Вселенский патриарх Григорий V и греческая революция 1821 г

Предисловие

Константинопольский патриарх Григорий V (1745–1821) является символом борьбы за независимость Греции. Его образ как мученика за веру и нацию послужил одним из краеугольных камней в формировании греческой «Великой идеи» второй половины XIX в. — идеи освобождения и объединения всех исконных греческих земель в одно государство. В последние десятилетия в греческой исторической литературе, наряду с традиционной трактовкой деятельности патриарха Григория, происходит демифологизация его образа. Исследования показывают, что мы имеем дело с распространенными для османского времени «двойными стандартами». Греческая знать Константинополя, фанариоты, с одной стороны, занимали видные посты в Османской империи, а с другой, не были чужды идей освобождения Греции и образования независимого государства, которое станет началом восстановления Византийской империи. Понимая, что революционное движение угрожает их благосостоянию, фанариоты разработали третий, компромиссный путь — сохранения и укрепления Османской империи и постепенного замещения турок греками на ведущих позициях в государстве. Эти идеи нашли свое дальнейшее развитие в среде неофанариотов XIX в., Эммануил Г. Халкиадакис ( Εμμανουήλ Γ. Χαλκιαδάκης, Emmanouil Chalkiadakis) — доктор истории (Ph.D. in History), преподаватель Высшей патриаршей церковной академии на о. Крит (Греция) (Patriarchal University Ecclesiastical Academy of Crete; PUEAC) и ассоциированный сотрудник Института православных христианских исследований (Institute for Orthodox Christian Studies; IOCS) в Кембридже (Великобритания).

которые с реформами в Турции официально получили доступ к государственным должностям. К тому же направлению принадлежал и патриарх Григорий, который вовсе не был сторонником революционных ломок и кровопролитий.

Греческая революция 1821 г. и война за независимость явились пробным камнем для фанариотов и патриарха. Он, как подданный султана, связанный клятвой верности и ответственный за законопослушность своей паствы, был обязан остановить повстанцев; он лично не одобрял идею восстания, видя его корни в духе европейского Просвещения и Французской революции. При этом Григорий понимал, к каким гибельным для греческого населения последствиям может привести подавление восстания. Вместе с тем, однако, патриарх не мог отказать в сочувствии некоторым из вождей повстанцев, с которыми был знаком лично и связан узами дружбы. Можно допустить, что ему в какой-то момент передалось то возбуждение идеей освобождения, которое охватило его соотечественников. Все перечисленные факторы определяли противоречивое поведение патриарха: он издал ряд актов, осуждающих и предающих отлучению повстанцев, что не помешало султану заподозрить его в государственной измене и приговорить к смертной казни.

Личности патриарха Григория уделялось внимание в русской церковноисторической науке. Ему посвящен раздел книги И.И. Соколова «Константинопольский патриархат в XIX в.»1, а также большое исследование А.Ф. Преображенского — на настоящий момент единственная работа на русском языке, специально посвященная Григорию V.2 Вопросами идеологических предпосылок греческого восстания и связи повстанцев с Россией занимались отечественные историки Греции ХХ в.3

Публикуемая ныне статья Э.Г. Халкиадакиса первоначально представляла собой доклад, прочитанный в Кембриджском университете. Автор делает попытку переосмысления образа патриарха Григория, исходя из текстов известных источников и привлекая материалы греческой и англо-американской публицистики. Критически подходя к двум крайним оценкам его деятельности в историографии, Э.Г. Халкиадакис подводит его роль под категории «кажущегося» и «реальности», той двойной жизни, которой жили константинопольские греки накануне греческого восстания. Надеемся, что публикация статьи на русском языке еще раз привлечет внимание отечественного читателя как к личности Григория V, так и к проблемам истории Православного Востока в Новое время.

Л.А. Герд

***

Одни историки обвиняли Григория V за его действия против Греческой революции4, другие подчеркивали его выдающуюся роль в греческой войне за независимость5. Мы попытаемся снова исследовать вопрос с учетом положения Вселенского патриарха в Османской империи и политических обстоятельств в Юго-Восточной Европе в начале XIX в.

