В.В. Вейдле и Пермский университет

Владимир Васильевич Вейдле (1895–1979) – литературный критик, искусствовед, поэт, философ-эстетик, теоретик и историк искусства, культуролог. Замечательные слова находим в некрологе протоирея Александра Шмемана, где он называл Вейдле «не “культурным человеком”, а неким поистине чудесным воплощением культуры»: «он жил в ней и она жила в нем с той царственной свободой и самоочевидностью, которых так мало осталось в наш век начетчиков, экспертов и специалистов» /academia /veidle/.

Вейдле родился в 1895 г. в Санкт-Петербурге, в 1916 г. закончил историкофилологический      факультет      Санкт-

Петербургского университета. Затем «в поисках свободы мысли и преподавания» молодой человек «отправился, как он писал, “в достославный город Пермь”». Путь пролегал через Рыбинск, куда В.В.Вейдле добирался поездом, далее на пароходе вниз по Волге и вверх по Каме (Кара-Мурза 2006: 108). Здесь Вейдле работает в основанном в 1916 г. отделении Петроградского университета, который в 1917 г. становится самостоятельным – Пермским университетом (Высшее образование в России 1995: 291).

С пермским вузом Вейдле напрямую был связан только в молодости и следов деятельности в нем не оставил. В библиотеке университета, в каталоге сотрудников, хранится карточка, на которой указаны инициалы, должность и дата работы в вузе: «Вейдле Владимир Васильевич. Препод. каф. истории. 1919–1922». Отметим, что указанная дата не точна. Период работы Вейдле в Пермском университете совпал с глобальными историческими событиями.

Вейдле вспоминал: в 1917 г. «осенью, как раз накануне Октябрьского переворота, я откомандировался в Пермский университет, потому что тогда уже начались некоторые затруднения с продовольствием. И я решил, что в Перми, во вновь основанном университете, где как раз были мои друзья, в том числе тот самый профессор Отокар, – что там можно будет спокойно заниматься, готовиться к магистерским экзаменам. А что будет дальше – одному Богу известно» (Толстой 2008). Поселился Вейдле на Заимке (Кара-Мурза 1995:  108)  – это территория нынешнего

университета, отдельные здания которого до февраля 1918 г. принадлежали купцу-миллионеру Н.В.Мешкову (Кертман, Васильева, Шустов 1987: 14; см. также: Отчет… 1918), и прилегающего к нему пространства. Сам Вейдле говорил о том, что «преподавал средневековую историю, а также историю искусства» (Толстой 2008).

Студентами, с которыми сталкивался В.В.Вейдле, он и другие столичные преподаватели «вполне были <…> довольны»: «…Все мы <…> не испорченной пищей их питали, не примешивали никакой заранее припасенной и не нами состряпанной идеологии к тем наукам, в которые мы их вводили». От политики преподаватели держались в стороне. Студенты считали, вспоминал В.В.Вейдле, что «университет при любом режиме – ах, какими оптимистами были! – останется университетом. Физики, мол, никакой большевик не переделает; а римское право тоже ведь исправлению задним числом не подлежит. Насчет фальсификации истории не только никто себе не представлял…, но и понятия такого в мыслях ни у кого не было». И преподаватели, и студенты университета, по словам В.В.Вейдле, «находились в состоянии райской невинности. Не вкусили еще от плодов древа познания добра и зла…» (Цит. по: Кара-Мурза 1995: 109).

О событиях во время Октябрьской революции Вейдле «очень смутно помнил», потому что «это произошло как-то тихо и без особенных потрясений» (Толстой 2008). В целом, Пермь предстал Вейдле как город, который жил «очень патриархальной, провинциальной жизнью» как во время Октябрьского переворота, так и после, «никаких особенных арестов, не говоря уж о расстрелах». «Только постепенно тамошний отдел ЧК начал совершать разные расследования. Но я думаю, что это было в 18м – в начале 19-го г. Тогда подвергся обыску мой друг профессор Отокар, потому что он писал книгу по истории старо-французских городов», которые назывались «коммунами». Решили, что это «контрреволюционное сочинение», профессор «просидел в тюрьме недели две, пока они это разбирали» (Толстой 2008). К концу 1918 г. в Пермском университете «усиливается политическая дифференциация профессорско-преподавательского состава и студенчества на три группы»: принявшие Советскую власть полностью, относившиеся к ней нейтрально, начавшие борьбу против нее. События развиваются таким образом, что с декабря 1918

г. по июнь 1929 г. университет «практически не работал» (Кертман, Васильева, Шустов 1987: 18–19).

Сумятицу в относительно мирный город внес голод во время гражданской войны и приход Колчака. Летом 1919 г. университет перевезен колчаковской армией в Томск (Томский университет 1980: 111, 113). Вейдле живет в Сибири «с лета 19-го года до марта 20го» (Толстой 2008). После освобождения Перми красными войсками вуз возвращается в город, а вместе с ним и Вейдле. Однако работа в Пермском университете, как пишет А.А.Кара-Мурза, «потеряла для Вейдле смысл (идеология и здесь победила науку)» – и Вейдле возвращается в Петроград (Кара-Мурза 2006: 109). При этом «возвращение в Петербург совпало с днями траура по Блоку», в чьих похоронах 10 августа 1921 г. участвовал Вейдле (Доронченков 1996: 203).

После В.В.Вейдле эмигрирует в Париж, где напишет свои знаменитые труды, проявив себя культурологом, философом, историком и критиком – это «Умирание искусства: Размышления о судьбе литературного и художественного творчества» (1937), «Задача России: Место России в истории европейской культуры» (1956), «Безымянная страна» (1968), «О поэтах и поэзии» (1973), «Эмбриология поэзии» (опубл. в 1980).

Приятно отметить, что VII Международная научная конференция «Иностранные языки и литературы в контексте культуры» (23 апреля 2010 г., факультет современных иностранных языков и литератур, ПГУ) продолжила традицию посвящений научных мероприятий В.В.Вейдле. Так в 2005 г. в Перми в рамках Пермского политического форума состоялась Международная научно-практическая «Россия в XX–XXI веках: долгое возвращение в Европу?» и была помещена мемориальная доска (сегодня ее можно видеть в корпусе № 2 ПГУ). В докладах был представлен анализ общественно-политических взглядов Вейдле. Интересны, однако, слова В.В.Вейдле о себе: «Да и “культурник” я, а не “общественник”; ничего с этим поделать не могу. Лувр больше люблю, чем Палату депутатов; если пришлось бы выбирать, выбрал бы Лувр. Социальная (как и всякая другая) несправедливость вовсе не мила моей душе, но я выберу ее, – для себя выберу лохмотья и черствый хлеб, – если справедливости будут достигать ценой снижения и распыления культуры». Посвящение В.В.Вейдле конференции «Иностранные языки и литературы в контексте культуры» в большей степени обусловлено эстетической концепцией теоретика, а его идеи о кризисе культуры как никогда актуальны для современной дискуссии (См.: Бочкарева 2010: 111-118).