Живой музей: трансформация музея в контексте экономики впечатлений (зарубежный опыт)

Сохранение культурно-исторического наследия является одной из актуальных задач современности. Серьёзная социальная проблема нашей страны – медленное разрушение, а порой и быстрая гибель старинных зданий в городах России. Исчезают не только здания, но и целые населённые пункты, предприятия и виды транспорта, предметы быта и орудия труда. Уходят из повседневной жизни и забываются профессии и ремёсла, песни, игры, танцы, праздники.

В связи с этим перспективным, хотя и в некоторых аспектах неоднозначным, представляется опыт так называемых живых музеев (living museums) Великобритании. Они появились в начале 1970-х годов и, что примечательно, активно развиваются и сегодня, расширяя тематическое содержание и охватывая всё более широкую аудиторию.

В «Российской музейной энциклопедии» живой музей определяется как «средовой музей или учреждение музейного типа, хранящий объекты материального и нематериального культурного наследия в естественной для них природной и историко-культурной среде в условиях сохранения и постоянной актуализации их изначальных функций» [6].

Внимание к этому формату сегодня приобретает особую актуальность в свете того, что благодаря ему удаётся органично вписываться в меняющийся облик со- временной экономики. Ряд известных учёных констатирует: мы живём в эпоху экономики впечатлений. Согласно Джозефу Пайну и Джеймсу Гилмору, в современном мире произошёл переход от экономики услуг к экономике впечатлений, «которые представляют собой уже существующий, но ещё мало изученный вид экономического предложения» [1, с. 38]. Покупая впечатления, человек «платит за незабываемые минуты своей жизни, подготовленные компанией как в театральной постановке, то есть за собственные чувства и ощущения» [1, с. 45]. Учёные утверждают: для того чтобы сегодня преуспеть, бизнес должен стать театром, предлагающим клиентам яркие впечатления. Они подчёркивают, что наиболее насыщенные и запоминающееся из них возникают, если задействованы все пять чувств [1, с. 142].

Именно такие впечатления в большом разнообразии способен создавать живой музей. Вместе с тем трансформация музея под влиянием идеологии экономики впечатлений вызывает и серьёзные вопросы. Не ведёт ли она к утрате сущностных черт музея?

«Бимиш» (Beamish) – музей нового типа

Ещё в начале 1950-х годов в Великобритании был поднят вопрос о сохранении уходящего в прошлое наследия промышленной революции.

Оригинальный подход к решению этой проблемы был предложен музейным энтузиастом Фрэнком Аткинсоном, о котором коллеги вспоминают как о вдохновляющем, увлечённом, решительном и творческом человеке. В 1952 году, путешествуя по Норвегии и Швеции, он увидел «народные музеи» и был вдохновлён тем, как они демон- стрировали исчезающий образ деревенской жизни [15].

В конце XIX – начале XX века в скандинавских странах были открыты десятки этнографических музеев под открытым небом. Особо следует отметить музей «Скан-сен» (Skansen), который был первым и явился прототипом для других, созданных вслед за ним. Он появился в Стокгольме в 1891 году благодаря усилиям этнографа и филолога Артура Хазелиуса.

Учёный много путешествовал по стране, изучая диалекты шведского языка. Кроме того, он интересовался постройками, хозяйственным укладом, интерьерами жилищ, предметами быта [7, с. 3]. Он видел разрушительные для народной культуры последствия индустриализации и урбанизации – как приходят в упадок фермерские хозяйства, исчезают ремёсла, народные костюмы, сказки, танцы, музыка [5, с. 25].

Хазелиус придумал и реализовал оригинальную модель музея. На остров Юргор-ден были перевезены и таким образом спасены от гибели старинные постройки, представлявшие все регионы Швеции. В них были помещены собранные по стране мебель, домашняя утварь, рабочие инструменты, во дворах был размещён домашний скот, а в зоологическом саду – дикие животные, на которых традиционно охотились в Швеции [3; 5, с. 25–26].

На скалистую территорию острова завозили землю, причём именно из того региона, который представляла та или иная часть музея. На ней высаживались растения, характерные для той местности. При- мечательно, что и сотрудники музея нанимались из тех мест, откуда было привезено то или иное здание. Их работа состояла в том, чтобы, одевшись в национальные костюмы, жить в домах-экспонатах, занимать- ся привычным трудом, а также рассказывать об этом посетителям [3].

Кроме того, они танцевали, пели, играли на народных инструментах, отмечали праздники. Хазелиус, чётко осознавая значение создаваемого музея для формирования национального самосознания, выбрал для него девиз «Познай себя» [5, с. 26].

Опыт «Скансена» оказался очень удачным и вскоре в скандинавских странах, а также и в других странах мира открылось множество подобных музеев.

