд олохон юумэндэ hураһан байха гэжэ хөөрэл-дэдэгыень һанажа һуугаа һэн. – «Затем с улицы вошли Нашан Бата и Цыремпил, посидев немно- го, Нашан Бата заговорил со стариком Васькой о чём-то, старик Васька рассказывал, как первые русские люди стали селиться здесь, историю их взаимосвязи с бурятами. Нашан как мог, стал говорить о рассказах своего отца, о том, как он трудился вместе с русскими. Цыремпилу же, слушавшему этот разговор, стали приходить на ум рассказы его земляков (стариков) о русских людях, о их спокойном, прямом, уравновешенном характере и что благодаря им буряты многому научились».

В несобственно-прямой речи главного героя встречаем следующие его размышления о встрече с русскими: Тугаар энэ ород үбгэнэй хөөрэжэ һуухада уужам даруу абаритай, ухаатай сэсэн үгэтэй байһаниинь намда ямар дулааханаар һанагданаб. Мүнөөхи Доржо үбгэнэймни хэлэжэ һуугааша нээрээшье тиимэ байжа болоо ха. Юрэдөө, һанаад үзэхэдэ, энэ ород айлай үзэгдөө танигдаагүй, зүдэрүү муухай, набтагар хубсаһатай намайе садатарни сай хилээмээрээ хүндэлөөд, дурат-ай дулааханаар хөөрэлдөөд, хонуулжа байһаниинь юу харуулнаб? Зобохые үзэжэ, ядахые хаража, хоёр гараараа ажал хэжэ, хоолойгоо тэжээдэг арад хүн гээшэмнай хүнэй ядуу мууе, яһанай илгаае харадаггүй, ядаһан тулиһан арад хүниие өөртөөл адлиха-наар үзэжэ, хайрлан һуудаг ха юм. – «Недавно, когда этот русский дед спокойный, скромный, степенный и уравновешенный, сидел и говорил умные слова, каким он душевным, тёплым и близким казался мне. И действительно, то, о чём сидел и рассказывал старик Доржи, похоже, что верно. В самом деле, если подумать, ведь эта русская семья меня – совершенно незнакомого, измученного, плохо одетого, напоила досыта чаем, угостила хлебом и ласково поговорив, укладывает теперь спать, так о чём же это говорит? Лишь только те, кто сами испытали лишения, тяжести и трудятся своими руками, чтобы прокормить себя, не смотрят, что ты бедный, плохой и какой национальности, бедных и измученных они жалеют как себя».

Живя у Василия, Цыремпил обучился у него столярному ремеслу, помогая мастерить сани, телеги, и когда Василий поровну разделил полученный заработок, Цыремпил был удивлен, ему казалось, что это неправильно, ведь он только лишь помогал, а материал и инструменты принадлежат Василию и ему неудобно брать эти деньги. Но когда Василий и его жена очень настойчиво его убедили в том, что это честно заработанные им деньги, Цы-ремпил был глубоко тронут их добротой, сердечностью и искренней заботой о нём. Рано оставшийся без отца, не знавший отцовской заботы и ласки, Цыремпил в порыве чувств называет Василия своим отцом:

Ород арад гээшэ уужам даруу, ядаһан ту-лиһан хүниие туһалха, сэхэ үнэн һанаатай юм гэжэ хэлсэдэг үгэ яаха аргагүй үнэн байна даа. Энэ Башка үбгэн үнөөрөө тэрэ ород ара-дай хүбүүн мүн ха юм. Тиигээд ород арадай үнэн һайхан сэдьхэлые минии нюдэндэ, минии сэдьхэлдэ бодотоорнь харуулжа танюулжа үгэбэ гээшэ. Ород арад гээшэ минии эсэгэ гү, али минии аха мүн юм байна. Тиимэ хадаа энэ Башка үбгэн минии эсэгэ гээшэ ха юм. Тиигээд лэ намда туһалжа, тиигээд лэ намайе һурга-жа байна хаям даа. Тиигээд зосоогоо уяран, бага уһа гүйшэһэн нюдөөр Башка үбгэн тээшэ хаража: Та минии эсэгэмни болоо гээшэт, эсэгэ шэнгеэр хайрлажа, намда туһалаат, эсэгэ шэнгеэр заажа һургаат… – «Как верны слова о том, что русский народ великодушный, спокойный, прямой и правдивый, всегда старающийся помочь измученным, бедным, немощным. И старик Васька – настоящий сын этого русского народа. Русский человек является по-настоящему мне другом, отцом, старшим братом. И поэтому старик Васька – мой отец ведь. Поэтому он мне помогает и поэтому он меня обучает. Расчувствовавшись до слёз, глядя на деда Ваську, он сказал: Вы, мой отец, вы словно отец меня пожалели, помогли, как отец, обучили».