Патриарх Григорий V и Ромейский (Греческий) миллет

Прежде всего Григорий, как патриарх Константинопольский, был этнар-хом православного миллета, известного как «Рум миллет», или «Ромейский (т.е. греческий) миллет». Слово «этнарх» происходит от греческого слова ἔθνος, «нация». «Миллет» в Османской империи — это термин, который обозначает не нацию, а религиозную общину. В эпоху, когда национальные или этнические различия еще недостаточно четко определились, немусульмане были объединены по религиозному признаку. «После Оттоманского завоевания территории [Византийской империи. — Л.Г. ] турки организовали жизнь на местах не по географическому, но по религиозному принципу. Так, был устроен мусульманский миллет, римско-католический миллет, армянский миллет и православный (рум, ромейский) миллет». Особенно это касалось европейских территорий, занятых турками⁶. Были в империи также миллеты еврейский и сирийский⁷. Константинопольский патриарх, этнарх ( тур. миллет-баши) был высшим религиозным и политическим главой греческого народа. Он избирался Св. Синодом, утверждался султаном и нес ответственность непосредственно перед ним. Как писал Дж. Финлей, «Патриарх был в некотором смысле министром султана как в гражданских, так и в церковных делах православных»⁸. Патриарх обладал широкими полномочиями в различных сферах: церковной, юридической, экономической, в делах, касающихся семейного права⁹. При этом он должен был всячески служить османскому правительству¹⁰.

С. Рэнсимен сомневался в том, что Православная Церковь сможет всегда мириться с турецким господством: «В глубине души каждый грек, как бы он верно ни сотрудничал с турецкими хозяевами, лелеял надежду, что в один прекрасный день ... объединенный греческий народ восстанет и воссоздаст священную Империю». Рэнсимен ставит вопрос, насколько мог патриарх быть всецело преданным неверному султану, который, в свою очередь, тоже не мог быть уверен в лояльности патриарха. Православный миллет, созданный в новом османском административном устройстве, был, по сути, миллетом греческим. Греки видели в нем средство сохранить свою национальную идентичность. «Но могла ли греческая национальная идентичность сочетаться со вселенским духом? Мог ли патриарх быть также патриархом православных славян, или арабов, как он был им для греков?»11 В свете всего сказанного можно понять сложность положения Константинопольского патриарха.

Патриарх Григорий V и султан Селим III

В 1807 г., когда британский флот подошел к Константинополю, грозя уничтожить весь город, если султан не откажется от союза с французами, османское правительство усилило работы по возобновлению и сооружению укреплений в районе. Патриарх Григорий, как глава греческого миллета, лично участвовал в работах по укреплению обороны столицы. Султан видел патриарха, выразил свое удовлетворение и пригласил его к себе на обед во дворец12. Такое поведение патриарха можно истолковать его стремлением к сохранению духовнокультурного наследия Православной Церкви и греческой нации (Ρωμιοσύνη)13.

Начало греческой революции

Греческая революция началась в 1821 г. и привела к признанию новообразованного Греческого государства Лондонским протоколом от 3 февраля 1830 г. Революция была подготовлена обществом «Филики Этерия» («Дружеское общество»), патриотической тайной организацией, которая была основана в Одессе в 1814 г. Стремление к освобождению было общим для всех греков. Вселенский патриархат и Православная Церковь способствовали сохранению греческого языка и православной веры — важнейших элементов греческой национальной идентичности. Административное устройство Османской империи, экономический расцвет греческих общин и влияние идей европейского Просве- щения — все это подготовило греческую революцию14. Восстание началось в феврале 1821 г., когда в Молдавию с небольшим отрядом вошел князь Александр Ипсиланти. Молдавия и Валахия, известные также как Дунайские княжества, были тогда частью Османской империи и представляли собой полуавто-номную область, которая управлялась греческими господарями-фанариотами, назначаемыми султаном. Александр Ипсиланти, сын валашского господаря и русский офицер-кавалерист во время войны с Наполеоном, к 1821 г. имел уже генеральский чин и стоял во главе «Филики Этерия»15.