Спустя 50 лет перед Ф. Аткинсоном стояла похожая задача, но под угрозой исчезновения оказалось уже индустриальное наследие. Как и Хазелиус, Аткинсон начал со сбора музейных предметов.

В 1958 году, заняв должность директора художественного «Музея Боуз» (Bowes Museum), он представил Совету графства Дарем (Durham) доклад, в котором рекомендовал собирать предметы повседневной жизни для формирования коллекции будущего музея, и получил поддержку. Работа шла очень активно, чему способствовала инновационная политика «неселективного сбора», предложенная Аткинсоном, под девизом «Вы предлагаете предмет, и мы берём его в коллекцию». Люди с энтузиазмом откликнулись на этот призыв. Когда запасники «Музея Боуз» были заполнены, в качестве склада Аткинсону был предоставлен военный лагерь. Его 22 барака быстро наполнились многочисленными предметами: от швейных машин до паровозов [14; 16].

В 1970 году Аткинсон был назначен директором музея «Бимиш», посвящённого развитию промышленности и повседневной жизни на севере Англии, и с небольшой командой он приступил к его созданию [15].

«Бимиш» стал первым живым музеем Великобритании [14]. То, что делали его сотрудники, было совершенно новым для Англии. Творческий подход применялся во всех направлениях работы.

Историко-культурную среду на обширной территории музея «Бимиш» создают здания, перевезённые из окрестностей, а также сооружения, которые изначально находились здесь, и точные копии зданий, которые были утрачены или не могли быть перенесены.

Эту среду поддерживают шахты. Музей расположен в центре угольного месторождения графства Дарем. В 1913 году, когда добыча угля достигла пика, на 304 рудниках Дарема работали 165 тысяч мужчин и мальчиков [35].

Инновационной идеей Аткинсона было формирование среды в том числе и за счёт атмосферы транспортного движения.

В период с 1890-х годов по 1920-е годы в Великобритании система трамвайного сообщения процветала и расширялась. Затем этот вид транспорта уступил место другим. К моменту создания «Бимиша» трамваи практически вышли из употребления. Отреставрированные старинные трамваи стали выполнять и важную утилитарную функцию: на них посетители передвигаются по обширной музейной территории. Также по ней ездят старинные автобусы и повозки, запряжённые лошадьми.

Музей погружает посетителя и в памятную для региона историю железнодорожного транспорта.

Именно в графстве Дарем в 1825 году была открыта первая в мире железная дорога общественного пользования на паровой локомотивной тяге [2]. Показательно, что первым зданием, которое было перенесено в музей, была железнодорожная станция, находившаяся в деревне Роули (Rowley). Построенная в 1867 году, она была уже частич- но разрушена. Теперь с музейной станции Роули можно прокатиться на старинном поезде, который тянет паровоз [26]. Переме- щение спасло станцию, как и многие другие здания, перенесённые в «Бимиш».

Но действительно живым этот музей делают люди. Именно их усилиями здесь сохраняются и постоянно актуализируются изначальные функции объектов материального и нематериального культурного наследия. Это так называемые интерпретаторы, одетые в костюмы ушедшей эпохи.

В живых музеях используются два типа интерпретации: от первого и от третьего лица. Интерпретация от третьего лица является наиболее распространённой формой взаимодействия с посетителями. Используя этот метод, интерпретаторы рас- сказывают истории, демонстрируют артефакты, сравнивают прошлое и настоящее для того, чтобы эффективно передать информацию посетителям. Применяя интерпретацию от первого лица, которую также называют исполнением роли, музейные работники воспроизводят повседневные действия, представления и поведение реального человека или собирательного образа [29, pp. 11–13].

Как пишет музеевед Дэвид Эллисон в книге, посвящённой эффективной костюмированной интерпретации в музеях и исторических местах, живая история – это один из лучших способов перекинуть мост через пропасть между прошлым и настоящим. Общение посетителя лицом к лицу с интерпретатором, изображающим персонажа из прошлого, позволяет создать более содержательные и обширные связи с историей, чем какая-либо другая техника. Она способна разжечь интерес к истории, поскольку основана на человеческом взаимодействии [12, p. VII].

В «Бимише» преимущественно используется интерпретация от третьего лица. Выполняя ту или иную работу, музейные сотрудники, одетые в костюмы прошлого, рассказывают о жизни в представляемую эпоху, в частности проводя параллели с современностью.