Глубокий национальный колорит, отражающий в определённой степени картину мира бурят, представляет оценка стариком Доржи русского народа как самого лучшего из всех народов, как и аргамак среди коней-рысаков: « Хүнэй һайн ород, хүлэгэй һайн ар-гамаг юм ». Буряты же характеризуются русскими как миролюбивые и способные люди. Так, Василий на вопросы приезжего о том, что за народ буряты, чем они занимаются, отмечает: « Эндэхи буряад зон юрэ зөөлэхэн абари-тай, бэрхэхэн зантай байха юм. Тэдэнэр юрэнхыдөө мал ажалтай, таряа таридаггүй шахуу, хүдөө тала, горхо голоор эндэ тэндэ ганса нэгээрээ таража һудаг юм . – «Здешние буряты простые, добрые, способные. В основном занимаются скотоводством, хлебопашеством почти не занимаются, живут одинокими семьями в отдалении друг от друга в степи, вдоль рек и речушек».

Приобщение к чужой культуре, как известно, наиболее эффективно идёт через язык. Языковая толерантность предполагает знание или понимание языка представителя иной национальности, проживающего рядом по со- седству. И как был удивлен и восхищен Цы-ремпил, когда жена Василия на чистейшем (тортоггүйхэн) бурятском языке пригласила гостей к столу. «Айлшад, эндэ һуужа сай уугты, – гэжэ тортоггүйхэн буряад хэлээр тоб байса хэлэжэрхинэ. – «Гости, присаживайтесь чай пить, – сказала она на чистом бурятском языке». И далее в романе идет авторское пояснение: Тэрэ хүгшэнэй буряадаар бэрхээр хэлэхэдэнь Цыремпил гайхаһан янза-тай, нэгэ удаа нюурынь хараһанай һүүлдэ, столдо һуужа, Бататайгаа хоюулан сайлажа эхилнэд. – «Цыремпил с удивлением посмотрел в лицо старушки, услыхав, как она хорошо говорит по-бурятски, и лишь затем сел за стол, и они вместе с Бато стали пить чай».

Большой интерес здесь представляет небольшой рассказ Ч. Цыдендамбаева «Эрженя», в котором писатель, пожалуй, впервые в бурятской литературе поднял проблему языковой толерантности. Как известно, главной героиней данного произведения является русская девушка Женя, приехавшая из Ленинграда по распределению в бурятское село работать врачом. Для местного населения, особенно для старшего поколения, было привычнее называть её с нежностью на бурятский лад Эрженя: Энэ багай хүнүүд бултаараа, илан-гаяа үбгэд хүгшэд, Женя гэжэ сэбэрээр хэлэжэ шадахашье һаа, Жениин нэрые Эрже-ня болгожорхёо юм. Тиигэжэ нэрлэхэдэ һураггүй зохид ха юм. Эрженя гэжэ нюта-гайнь буряад басаганай Ленинград ошожо, врач болоод, нютагаа бусажа ерэһэндэл … – «Здешние люди, особенно старики, хотя и могли чисто сказать Женя, но имя Женя переделали на Эрженю. Так звать ведь значительно приятнее. Словно их землячка Эрженя вернулась из Ленинграда, став врачом».

