Высокий произносительный стиль: базисные категории и признаки

Если средний и низкий стили представляют собой естественную среду обитания практического языка и подчинены его законам, то высокий живет по совершенно иным правилам. Системообразующими для этого стиля являются две категории, которых не знает язык практический.

• 1.    И ДЕЯ ЭСТЕТИЧЕСКИ ПРЕКРАСНОГО : давно замечено, что высокий стиль требует «самых красивых слов» [23, с. 265]. На категорию прекрасного ориентирована эстетическая (декоративная, поэтическая) функция языка, связанная с выражением «эмоции восторга и любования», со способностью речи «привлекать нас своею красотою» [14, с. 64 и 100]. С идеей прекрасного несовместимы бытовые, натуралистические, физиологические ассоциции;

следовательно, возвышают стиль те приемы переименования, которые приподнимают понятия над бытовой реальностью, эстетически рафинируют, освобождают их от указанных ассоциаций:

• 1.1.    К СЕНИЗАЦИЯ [греч. ξενίζειν ‘очуждать’] – замена выразительных средств родного языка иноязычными эквивалентами. Еще Аристотель указал на то, что такие замены возвышают стиль, «ибо иностранные вещи в восхищение людей приводят, а то, что порождает восхищение, приятно» [19, с. 192]. Возвышению стиля способствуют замены заимствованиями из культурно престижных языков, в частности церковнославянского, который по своей функции был «языком особым, торжественным, языком церковной службы» [11, с. 298], ср. нейтр. лежать в постели и высок. возлежать на ложе .

• 1.2.    А РХАИЗАЦИЯ – замена нейтральной номинации ее устарелым эквивалентом: так, когда мы говорим уста , возникает «поэтический образ, исключающий натурализм и несопоставимый с “физиологическим” представлением о губах как продолжении слизистой оболочки рта» [13, с. 87].

• 2.    К АТЕГОРИЯ ВЕЛИЧЕСТВЕННОГО . Ещё И. Кант [7, с. 271 и 253] связал идею высокого с двумя типами количественной оценки: а) градуальной: «Возвышенное приписывается силе», т. е. «буре, грозе, землетрясению и т. п.»; б) параметрической: «Возвышенным мы называем то, что безусловно велико». Давно замечено, что ширина, длина предметов, их высота и глубина, т. е. «всякая громадность создает впечатле-

• ние величественности» [22, с. 107], что величественный стиль связан «с формой, массой и масштабами предметов» [26, с. 40]. Думается, что в сферу действия количественной оценки как основы категории величественного следует включить понятие пространности / краткости речи. Правило, сформулированное Деметрием Фалерским, гласит: «Речь о предметах величественных требует удлинения колонов», краткие же колоны применимы «к каким-либо мелким предметам»; если разбить длинный период на ряд коротких фраз, то «множество пауз (άνάπαυλα ‘пауза’, букв. ‘отдых’. – В. М.) появится, но величественность слога исчезнет» [24, с. 7 и 41].

Как несовместимую с идеей прекрасного следует трактовать КАТЕГОРИЮ КОМИЧЕСКОГО , которую традиционно относят к сфере эстетически безобразного. Согласно теории НЕКОН - груэнтности , комическое представляет собой «картину несовместимых частей, объединенных в единый комплекс» [20, с. 318]. В рамках данной теории вполне объяснимы тактики нарочитого нарушения правила тематической уместности: а) высокий стиль несовместим со сниженной темой, что приводит к эффекту высокого бурлеска; б) низкий стиль несовместим с высокой темой, что приводит к эффекту низкого бурлеска.

Пространности, а следовательно, и возвышению речи способствуют различные виды АМПЛИФИКАЦИИ [лат. amplificatio ‘увеличение’], состоящей: а) в распространении фразы посредством второстепенных членов, б) в повторе языковой единицы, в) в нагнетании однородных по содержанию или форме единиц. Еще Дионисий Лонгин увязывал высокий стиль с фигурами пространной речи: «Сильнее всего и прежде всего суть высокого стиля в амплификации <проявляется>, а равно в движеньях души возвышенных, кои, так скажу, захватывают аудиторию» [25, с. 95].

Итак, в основе высокого стиля лежат категории прекрасного и величественного; следовательно, возвышению стиля способствуют прежде всего те приемы, которые: а) могут переводить понятия в сферу эстетически прекрасного и величественного; б) придают речи пространность. Рассмотрим с этой точки зрения высокий произносительный стиль. Его приметы задаются в научной литературе списком*, однако, как показал анализ, эти приметы образуют систему, органично встроенную в представленный выше механизм возвышения стиля. Существует два способа возвысить стиль за счет произношения.