Не получив поддержки от русского царя Александра I, Ипсиланти вскоре потерпел поражение со стороны турок16. В то же самое время, перед праздником Благовещения (позднее этот день стал днем освобождения Греции, что должно было подчеркнуть роль Церкви в революции) на Пелопоннесе и на некоторых греческих островах начались спорадические восстания против османских вла-стей17. Несколько лет спустя Греция была признана независимым государством под протекторатом великих держав (Лондонский протокол). Лондонская конференция 1832 г. окончательно установила границы новообразованного Греческого королевства18.

Роль патриарха Григория в начале греческого восстания

В то время, когда вспыхнуло греческое восстание, Григорий V был патриархом уже в третий раз (1818–1821)19. По свидетельству «Воспоминаний» Николая Спилиадиса, опубликованных в 1851 г., святейший знал о подготовке греческой революции и организации «Филики Этерия». В 1832 г. Томас Гордон писал: «Мы не решаемся утверждать, что патриарх и члены Синода были абсолютно непричастны к заговору против Османского государства. Напротив, у нас есть основания полагать, что Григорий знал о существовании Этерии, и некоторые другие епископы были глубоко задействованы в заговоре»20. Неслучайно Георгий Афтонидис, великий хартофилак патриархии, был одним из выдающихся членов «Филики Этерия»21.

Один из друзей патриарха рекомендовал ему выйти в отставку, чтобы избежать мести со стороны османов, но патриарх отвечал: «Я не могу бежать от риска в пользу моего народа». Епископ Дерконский советовал ему покинуть Константинополь вместе с другими священниками и отправиться на Пелопоннес, чтобы встать во главе повстанцев. Вместе с тем патриарший Синод, на заседании которого присутствовал великий драгоман султана, решил, что революция на Пелопоннесе не может быть легко подавлена и только личное обращение патриарха и драгомана могут подчинить повстанцев султану. Патриарх не согласился с этим и, как гласит предание, сказал епископу Дерконскому: «Я, как глава нации, и вы, Св. Синод, должны умереть за наше общее спасение. Наша гибель даст христианству право защищать наш народ перед лицом султана. Но если мы будем поощрять революцию, это даст оправдание султану, который решил истребить весь наш народ»22. Более того, русский посланник граф Строганов предупреждал патриарха об опасности и предлагал ему безопасно покинуть столицу. Григорий отказался, хотя и знал, что это может стоить ему жизни23.

Анафематствование патриархом повстанцев

После того как Ипсиланти поднял восстание в Валахии, в феврале 1821 г. начались массовые преследования христиан в Константинополе; многие были казнены и посажены в тюрьму по подозрению в причастности к восстанию. Пострадали также многие церковные иерархи: первым из них был повешен епископ Эфесский Дионисий24. В этих обстоятельствах патриарх, как глава нации, под давлением османского правительства был вынужден объявить об отлучении (анафематствовании) повстанцев. Предполагалось, что эти анафемы могут смягчить гнев султана25. Акт был подписан 21 членом Синода, патриархом и знатными константинопольскими греками, такими как бывший господарь Валахии Скарлат Каллимах, великий драгоман Высокой Порты Константин Мурузи, главами эснафов (ремесленных цехов); всего свои подписи поставили 72 челове-ка26 . Патриарший Синод пытался составить текст, имеющий местный характер, адресованный только христианам Угровалахии.