Так, машинист трамвая встречает гостей музея и привозит их в город 1900-х. Здесь в кондитерской пекарь выпекает печенье по старинному рецепту, которое можно попробовать, и отвечает на вопросы посетителей. Аптекарь рассказывает, чем лечились в то время. Также можно увидеть, как работник аптеки изготавливает газированную воду с сиропом и упаковывает её в бутылки Кодда, изобретённые в Англии, и попробовать этот напиток. В гараже расска- зывают о ремонте велосипедов и моторов. В типографии мастер демонстрирует, как работал печатный станок. В магазинах можно услышать о том, что продавалось в то время, а в лавке сладостей купить конфеты, изготовленные по архивным рецептам.

В деревне шахтёров посетители погружаются в жизнь горняков и их семей, слушают их рассказы в коттеджах, где живут семья методистов и семья ирландского происхождения, в доме вдовы, муж которой погиб при аварии на шахте. Посетитель может зайти в часовню и школу, где учитель рассказывает о школьном образовании того времени, и выполнить задание на доске. Ему предлагают попробовать популярное тогда блюдо – жареные во фритюре рыбу и картофель, а также увидеть, как сотрудники музея готовят их по технологии того времени. Неподалёку находятся и сами шахты, где можно увидеть своими глазами, насколько тяжёл труд горняков.

Музей предлагает перенестись и в 1820-е годы и познакомиться с обитателями дома обеспеченного фермера-арендатора, а также с семьёй кустаря, живущей в коттедже с вересковой крышей. Машинисты, управляющие репликами самых первых паровозов – Парового слона (Steam Elephant) и Пыхтящего Билли (Puffing Billy), созданными по инициативе музея, зовут прокатиться по живописным окрестностям.

Посетитель также может зайти в средневековую церковь Святой Елены, построенную ещё в 1100-е годы. Изначально она находилась в Эстоне (Eston), где десятилетиями подвергалась вандализму и разрушалась. Храм был перенесён и восстановлен в «Бимише» [20].

Посетитель попадает и в 1940-е годы, на ферму, где её обитатели рассказывают о жизни во время Второй мировой войны, готовят из продуктов, которые входили в паёк военного времени, слушают радиосводки. Здесь можно узнать о том, что фермы сыграли важную роль во время войны, спасая страну от голода, и перекусить в «Британской кухне» – пункте питания, сеть которых была создана правительством в военное время.

Спецификой музея является его постоянное развитие. Появляются новые здания и артефакты, новые герои с их жизненными историями. С течением времени добавляются экспозиции, представляющие очередные исторические периоды.

На данный момент музей приступил к созданию города и фермы 1950-х годов и расширению территории 1820-х. Предложенный им проект выиграл конкурс Национального лотерейного фонда наследия, и «Бимиш» получил 10,9 млн фунтов стерлингов [25]. Этот фонд распределяет средства, полученные от Национальной лотереи для финансирования проектов сохранения культурного наследия в Великобритании.

В городе 1950-х, в который посетителей будут привозить автобусы того времени, создаются дома, магазины, кафе, кинотеатр, парикмахерская, лужайка для игры в боулинг. На ферме 1950-х посетители узнают о сельском хозяйстве того времени [25].

В 2019 году был открыт Дом благоденствия, точное воспроизведение здания, построенного в 1957 году в городе Бишоп Окленд (Bishop Auckland). Здесь посетители могут принять участие в мероприятиях того времени: послушать музыку в стиле скиффл, потанцевать, поучиться рукоделию, выполнить упражнения для поддержания хорошей физической формы. В клинике Национальной службы здравоохранения, расположенной тут же, рассказывают о бесплатном медицинском обслуживании, которое стало доступно населению [36].

Активное развитие музея, свидетелями которого мы являемся, позволяет увидеть механизм сохранения истории в действии.

Например, работая над воссозданием парикмахерской, музей проводил мероприятие в салоне причёсок в Мидлсбро (Middlesbrough). На него приглашали прийти, чтобы за чашкой чая поделиться воспоминаниями о посещении парикмахерских в 1950-е годы и о работе парикмахера, сделать причёску в стиле 1950-х, а также узнать о планах развития «Бимиша» [28].

Расширяется и территория 1820-х. В 2018 году был воссоздан коттедж Джозефа Хедли, изготовителя стёганых изделий и лоскутного шитья. Обитатели коттеджа знакомят посетителей с этим распространённом в своё время кустарным производством. Здесь появится и гостиница, в которой смогут переночевать гости музея [25].

По словам представителей музейного сообщества, Аткинсон произвёл революцию в представлении прошлого. Он оживил его и изменил музейный мир. Это в целом способствовало популяризации музеев [30].

Последователи и новаторы

На базе успешной модели «Бимиша» вскоре были созданы живые музеи и в других бывших центрах промышленной революции: «Викторианский город Блистс хилл» (Blists Hill Victorian Town), входящий в Музеи Ущелья Айронбридж (The Ironbridge Gorge Museums), и «Живой музей Чёрной страны» (Black Country Living Museum).

