Загадки текста ранневизантийского историка (рец. на кн.: Priscus Panita. Excerpta et fragmenta / Ed. by P. Carolla. - Вerolini ; Novi Eboraci : Walter de Gruyter, 2017. - XLVIII, 140 p.)

DOI:

Citation. Kozlov A.S. Riddles of the Text of an Early Byzantine Historian (Book Review: Priscus Panita. Excerpta et fragmenta / ed. by P. Carolla. – Berolini ; Novi Eboraci : Walter de Gruyter, 2017. – XLVIII, 140 p.). Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 4. Istoriya. Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnosheniya [Science Journal of Volgograd State University. History. Area Studies. International Relations], 2020, vol. 25, no. 6, pp. 285-291. (in Russian). DOI:

Цитирование. Козлов А. С. Загадки текста ранневизантийского историка (Рец. на кн.: Priscus Panita. Excerpta et fragmenta / ed. by P. Carolla. – Вerolini ; Novi Eboraci : Walter de Gruyter, 2017. – XLVIII, 140 p.) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2020. – Т. 25, № 6. – С. 285–291. – DOI:

Введение. Осуществляемое с помощью новейших археографических методик издание наследия Приска Панийского, одного из самых актуальных для реконструкции международных отношений в Европе и на Ближнем Востоке V в., – задача тяжелая в силу сложности эвристики материла в разнородных кодексах [1, p. 19–22; 4, p. 290–291; 10, p. VII–X]. Но, как известно, труд Приска – это захватывающий рассказ о власти и интригах в позднеантичной Византии, о ее отношениях с державой гуннов, царя которых, Аттилу, Приск посещал в составе дипломатичес- кой миссии. Мало того, и поныне многие политики, интеллектуалы и просто интересующиеся находят в строках Приска уникальные сведения о корнях ряда народов Центральной и Юго-Восточной Европы, Ближнего Востока и Северной Африки [7, p. 146–160]. Для филологов-классиков эти тексты заполняют пробелы в конструировании точного археографического аппарата и аутентичной презентации stemma codicum [10, p. XVII]. Основная трудность в том, что фрагменты «Истории» При-ска разбросаны по разнородным по жанру и сохранности византийским сочинениям и мно- гие из этих отрывков сложно соотнести с наследием Панийца.

Анализ. Довольно быстрое (для Тойб-неровской серии) переиздание дошедших до нас фрагментов исторического труда ( 1атор(а Bv^avTia K x к а1 та к ат’ Атт^ёау ) автора, чиновника и дипломата V в.¹ подчеркивает устойчивую востребованность в критическом, сделанном по всем современным правилам компендиуме всех известных списков этого уникального сочинения. Как известно, до недавних пор специалисты вынуждены были пользоваться изданиями фрагментов Приска, выполненными прежде всего К. Мюллером (1851, 1870 гг.) и Л. Диндорфом (1870 г.), не включавшими все сохранившиеся codices. То же самое касалось изданий эксцерптов из сочинений Константина Багрянородного, в составе которых отрывки из 'I атор(а Вх^аупа к х наличествовали в первую очередь. В 1979 г. специалисты, однако, получили издание Ф. Борнманна (впервые включившее в себя все известные эксцерпты Приска, содержащиеся в книгах Константина VII и бытующие вне их, а также соответствующие разделы из «Суды»), а в 1981 г. – издание Р. Блокли, вобравшее в себя, кроме всего прочего, тексты из сочинений других грекоязычных историков, прямо или косвенно восходивших к традиции Панийца [3]. Особо следует отметить, что Блокли, расположив фрагменты из труда Приска по-своему, придал новый взгляд на композицию 'I атор(а Ви^аула к х . Смущающим моментом, однако, стало то, что в некоторых случаях английский историк расчленил эксцерпты Константина VII на отдельные части.