Следует отметить, что в это время патриарший Синод, особенно старшие епископы, имели право принимать решения вместе с патриархом. До 1860 г. в патриархате господствовала система так называемого «геронтизма», т.е. управления старших архиереев во главе с патриархом27. Между тем османские власти, которые, согласно мнению некоторых исследователей, оказывали давление на патриарха, поставили критян-мусульман, знающих греческий язык, чтобы те присутствовали при работе заседаний и редактировании текста. Первое анафе-матствование, адресованное провинции Угровлахия, не удовлетворило султана, и шейх-уль-ислам (глава религиозных дел в Османской империи) повелел патриарху написать новый текст, который будет касаться всех христиан империи.

Рассмотрим второе анафематствование. Очевидно, что была предпринята попытка создать более дипломатический текст, который при этом поднимет вопрос богословской интерпретации. Так, например, здесь не повторялись проклятия из первого текста, и формулировки в целом гораздо мягче28. Отлучение патриарха пришлось на конец восстания Александра Ипсиланти. Сам Ипсиланти, однако, в своем письме к генералу Феодору Колокотронису от 29 января 1821 г. уверял его, что «патриарх, под давлением Высокой Порты, посылает экзархов с призывом соединиться с Портой, но вы можете считать их пустыми, потому что это сделано насильно и по принуждению, без воли самого патриарха»29. В своем письме к Исайе, епископу Салоны, Григорий написал следующие характерные слова: «Смягчай визиря словами и обещаниями, но не сдавайся в “уста льва”», имея в виду султана30. В этом письме он просит епископа Исайю заступиться за одного православного священника, Папандреаса, который убил некоего турка. Патриарх оценивает действие священника как патриотическое и заканчивает письмо следующими словами: «Целуй с моим благословением храбрых братьев и советуй им скрываться “страха ради иудейска”. Они стали храбрыми как львы, и благословение Господне дает им силу, Пасха Спасова близка…»31.

Герман, епископ Старых Патр, послал патриарху Григорию письмо через греческого дипломата на русской службе Иоанна Папарригопулоса и спрашивал его, что ему делать. Патриарх дипломатично отвечал ему, что незачем спрашивать совета о вещах, которые он и так хорошо знает32. В другом письме, к греческому купцу Иоанну Зосиме, он трижды написал слова «помощь, помощь, помощь», в то время как в письме к Александру Ипсиланти трижды написал «осторожность». Зосима и Ипсиланти ответили на письма Григория через Папарригопулоса, что они пошлют корабль и деньги для побега патриарха. Григорий, однако, отвечал, что этими словами он хотел обратить их внимание на опасность ситуации и необходимость помочь повстанцам. Какие деньги будут собраны, должны быть употреблены на восстание, а он сам покинет свое место только если умрет, как и случилось в конце концов33. Патриарх основал фонд, известный под названием «кивот милосердия», для благотворительных целей. Есть серьезные основания предполагать, что он также использовался для нужд революции, хотя это мнение оспаривается проф. Захаропулосом из-за отсутствия достаточных свидетельств, а также ввиду небольшого объема средств, собранных таким образом34.

Очевидно, что патриарх стоял перед выбором: либо осудить греческую революцию и успокоить гнев султана, либо отказаться выполнить волю султана и вызвать резню тысяч христиан в Османской империи. Как писал Дж. Биннс, это был выбор между тем, чтобы поощрить греческий национализм и основание греческого государства, с одной стороны, или поддержать османские власти и особенно султана, как «источник патриаршей власти», с другой. «Как бы он ни поступил, он оказывался проигравшим»35.

В 1852 г. фанариот Георгий Маврокордатос напечатал в афинской газете «Эон» статью, в которой говорил о событиях того времени и утверждал, что патриарх сам предложил объявить анафематствования, чтобы защитить жизнь своей паствы: «В 1821 г. султан Махмуд свирепствовал и хотел отомстить христианам, потому что они устроили тайный заговор против престола и османского государства. Он просил шейх-уль-ислама Хаджи Халиль Эффенди, как обычно, издать фетву, дабы с его одобрения убить всех юношей и схватить всех православных христиан на турецкой территории. ‹…› Как только славный патриарх Григорий узнал об этом, он сильно опечалился, посетил шейх-уль-ислама и, как этнарх, отклонил обвинения против народа с обычной для него глубиной, скромностью и достоинством». Шейх-уль-исламу приписываются следующие слова: «Не сомневайся в моем правосудии и милосердии. Принеси мне только письменное доказательство того, что эта революция не так всеобъемлюща, как объявлено о ней. Докажи мне, что ты вовсе о ней не знаешь; уверь меня, что весь твой народ не имеет ничего общего с этим делом, а я позабочусь об остальном. Ни мое высокое положение, ни опасность, которой подвергается моя жизнь, не помешают мне защитить со всей властью целый народ, которому угрожает такое бедствие». Его святейшество обещал принести доказательства36.

