Возможности иррационального вектора современного гностического поиска

Проблематика соотношения научного и религиозного аспектов мировоззрения неизменно дискуссионна на протяжении всей истории становления критериев собственно научного мышления в рамках концепции позитивизма двух последних столетий. Между тем данный вопрос приобретает совершенно иное звучание и, скорее, иное измерение, затрагивая фундаментальные аспекты познания и, прежде всего, нравственный гнозис. Любое собственно научное исследование в этой связи обнаруживает колоссальный имплицитный методологический резерв, а также вполне явственный этический вектор, столь важный подлинному ученому. Будучи профессионалом, работающим в своей предметной области, он опирается на вполне конкретную научную методологию. В то же время как человек он, прежде всего, не свободен от серьезных нравственных обязательств, истоки которых, несомненно, лежат в религиозном миропонимании.

Важно констатировать, что в современном дискурсе религиозное мировоззрение предстает отнюдь не догматической системой представлений о мире, не совокупностью традиционных обрядов и ритуалов, но целостной парадигмой смысложизненных ценностей и одним из моральных эталонов бытия, базовой составляющей в котором является нравственный закон как свидетельство присутствия Бога. Подлинная наука, в этом случае, предстает лишь причастием знания божественного порядка, и оба аспекта мышления - рациональный и иррациональный -взаимообуславливают друг друга, сочетаясь в интуитивном творчестве, открывают эвристический уровень познания, являют «науку открытий», обнаруживают «научный гений» завтрашнего дня. «Великое открытие, когда оно только что появляется, почти наверняка возникает в запутанной, неполной и бессвязной форме, - отмечал в этой связи Ф. Дайсон, - Самому открывателю оно понятно только наполовину» и, фактически, он верует, он пророчески прозревает истину, соизмеряя масштабность постигаемого нового со своими внутренними моральными принципами [2, с. 31]. Подлинная наука, таким образом, это в полной мере и сотворчество, и совестливость.

Гармоничное соотношение основ научного и религиозного в ментальности современного ученого - редкое сочетание - продуцирует конструктивное по форме и нравственное по сути, «открытое новациям» созидательное творчество: с большим запасом допущений, вероятностей, аргументов и без излишней догматичности и нагруженности методологией, характеризующих «застой» научных исследований, «квазинаучную среду» лишенную когнитивного, а по большему счету - творчески-духовного начала.

Позиция однозначно верующего ученого на сегодняшний день определённо редка, тем более в контексте сложившейся академической и социально-культурной парадигмы российского общества. Между тем, как бы то ни было, и у исследователя-энтузиаста с ярко выраженной доминантой аналитического мышления, и у человека с религиозным сознанием, успешно идущего по стезе научного поиска, - один и тот же конструктивный посыл мыслетворчества: горячая вера и попытка осознания, стимул к познанию и надежда, свобода самовыражения и вопрошание - устремленность к мечте и некоему абсолюту, поиск истины. Между тем традиционная «вера в разум» антропологической парадигмы позитивизма, так же. как и концепт «знания сердечного», «духовного ока» в христианской традиции, равным образом способны уберечь от опасности «слепой веры», чреватой безаппеляционностью, косностью и фанатизмом - как на пути духовного становления, так и на научном поприще.

Явление в научном мире ученого верующего может состояться, как это ни парадоксально, именно в контексте самых инновационных изысканий в исследованиях и описаниях законов материального мира, на стыках интеграционных наук, погружающихся в «наномир» и заглядывающих в «матрицу мироздания», «бизон Хиггса», фотографирующих «границы» космического пространства и теоретизирующих феномен Большого взрыва, приобщающихся к тайне генома или коррелирующих «темную материю» и «темную энергию» расширяющейся Вселенной.

В канве прагматики «постмодерна» заявление виднейшего американского ученого и теоретика науки Т. Куна о том, что «философы науки неоднократно показывали, что на одном и том же наборе данных можно вывести более чем один теоретический конструкт» [3, с. 128], утверждает органичность сочетания научного и религиозного аспектов сознания в научном творчестве, тогда как практики эмпирического поиска, идущие буквально в глубины материального бытия, определеннее всего говорят о Боге, воочию убеждаясь в гармоничной иерархии начал, в «конструктивном величии» и целесообразности Творения.

В свете достижений современной интегральной науки, концептуально оформляясь в синергетике, именно «религиозная составляющая» сегодня неумолимо и органично заполняет мировоззрение подлинного ученого, лишенного конъюнктурного интереса в исследованиях, руководствующегося этическим фактором и научного поиска, и личностного существования. Таким образом, в полной мере верующим «творцом науки» будет лишь тот, кто обрел духовный вектор познания и творчества, нравственный фактор бытия, детерминирующий соответствующее поведение. Такой ученый не станет оперировать абстрактными рассуждениями о некоем абсолюте и, скорее всего, не будет стремиться к обрядности как одному из атрибутов веры. Однако посильный гнозис Духа и осознанное бытие в Духе - истинная духовность - естественным образом снимут для него надуманные противоречия «научного» и «религиозного», искусственные границы «физики» и «метафизики»: и гносеологический, и нравственный его поиск станет целостным, значительно расширяя мировоззренческие горизонты, определяя сущностную, «горнюю» вертикаль экзистенции.

Природа научного и религиозного имеет единую онтологическую основу. Для ученого, обретшего знание Духа, истиной, не требующей доказательств, является факт наличия божественного начала во всем, начиная с малых частиц Вселенной, факт сообразия малого и великого, галактического и атомарного, факт нередуцируемости друг другу и взаимодополнительно-сти двух отношений человека к миру и двух типов гнозиса. Ученый, сочетающий оба истока миропонимания - рационально-логический и вдохновенно-интуитивный - понимает, что, изучая физический мир, он постигает особенности Божьего мироустройства, он прикасается к тайне жизни, к таинству Бытия, «уводящему» в принципиально «внелогическую ипостась» - как «звёздное небо над нами и нравственный закон в нашем сердце», так и подлинная красота, благо и истина не верифицируемы, ибо они просто «есть».

«Отношение конечного к бесконечному - это настоящее содержание религиозного чувства» [1, с. 165], - подчёркивал в своё время В. Виндельбанд важность сокровенной веры ученого, философа, богослова: самотождественность нашего «я» есть одновременно сопричастное отождествление себя с «я» высшим - это неподдельное ощущение святости бытия. Это, в идеале, отправная точка любого научного изыскания, всякого нравственного постижения. Бережное, даже трепетное прикосновение к мирозданию, как к тайне или раскрытой книге, - качества, давно не свойственные научному гнозису - как нельзя более актуальны вновь. По меньшей мере, это обуславливает энциклопедичность знаний ученого. Титан Просвещения российского М.В. Ломоносов замечал: «Природа есть в некотором смысле Евангелие, благовествую-щее громко творческую силу, премудрость и величие Бога. И не только небеса, но и недра земные проповедуют славу Божию». А его французский современник, выдающийся физик А. Ампер, словно в наставление современным деятелям науки, писал: «Берегитесь заниматься исключительно наукой…Одной рукой исследуй природу, а другой, как за одежду отца, держись за край Божией ризы» [4].