П. Каролла, издавая фрагменты исторического сочинения Приска (его риторические изыскания и письма до нас не дошли), по сути продолжает работу своего учителя Ф. Борн-манна и прежде всего его концепцию относительно достоверности собраний эксцерптов, презентуемых Константином VII как аутентичные тексты [10, p. VII]. Исследовательница исходит из того, что компиляторы крайне незначительно перерабатывали свои протографы, заботясь о сохранении текста оригинала [10, p. XXXII]. Посему, по ее мнению, выписка отдельных мест из текста Панийца в целом была проделана весьма корректно. Однако надо сказать, что в качестве аргумента на сей счет она привлекает и сообщения «Гетики» Иордана, для которых Приск был источником, хотя называть подобные пассажи остготского историка «извлечениями» я бы не стал.

В самом деле, в первом (и наибольшем по объему) компендиуме издаваемых фрагментов (сюда вошли Excerpta de legationibus [10, p. 1–3]; Excerpta de insidiis [10, p. 4]; Excerpta de legationibus sequuntur [10, p. 5–80]; Excerpta incertae sedis [10, p. 81–82]) мы видим прежде всего извлечения из Excerpta de legationibus, а также два фрагмента из Excerpta de insidiis (exc. 1a–1b) Константина VII. Однако к эксцерптам Каролла относит и ряд сообщений из Иордана (например, ехс. 9, 10, 17) и «Суды» (например, ехс. 11). То есть в данном компендиуме оказались по соседству фрагменты весьма разного (в том числе – и авторского, и жанрового) происхождения. Как их можно было поместить в разделе, однозначно сопряженном с именем Константина VII (Excerpta de legationibus), непонятно. Кроме того, таким методом под именование эксцер-птов из Константина VII оказываются подведены как подлинные извлечения из трудов Константина VII, так и фрагменты, восходящие к собственно сочинению Приска.

Первый компендиум издания заполнили 49 эксцерптов (в соответствии с нумерацией Кароллы – ехс. 1–49). Поскольку итальянская исследовательница использует все сохранившиеся рукописи, содержащие эксцерпты Константина VII, ею презентуется весьма аутентичный текст, сопровождаемый подробным критическим аппаратом, в основу которого положена добротно реконструированная стемма. Хотя нумерация эксцерптов содержит элементы сумбура. В частности, имеют место четыре эксцерпта (!) под номером 1, относящиеся к разным текстам [10, ехс. 1, ехс. 1.1, ехс. 1а, ехс. 1b]. Эксцерпты 1 и 1.1 (идентичны с fr. 2 издания Блокли [4, fr. 2]) касаются царя гуннов Руа, то есть речь в данном случае, скорее, идет об одном (и единственном на этот счет) фрагменте (так полагает и Блокли). Но при этом под номером ехс. 1 оказываются два совершенно разных по содержанию фрагмента – об осадах Нови-думума [10, ехс. 1а = 4. fr. 5] и Наисса [10, ехс. 1b = 4. fr. 6.2]. Стоит учесть, что литерами «а» и «b» скорее обозначают альтернатив- ные версии одного и того же текста, а не два разных текста (в данном случае предпочтительнее очередность, предлагаемая Блокли: fr. 5 и fr. 6.2).

Второй компендиум издания презентует эксцерпты Fragmenta dubia [10, p. 83–111]. Цифровые обозначения этих пассажей даны с учетом нумерации фрагментов, содержащихся в предыдущем разделе, то есть с fr. 50 по fr. 83. Смена терминологии при именовании нового раздела понятна, но оптимальным решением для реализации целей издания не является. Как и вытекает из названия раздела, в него входят тексты из самых разных трудов, с разной степенью вероятности восходящие к Приску. По большей части отдельные фрагменты этого ряда уже нашли место в изданиях Борнманна и Блокли, и абсолютно новые находки такого рода для идентификации с текстами Приска можно считать редкостью. Но некоторые фрагменты, которые Блокли считает текстами Приска, Каролла отклоняет – например, fr. 3.1. Поскольку издание Ка-роллы не имеет комментария (как и другие издания Тойбнеровской серии), то сохраняются вопросы о причинах принятия во внимание одних эксцерптов и отклонения других. Издание Кароллы содержит прекрасные indices nominum, locorum и fontium fragmentorum dubiorum, но в нем нет необходимого comparatio numerorum, который мог бы облегчить сравнение отдельных мест издания с изданиями Борнманна и Блокли.