Патриарх созвал Св. Синод и представил им отлучение. Все молча подписали. Согласно газете 1852 г., «вооружившись этим доказательством, Григорий явился к шейх-уль-исламу. Тот был вполне удовлетворен и, как следствие, отозвал свою фетву перед султаном». Он сказал, что «…согласно представленным доказательствам, нет никакой вины всего народа и его знати». Следуя Корану, шейх-уль-ислам попросил султана отделить виновных от невинных и опротестовал фетву. Султан же, разъярившись, уволил шейх-уль-ислама, отправил его в ссылку и приказал казнить. Одновременно он повелел казнить греческих знатных людей и патриарха37. Итак, после горячей просьбы со стороны патриарха шейх-уль-ислам отказался издать фетву против христиан. У патриарха в данном случае не было выбора; он пытался любой ценой спасти жизнь своей пастве.

Несмотря на формальное произнесение отлучения, согласно распространенному мнению, за несколько дней до своей гибели патриарх Григорий на специальной церемонии в патриаршей церкви св. Георгия снял анафему38. Как пишет Г. Пападопулос, «за три дня до своего осуждения патриарх Григорий призвал г-на Ригаса Паламидиса и других пелопонесских нотаблей и сказал: “Мы издали отлучение против вооружившегося народа, потому что боялись резни безоружных людей. Отправляйтесь на Пелопоннес и сообщите епископу Старых Патр Герману и другим архиереям, что я благословляю дело и руку греческого народа. Сражайтесь против агарян”»39. Подобное высказывание можно счесть преувеличением и попыткой реабилитировать патриарха Григория перед повстанцами, однако оно может служить и дополнительным аргументом в пользу того, что в перед смертью патриарх встал на сторону революции.

Патриарх Григорий и «Филики Этерия»

Иоанн Фармакис, один из вождей греческой революции 1821 г., посетил патриарха Григория на Афоне в 1818 г., куда тот был сослан османскими властями. Фармакис говорил, что «патриарх проявил большое сочувствие к духу революции и от всей души пожелал ей успеха в достижении своей цели»40. Патриарх отказался произнести клятву и стать членом «Филики Этерия»; он говорил, что если его имя там появится, это поставит в опасность весь народ. Он особенно подчеркивал, что должен быть очень осторожен в том, чтобы не повредить своему народу. Несмотря на заявления патриарха, многие этеристы верили, что

Григорий — член общества41. П. Китромилидис объясняет отказ патриарха принять участие в революции тем, что он был связан клятвой верности султану42.

Один из основателей «Филики Этерия», Эммануил Ксантос, писал, что патриарх Григорий разослал письмо митрополитам, архиепископам, епископам и священникам и ипрокритам греческих островов с просьбой помочь Димитрию Темелису устроить свои дела. Темелис родился на Патмосе, продолжал обучение в Константинополе и стал членом «Филики Этерия». Он посетил почти все греческие острова, а также Пелопоннес и северную Грецию с целью подготовки революции. Умер онв 1826 г. во время осады Месолонги. Это письмо патриарха, касающееся одной из ведущих фигур «Филики Этерия», несмотря на особенный язык, которым оно было написано, также свидетельствует о причастности Григория к делу революции и тайной поддержке, которую он ей оказывал43. Более того, в 1819 г. патриарх Григорий отправил письмо Петробею Марвомихали-су, предводителю жителей Мани в Южном Пелопоннесе. В этом письме идет речь об организации школы, которой должен был помочь Мавромихалис; однако нельзя упускать из виду, что под именем «Великая школа» повстанцы обычно имели в виду греческую революцию.