Эрженя пользуется всеобщим уважением за свою доброту и внимательное отношение к больным, подкупает односельчан ее простота и готовность придти на помощь в трудное время: … эндэхи зондо Эрженя доктор гэгдэдэг Евгения Михайловна Иванова айхаб-тар налархай, урин зантай хүн… Эрдэмтэй доктор хүн гээшэб гээд һуужа байхагүй, тэ-бдүү сагтаа үмдэ үмдөөд, огорол юумэндэ хүдэлсэдэг, гэр гэхи болонхой . – «…доктор Эрженя, Евгения Михайловна Иванова очень приветливый, ласковый человек, нежно относящийся к здешним людям… Она не сидит, не важничает, что образованный доктор так, в сложное, авральное время может, надев брюки, поработать и на огороде, и по дому».

Но большого доверия и уважения у местного населения Эрженя достигает своим быстрым усвоением их языка. С больными, стариками-бурятами она без всяких затруднений общается на их родном языке, не в пример работавшему до неё коллеге-врачу, который, прожив более десяти лет среди них, освоил только десяток слов, которые можно использовать только в пределах амбулатории. – (Эр-женя) Буряад хэлээр уһа саһан. Харин тэрэ түрүүн байгша Алексей Семёнович тиимэ бэшэ һэн. Арба гаран жэлдэ буряад соо байха-даа, арай гэжэ арбаад үгэ мэдэхэ болоо. Жэлэй ганса үгэ хадаа даншье үсөөн гээшэ бэзэ. Теэд тэдэшье гансал амбулатори соогоо байхадань хэрэгтэй болодог үгэнүүд. «Амила... Шангаар амила… Ханяа… Халуун бии гү? Юумэ эдинэ?» гэхэ мэтын лэ үгэнүүд һэн. Үшөө тиигээд хаанаһаашьеб «шабганса» гэжэ үгэ мэдэхэ болоһон байха. Харин энэ Эрженя гурба дүрбэн жэлдэ буряад соо байхадаа уна-ган хэлэтэй болошоо. Буряадаар дуу ду-улахыень гайхаха юун байхаб! «(Женя) Бурятский выучила замечательно (в высшей степени). Бывший здесь до неё Алексей Семёнович не был таким. Более десяти лет прожив среди бурят, выучил только десяток слов. В год по одному слову это слишком уж мало. Причём эти слова были нужны только в пределах амбулатории. «Дыши… Сильнее дыши… Покашляй… Есть ли жар? Что едите?» – только такие слова. И ещё откуда-то узнал слово шабганса – старуха. Эрженя же, прожив всего четыре года, уже в совершенстве выучила бурятский язык. И нет удивления, что она и песни бурятские поет!».

Такая удивительная девушка, прекрасно говорящая на родном для улусников языке, по душе всем. Иимэ сэбэр хэлэтэй болоо хадаа, Эрженя, буряад хүбүүндэ хадамда гарахал болоо гээшэ хаш. Али би тааруу буряад хүбүү зууршалхамни гү? – гэжэ нэгэтэ Пэтэнхэнэй эжы наадангаа хэлэһэн юм. – «Раз так чисто говоришь по-бурятски, Эрженя, надо бы тебе замуж за парня-бурята выходить. Может быть, мне подыскать подходящего парня? – сказала однажды мать Пэтэнхэна, шутя».

Но старушка, как известно, и не подозревала, что между ее сыном и молодым врачом уже существуют определенные далеко идущие отношения и возможно со временем молодые люди соединят свои судьбы.

В заключение подчеркнём, что воспитание толерантности на материале бурятской литературы связано с глубоким и тонким обучением подрастающего поколения и общества в целом конкретным навыкам толерантного поведения, с формированием определенных личностных качеств, наличие которых является необходимой предпосылкой для появления соответствующих установок толерантного типа. Речь идет о таких качествах, как чувство собственного достоинства и умение уважать достоинство других, осознание того, что каждый человек многообразен в своих проявлениях и не похож на других, позитивное отношение к себе самому и представителям других народов и иных культур.