Формат рецензии не позволяет обсудить все изданные Кароллой фрагменты, но уместен ряд наблюдений по поводу возможных выводов из их содержания, проистекающих, в том числе, из методики издательской презентации некоторых эксцерптов ². Новейший же научный комментарий к 1атор(а Bv^avTia K ^ , как и прежде, остается благим пожеланием.

Прежде всего интересны заслужившие внимание Борнманна (но не Блокли) те места текста, которые относятся к описанию дипломатической деятельности на Востоке магистра войск Анатолия [9, p. 84–86]. В частности, два повествующих об Анатолии пассажа, содержащиеся в «Войне с персами» Прокопия Кесарийского и в «Хронографии» Феофана, вполне могли проистекать из сочинения Панийца [9, p. 85; 10, fr. 54, 59]. Спорно толь- ко, что fr. 54 говорит о событиях 428 г., но нет гарантий, что !атор(а Bv^avTiaK^ вообще охватывала то время. В целом же обилие деталей в обоих фрагментах явно указывает на информированность и компетентность автора протографа, которого вполне можно идентифицировать с Приском.

Напротив, весьма сложен комплекс вопросов, связанных с fr. 66b. Каролла хотя и помечает курсивом то обстоятельство, что первый пассаж фрагмента вряд ли напрямую восходит к сочинению Панийца, но, как и Блокли, цитирует целиком соответствующее место из «Войн» Прокопия, не предпринимая какого-либо источниковедческого или фактологического анализа [10, p. 94–95]. Д. Бродка предположил, что здесь мы имеем дело с двумя эк-сцерптами из сочинения Приска. В самом деле, сообщение Прокопия, о котором идет речь [11, I, 4. 29–35], состоит из двух частей – публицистического введения [11, I, 4. 29], подчеркивающего могущество Аттилы, и сообщения о взятии гуннами Аквилеи [11, I, 4. 30–35]. Бродка полагает, что целью Прокопия в данном случае было создать впечатление об опустошении Аттилой всей Европы, ибо после гибели Аэция гуннов никто не мог остановить. Дескать, и на Западе и на Востоке склонились перед царем гуннов и платили ему трибут [11, II, 4. 29]. Такого рода констатация действительно выглядит обобщением высочайшего уровня успехов Аттилы. Прокопий, как полагает польский историк, явно работал с текстом, который завершал историю царя гуннов подобного рода резюме, а затем ошибочно увязал эту публицистику со смертью Аэция. Получается, что Прокопий исходил из идейно-политической концепции, характеризующей Аэция как последнего оплота против варваров, при жизни которого римляне еще могли сих варваров побеждать. Примечательно (и это ценное наблюдение), что Прокопий даже не пытался верифицировать эту концепцию.