Выдающийся деятель греческой войны за независимость, известный своими воспоминаниями Фотакос свидетельствует, что патриарх Григорий с самого начала не хотел участвовать в революции, потому что считал, что время для нее неподходящее и она может повредить всей нации. Однако он же передает, будто епископ Дерконский убеждал патриарха принять «Филики Этерия» и восстание и произносил следующие слова: «Мы будем пить из Святой Чаши в алтаре Св. Софии, а если нам это не удастся, то мы станем мучениками за свободу и Христианство»44.

Как утверждает болгарский историк Н. Тодоров, патриарх Григорий состоял в близком общении с болгарскими деятелями «Филики Этерия», такими как купец Хаджи Христо Рачков, который финансировал революцию и скрывал оружие45. Как считает архиепископ Афинский Хризостом Пападопулос, осто- рожное поведение патриарха свидетельствует о том, что он не был членом «Фи-лики Этерия», хотя сотрудничал с ее членами46 . Это важный момент, который характеризует «фанариотскую дипломатию» и является общим для высшего константинопольского духовенства османского времени.

Казнь патриарха Григория и ее резонанс в мире

После пасхальной литургии 10 апреля 1821 г. Григорий был низложен османскими властями. Он был отправлен в тюрьму, а затем повешен на воротах патриархии, где его тело висело в течение трех дней. Новость о казни патриарха распространилась даже до Соединенных Штатов Америки47. Живо реагировали на события западноевропейские журналисты и дипломаты. The Religious Intelligencer опубликовал следующий текст о казни патриарха: «Письма из Константинополя от 25 апреля представляют прискорбную картину происходящего. В пасхальное воскресенье, 23-го числа, когда 74-летний Григорий, патриарх Константинопольский, собирался служить божественную литургию в патриаршей церкви, он был схвачен по приказу султана и повешен на дверях церкви — способ казни, который считается у всех греков наиболее позорным и должен вызвать безграничную ненависть. Все архиепископы и епископы, которые находились в церкви по случаю празднования Пасхи, были либо казнены, либо арестованы. ‹…› Ничего конкретного не объяснялось по поводу причин казни патриарха. Но предполагается, что Порта имела подозрения в отношении почтенного старца. Очевидно, что эта казнь вызовет отчаяние среди христиан по всей Греции. Излишне говорить, что все епископы, которые произносили анафему, теперь брошены в тюрьму и, вероятно, разделят судьбу патриарха»48.

Британский посол в Константинополе Стратфорд Каннинг (двоюродный брат премьер-министра Георга Каннинга) писал о казни патриарха: «В пять часов вечера в воскресенье Пасхи добрый почтенный патриарх после совершения праздничного богослужения был схвачен при выходе из церкви и повешен на воротах патриархии на глазах у множества народа. Многие греческие епископы (Эфесский, Декронский и Анхиальский) были казнены в то же самое время и тем же унизительным способом в разных кварталах Константинополя»49.

Голландский дипломат Гаспар Теста, который позднее был назначен министром-резидентом короля Нидерландов в Константинополе, в апреле 1821 г. докладывал своему правительству о казни патриарха Григория и роли патриарха в войне за независимость Греции: «Глава церкви Григорий был обвинен в подстрекательстве тайного заговора греков. Родом с Пелопоннеса, он хотел скрыть наилучшим образом свою “игру” от османского правительства; он стал, как говорят, гарантом митрополита Патрского Германа, предводителя восстания на Пелопоннесе. Убежденный в участии Григория ясными доказательствами и документами, султан применил наказание соответственно его уголовному преступлению. Записка на его мертвом теле, прилагаемая здесь, покажет Вашему превосходительству те обвинения, которые привели его к висе-лице»50 . В тексте, который был вывешен на теле казненного патриарха, говорилось, между прочим, следующее: «Бесчестный патриарх Греческого миллета, который ранее производил ложное впечатление преданности, в данном случае, чтобы скрыть тайное восстание своего народа, по свойственной ему испорченности сердца не только не остановил повстанцев, но и сам за кулисами тайно действовал как глава революции»51. Очевидно, Теста в своем отчете основывался на формальных обвинениях, которые выдвигались против патриарха османскими властями.