• 1.    Замедление темпа речи, что усиливает впечатление ее пространности, а значит, способствует возвышению стиля: считается, что «чем полнее по времени и сильнее долгие слоги, тем торжественнее речь» [27, с. 138; cf. 24, с. 35; 18, с. 165]. У ДЛИНЕНИЕ ЗВУКА [греч. διαστολή , лат. prolongatio ] как прием замедления темпа речи характерно для «речитативного», «высокого стиля», в частности для «ора-

• торского» и «церковного» стилей произношения; ускорение же уместно для «общепринятого бытового (styluscommunis)», а также «комического», или «театрального стиля» [21, с. 77 и 35]. Принято выделять два типа удлинения звуков: геминацию и эктасис. ГЕМИНАЦИЯ [лат. geminatio ‘удвоение’] представляет собой удлинение согласного. Удлинение смычных согласных, которые «тянуться» не могут, происходит за счет ВНУТРИСЛОВНОЙ ПАУЗЫ, т. е. «“паузы” во время смычки», разделяющей имплозию и эксплозию [5, с. 125; 1, с. 128]: «Только зима, да метель эта [бб’]елая Напоминают сегодня о них» (А. А. Пугачев [?]. «Белой акации гроздья душистые...» в исполнении Л. Сенчиной). ЭКТАСИС [греч. έκτασις ‘удлинение’] состоит в удлинении гласного звука: «Останов[и:]сь, прем[у:]дрый, как Эд[и:]п, Пред Сф[и:]нксом с др[е:]внею заг[а:] дкой!» (А. Блок. «Скифы» в исполнении В. И. Качалова).

• 2.    Ксенизация. Данная тактика оказала влияние и на отдельные произносительные

  особенности высокого стиля. Наиболее заметным источником таких особенностей стал церковнославянский язык. В 1755 г. М. В. Ломоносов [8, с. 430] пишет, что буква г может произноситься «как у иностранных h . Сие произношение осталось от славенского языка», ср.: «И русский в шумной глубине Уже плывет и пенит волны, Уже противных скал дости г , Уже хватается за ни х …» (А. С. Пушкин. Кавказский пленник). Поскольку славянизмы (например, дости [х]) использовались преимущественно в высоком стиле, фрикативный [γ] не только стал приметой этого стиля, но даже, судя по рифмам XVIII – нач. XIX в., распространился в книжной речи на произношение слов, по своему происхождению не связанных с церковнославянским языком: «Или музыкой и певцами, Органом и волынкой вдру г Или кулачными бойцами И пляской веселю мой ду х » (Г. Р. Державин. Фелица).

Удлинение звука известно и как прием эмфатического подчеркивания. Данный приём лежит в основе так называемого ЭМФАТИЧЕСКО ГО ЧТЕНИЯ – техники высокого произносительного стиля, состоящей в эмоциональном подчеркивании всех слов, составляющих смысловой каркас текста: «Нас не нужно жале[^тс’:], ведь и мы никого б не жалел[и:]. Мы пред нашим ко[м:]бато[м:], как пред [γ:]осподо[м:] Бого[м:], чист[ы:]» (С. Гудзенко. «Мое поколение» в исполнении В. Высоцкого).

Считается, что удлинение гласных характерно для стихотворной речи [6, с. 72]. Это наблюдение относится в большей степени к высокому, торжественному стилю и лирике, в меньшей – к сатирическим стихам, игровой и сниженно-бытовой стихотворной речи, ср.: «Раз, два, три, четыре, пять, Вышел зайчик погулять» (Ф. Б. Миллер. Раз, два, три, четыре, пять…). Ритмичность данного текста позволяет использовать его в качестве считалки; если же этот детский стишок исполнить в торжественном, замедленно-речитативном стиле, получим яркий эффект высокого бурлеска:

Охотник: Уми[р:а:]ет з[а:]йч[и:]к [м:о:]й! Ха-ха-ха-ха!

Хор: Ой, ой, ой, ой, ой.

Заяц: Пр[и:]н[е:]с[у:]т ме[н’а:] дом[о:]й, Окаж[у:]ся [ja:] жив[о:]й...

Ю. Энтин. Опера про зайчика, муз. М. Дунаевского

Отличительной чертой церковнославянского вокализма является отсутствие качественной редукции безударных гласных: словеса [слов̓эса], т. е. «оканье» и «эканье», которые возникли в книжном (церковном) произношении в XI–XII вв. «в процессе адаптации церковнославянского языка на русской почве», т. е. «приспособления его к восточнославянским диалектным условиям», что было «непосредственно связано с практикой богослужения», которая должна была соответствовать «требованию единообразия», в том числе и в сфере произношения [15, с. 143]. Фрикативный [γ] и безударное [о] как приметы высокого стиля ушли из употребления, скорее всего в результате столкновения с культурно непрестижными диалектно-просторечным [γ] и диалектным «оканьем», и в настоящее время являются орфоэпическими архаизмами. «Эка-нье» же, не будучи отягощено паразитарными ассоциациями указанного типа, сохранилось и до сих пор фиксируется специалистами как заметная черта высокого стиля: [в’э^идý], [м’э^истá].