По этой причине хронологическая последовательность событий в данном случае роли для него не играет – выдающийся историк VI в. игнорирует тот факт, что Аттила еще при жизни Аэция разгромил несколько важных городов Северной Италии. Более того – Прокопий почти не уделяет внимания византийс- ко-гуннским конфликтам в трагические для империи 40-е гг. V века. Можно, конечно, полагать (как это делает Бродка), что хронологическая аберрация в сообщении Кесарийца проистекает из небрежности. Но нельзя избавиться от ощущения, что он сконструировал определенную последовательность из не связанных друг с другом подлинных событий, чтобы презентовать определенную мысль: гибель Аэция, последней надежды Запада, имела для Западной Римской империи катастрофические последствия. Подчеркивая же успехи Аттилы, Прокопий делает этот тезис еще нагляднее. Подключение историком к данному пассажу сведений об Аттиле и взятии Аквилеи гуннами свидетельствует о литературной конструкции, в которой принцип наглядности приоритетнее достоверности. В недостоверной же констатации смерти Аэция до смерти Аттилы можно видеть две причины: а) образ Аэция как последнего оплота против варваров, б) слабые представления автора об истории гуннов. В таком случае получается, что в первой части пассажа [11, II, 4. 29] Прокопий отчасти исходит из данных исторического труда Приска или из эпитомы Приска (возможно, редакции Евстафия Эпифанейско-го), где описывается смерть Аттилы. Напротив, во второй части пассажа [11, II, 4. 30–35] Кесариец обращается к описанию вторжения гуннов в Италию. У Приска это сообщение явно стояло до констатации как смерти Аэция, так и смерти царя гуннов.

Итак, по Прокопию, после убийства Аэция Европа стала беззащитной и Аттила не встречал серьезного сопротивления. Рисуется яркая, драматичная картина, однако лишенная достоверности из-за хронологической аберрации. Такого рода концепция имеет сходство с толкованием тех же событий в «Хрониконе» комита Марцеллина [8, a. 454.2]. Убийство Аэция рассматривается византийским хронистом как решающий момент в истории Запада, ибо оно повлекло события, завершившиеся падением Западной Римской империи. Благодаря такому взгляду историку не нужно думать о точной хронологии, а следует сосредоточиться на соответствующей эвристике и расположении материала – для конструирования связующих линий сюжета и непротиворечивой причинно-следственной картины.

Не исключено, что концепция об Аэции как оплоте против варваров в грекоязычной традиции восходит именно к Приску. Ее следы можно обнаружить не только у Прокопия, но и у Иоанна Антиохийского. Иоанн, как известно, описал обстоятельства убийства Аэция весьма подробно. С определенными оговорками можно предполагать, что этот рассказ восходит непосредственно к Приску. Аэций назван то теТ/од туд... apxyg [6, fr. 293. 1, p. 292. 18–19; 10, fr. 69, p. 97. 17–18] как во фрагменте, соотносимом с сочинением Приска, так и Иоанном Антиохийским. Ка-ролла, правда, маркируя то теТ/од туд... apxyg курсивом, отказывает Приску в авторстве этих слов, но без какой-либо аргументации. Обстоятельства гибели Аэция Приск преподносит довольно объективно, в прагматичных категориях. Такое описание в качестве образца использует и Иоанн. Следует, однако, учесть, что иное, скорее «романтическое», описание тех же событий, которое есть у Прокопия в Excerpta Salmasiana и в «Суде», также может проистекать из труда Панийца, где оно, возможно, играло роль альтернативного толкования произошедшего. Вероятнее, конечно, что такого рода редакция возникла уже в традиции после Приска.

Результаты. В целом новое издание, выполненное итальянским филологом, является серьезным вкладом в исследование не только творчества Приска Панийского, но и всей позднеантичной греческой историографической традиции. Специалисты получили добротный и надежный текст, из которого трудно изъять отдельные эксцерпты – в силу его сильной внутренней логики. Издатель предложил также в качестве гипотетически соотносимых с именем Приска несколько новых эксцерп-тов. Однако Каролла лишь в ограниченной мере выходит за пределы результатов более ранних исследований. Очередность эксцерп-тов и фрагментов не в каждом случае убедительна. То же самое относится к фрагментам, справедливо именуемым dubia. Поэтому издание, выполненное Кароллой, вряд ли способно полностью заменить отличное editio Р. Блокли. По этой же причине оно играет роль дополнительного импульса к дальнейшим изысканиям в сфере ранневизантийской светской литературы.