Тело Григория было снято с виселицы, протащено евреями по улицам Константинополя и затем брошено в Босфор. Впоследствии оно было найдено греческим капитаном Николаем Склавосом, переправлено в Одессу, и после освидетельствования греческими эмигрантами русские власти удостоили патриарха торжественного погребения52. После казни патриарха Григория русский император Александр I отозвал своего посланника, графа Строганова53. Казнь патриарха потрясла не только православный мир, но всех христиан, вызвала протесты в Европе и усилила движение филэллинизма и борьбу за независимость Греции54. Знаменитый греческий поэт Дионисий Соломос в своем «Гимне свободы», который впоследствии стал государственным гимном Греции, также в нескольких строфах говорит о казни патриарха Григория.

Новомученик

Через 50 лет после гибели патриарха Григория, в 1871 г., во время празднования 50-летия греческого восстания, его останки были помещены в раку в митрополичьем соборе в Афинах. Эта политическая церемония имела целью укрепление авторитета правительства. В этих обстоятельствах останки патриарха Григория рассматривались как «символ православной нации, которая не забыла свою миссию». Вместе с тем греческий король Георг I хотел совместить эту церемонию с празднованием своих именин, и когда этого не случилось, он принял активное участие в торжестве перенесения останков, подчеркивая, что он сам и есть воплощение исторической преемственности греческого народа55.

По словам газеты London Times, «в Константинополе история с предполагаемыми останками патриарха Григория, повешенного во время войны за независимость, вызвала небольшое недовольство». Levant Herald сообщает, что «Порта отказалась позволить греческому фрегату проследовать в Одессу, чтобы взять на борт предполагаемые останки. Тогда вместо него был послан торговый пароход “Византия”, принадлежащий греческому пароходному обществу, который, направляясь в Черное море, вошел в Босфор 11 апреля. На борту его находилась делегация греческого правительства, уполномоченная получить останки, в том числе митрополит Фтиотидский и некоторые члены Синода. Высокая Порта выдвинула требование, чтобы на обратном пути “Византия” проходила через Босфор ночью, чтобы избежать демонстрации константинопольских греков. Тело иерарха-“мученика” было испрошено греками у русского правительства для торжественного погребения в Афинах, во исполнение недавнего решения греческой палаты»56.

Патриарх Григорий почитается Греческой церковью как мученик за нацию. В память о нем ворота Св. Петра, на которых он был повешен, остаются навсегда закрытыми.

Султан Махмуд и патриарх Григорий

Очевидно, что султан Махмуд решил казнить Григория, чтобы устрашить греческих повстанцев. Убийство не было самоцелью: важно было страхом и террором остановить восстание и восстановить порядок57. Между тем он уже заместил Григория другим архиереем, глухим митрополитом Писидийским Евгением, который стал новым патриархом58. Направляясь в султанский дворец, чтобы получить утверждение от султана, преемник Григория должен был пройти через ворота, на которых все еще висело тело его предшественника59. Этим жестом Порта, вероятно, хотела показать европейским державам, что дело было в Григории, а не в Константинопольском патриархе как таковом.