Рассмотрим один фонетический закон русского языка, также испытавший на себе иноязычное, в частности церковнославянское влияние. Согласно этому закону, ударный гласный [э] в позиции между мягким и твердым согласными заменяется ударным гласным [о]. Поскольку в церковнославянском языке «закон о переходе е в о не был известен», большинство церковнославянизмов сохраняет ударное [э] в позиции между мягким и твердым согласными; вместе с тем нельзя не отметить «неу- клонно идущий процесс “обрусения” соответствующих слов путем трансформации их произношения с е на о», ср. безнадежный и безнадёжный [9, с. 218 и 219]. Д. Н. Ушаков [16, с. 159] отмечает, что переход [э] в [о] происходит «под влиянием просторечия», ср. совремённый и неправ. совремённый. Такое «ё» считалось низким, простонародным, поэтому уже в XVIII в. «образованные люди… старались вообще не произносить е за ё при чтении, т. е. старались читать, как пишется: идёт, а не идёт» [Там же]. Благодаря «буквенному прочтению» фонетический славянизм [э] на месте [ó] распространился на русскую лексику и, ввиду высокого статуса церковнославянского языка, стал признаком «высокого произношения» [3, с. 447], ср.: «Чугун кагуль-ский, ты священ Для русского, для друга славы – Ты средь торжественных знамен Упал горящий и кровавый» (А. С. Пушкин. Чугун ка-гульский, ты священ…).

Как уже было отмечено, что для церковнославянского языка характерно книжное, «побуквенное произношение» [15, с. 159]. Думается, именно в этой перспективе можно рассматривать не только безударное [о], безударное [э] и сохранение ударного гласного [э] в позиции между мягким и твердым согласными, но и следующие три приметы торжественной речи:

• 1.    Ограничения на звуковой эллипсис, который в нейтральном и сниженном стилях используется, в частности, для устранения либо упрощения консонантных скоплений, ср. разг. народу бе [зн] а и высок. на краю бе [здн] ы , нейтр. со [н] це и высок. со [лн] це : «Вот лозунг мой / и с[о:^лн]ца!» (В. Маяковский. «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» в исполнении автора). Ускоренный темп речи, «общая ском-канность произношения, “проглатывание” отдельных слогов и звуков» [17, с. 37], т. е. нечеткость произношения и активный звуковой эллипсис (в частности, апокопирование, ср. Санкт-Петербург и разг. Питер , университет и жарг. универ ), уместны в сниженном дискурсе, более подверженном влиянию закона речевой экономии, а значит, и более прагматичном.

• 2.    Отсутствие ассимилятивного смягчения согласных «в словах высокого (или книжного) стиля»: во [зв’] еличить , благоде [нств’] ие [12, с. 113].

• 3.    Удлинение при озвучивании двойных согласных, ср. произношение слова Россия :

1) в эмоционально нейтральной речи, например в названии известного текста: «Александр Сергеевич Пушкин. Клеветникам Ро[с’]ии» (А. С. Пушкин. «Клеветникам России» в исполнении В. Золотухина); 2) в эмоционально отмеченной речи: а) в высоком, речитативном стиле: «Зачем анафемой грозите вы Ро-[с’:]ии?» [12, с. 113]; б) при эмфазе: «Откуда начинается Ро[с’:]ия? С Курил? С Камчатки? Или с Командор?» (В. Боков. «Откуда начинается Россия» в исполнении автора).

Гораздо меньшее влияние на высокий произносительный стиль оказали современные европейские языки. Так, в некоторых заимствованиях из этих языков, в отличие от русского не знающих качественной редукции безударных гласных, сохраняется безударное [о], используемое «в торжественной, приподнятой речи» [4, с. 142]: с [о] нет , п [о] эт , н [о] ктюрн . В заимствованиях из этих же языков, в отличие от русского не знающих противопоставления твердых и мягких согласных, «в высоком стиле могут не смягчаться согласные перед [э]»: со [нэ] т [10, с. 118]. Черты высокого произношения, восходящие к современным европейским языкам, лишены культурно значимых опор, каковой для орфоэпических славянизмов является практика богослужения, а потому менее устойчивы.

Для устной публичной речи современных носителей русского языка характерна дефектность стилевой парадигмы, в частности незнание приёмов высокого произносительного стиля. Целесообразной в этой связи представляется подготовка системы специальных упражнений, направленных на развитие необходимых навыков и умений в этой далеко не простой сфере.