С точки зрения османов, Григорий как глава греческого миллета, ответственного за поведение христианских подданных, не выполнил своего долга по отношению к султану — несмотря на то, что он анафематствовал восстание Александра Ипсиланти в феврале 1821 г., а ранее написал «Отеческое увещание», в котором говорилось, что Бог послал султана, чтобы спасти христиан от страданий60. Вероятно, эти действия были расценены как способ разрубить узел, обмануть султана, отвлечь его внимание от тех целей, которые патриарх преследовал на деле, и избегнуть тем самым отмщения султана. Отлучение Ипсиланти не реабилитировало Григория в глазах Порты, и положение вождя мил-лета оставалось по-прежнему опасным61. Таким образом, казнь патриарха была предупреждением повстанцам и наказанием Православной Церкви за неудачную попытку остановить революцию. Вместе с тем это была своего рода месть за гибель мусульман во время восстания62.

Патриарх Григорий: «святой» и «повстанец»

В 1921 г. Церковь объявила о канонизации патриарха Григория; однако последовало немало возражений. Мануил Гедеон, ученый из Фанара, хронограф Вселенского патриархата, передавал мнение митрополита Закинфа, который говорил ему, что Григорий не должен быть канонизирован только на том основании, что он был убит турками63. Его статуя стоит перед Афинским университетом рядом со статуей Ригаса Фереоса, отлученного от Церкви за свои идеи освобождения от османского владычества, и рядом со статуями других героев греческого освобождения64. Григорий, надо сказать, был не согласен с идеями Ригаса и в 1797 г. поручил Анфиму, митрополиту Смирны, пресечь распространение брошюр Ригаса среди христиан, так как они «повреждают веру»65.

Как писал Арнольд Тойнби, «греки были раздираемы двумя противоположными стремлениями. С одной стороны, они не оставили фанариотских амбиций завладеть всем османским наследием и сохранить Османскую империю как объект заботы, который перейдет под их управление, а, с другой стороны, они воспылали желанием создать свое собственное независимое государство»66. Патриарх Григорий, очевидно, разделял первую точку зрения. Конечно, и в то время были греки, которые считали, что патриарх Григорий действовал всегда в угоду султану и осуждали его за угодничество; среди них был, например, Ада-мантий Кораис, выдающийся деятель греческого Просвещения67. Представители греческого Просвещения боролись с консервативными архиереями, такими, как патриарх Григорий, которые предупреждали верующих «против нововведения давать детям при крещении языческие греческие имена» и «оставления традиционного грамматического образования в угоду современной науке и математике», что противоречит «истинной вере и спасению души»68.

Значительное большинство греков в течение греческой войны за независимость и после нее не считали патриарха Григория предателем революции. Напротив, для них он был «мучеником» в их борьбе за Свободу и «первым борцом в священной борьбе греков»69. Повстанцы хотели отомстить за гибель патриар-ха70. Так, обращаясь к ним в мае 1821 г., епископ Лидорики Иоанникий говорил следующее: «Я заклинаю вас, чада, виселицей патриарха моего народа взяться за оружие, потому что наше Отечество в опасности»71. Его мученическая кончина стала «центральным элементом мифологии современной Греции»72. В протоколах Третьей национальной ассамблеи в Тризине в 1827 г. было сказано: «Несколько лет назад патриарх Григорий пожертвовал собой за нашу святую веру и за наше отечество»73, и этими словами греческие архиереи в собрании определенно подчеркнули связь между Константинопольским патриархатом и греческими епархиями через самопожертвование патриарха Григория.

Заключение

Патриарх Григорий V был противоречивой фигурой, и его деятельность вызвала самые разные оценки у историков Церкви и Греции Нового времени. Несомненно, его положение как патриарха Константинополя и главы греческого миллета было очень трудным. Детальное изучение роли патриарха Григория невозможно без того, чтобы определить грань между кажущимся и бывшим на самом деле. Григорий, как глава Ромейского миллета, должен был, издавая акты и официальные документы, блюсти равновесие и предпринимать определенные дипломатические действия по отношению к султану. Неофициально же он помогал некоторым членам «Филики Этерия» и старался защитить православную паству от гнева султана. Наконец, вопреки голосам противников, казнь сделала его в глазах повстанцев мучеником войны за независимость Греции и святым Православной Церкви.