«Викторианский город Блистс хилл» был открыт в Айронбридже (Ironbridge) графства Шропшир (Shropshire) в 1973 году. В этом регионе, богатом полезными ископаемыми, в 1709 году была впервые применена технология плавки чугуна с использованием кокса, что способствовало развитию металлургии. Именно здесь в 1779 году был построен первый в истории железный мост, который стал символом промышленной революции и дал название этому месту. В 1986 году Ущелье Айронбридж было внесено в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО [18].

В 1968 году для сохранения и интерпретации наследия региона была создана благотворительная организация «Музейный трест Ущелья Айронбридж» (The Ironbridge Gorge Museum Trust) [17]. Стратегия треста – использование формата живого музея наряду с традиционным. Помимо живого музея «Викторианского города Блистс хилл», в него входят 9 традиционных музеев, наиболее известные из которых – «Музей железа в Коулбрукдейле» (Coalbrookdale Museum of Iron) и «Музей плитки в Джекфилде» (Jackfield tile museum).

В «Музее железа в Коулбрукдейле» демонстрируется печь, в которой плавили же- ного угля, а также представлены декоративные и бытовые металлические изделия [11].

«Музей плитки в Джекфилде» посвящён очень популярной в викторианскую эпоху декоративной керамической плитке. Деревня Джекфилд была центром её производства. Посетители могут увидеть образцы плитки не только в залах музея, но и на стенах воссозданных здесь паба, церкви и вестибюля станции метро [19].

В «Викторианском городе Блистс хилл» воспроизводится жизнь 1900-х годов. Здания музея, за исключением промышленных объектов, были перенесены в эту в прошлом индустриальную зону из близлежащих мест или же воссозданы здесь.

Рядом с входом в музей расположен банк, в котором меняют современные деньги на старинные монеты. Их можно потратить на сладости, жареную рыбу и картофель, выпечку и даже в аптеке, где продаются некоторые лечебные средства, созданные по викторианским рецептам. На почте сотрудник рассказывает о почтовом сообщении и предлагает передать послание азбукой Морзе. Швея в салоне женской одежды показывает наряды состоятельных дам того времени, сапожник чинит ботинки, в пабе «местные жители» поют весёлые песни, а в школе учитель предлагает выполнить задание на маленькой доске, использовавшейся вместо тетради. На фабрике посетителям показывают, как изготовлялись свечи, а в типографии – как печатались плакаты. Передвигаются по городу пешком или на повозке, запряжённой лошадьми.

В музее раскрывается и тема промышленного наследия. В мастерских кузнец выковывает гвозди, а чугунолитейщик разливает расплавленный чугун по формам. В колёсной башне, расположенной над шахто- лезо с использованием кокса вместо древес- вым стволом, сотрудник музея запускает паровой подъёмный механизм, при помощи которого работников опускали в шахту и поднимали наверх. По небольшому участку железной дороги курсирует действующая копия первого в мире рельсового Колбрук-дэйлского паровоза, созданного здесь в 1802 году Ричардом Тревитиком. Об индустриальном прошлом напоминают канал, руины кирпичного и кафельного заводов, а также доменные печи.

О том, как жили люди среднего достатка, можно узнать, зайдя в дом герцога Сазерленда, а бедные – в тесный коттедж сквоттеров. Так называли людей, живших на земле, которая им не принадлежала. Они жили скудно и ежегодно платили взнос за использование земли. А познакомиться с развлечениями рабочего класса можно на передвижной ярмарке: покататься на качелях и карусели, поучаствовать в играх.

От «Бимиша» «Викторианский город Блистс хилл» отличается тем, что он представляет жизнь в ограниченный временной период и, соответственно, не расширяется за счёт экспозиций, посвящённых другим периодам истории. При этом музей развивается, добавляя новые объекты, но только викторианской поры.

«Живой музей Чёрной страны» открылся в 1975 году в графстве Уэст-Мидлендс (West Midlands), значительная часть которого, получившая название Чёрной страны, была центром промышленной революции.

В 1862 году американский консул в Бирмингеме (Birmingham) Элиу Берритт так описал этот регион: «чёрный днём и красный ночью», из-за повсеместного чёрного смога днём и огненного пламени печей ночью. Это был центр горной промышленности и металлургии, здесь находились стекольные и кирпичные заводы. В Чёрной стране построили первый в мире успешно применённый паровой двигатель, изготовили для США паровоз, который был первым на американской земле, а также якорь для «Титаника» [32].

Музей, многие здания которого были перенесены из различных регионов Чёрной страны, представляет собой город и производственные площадки, которые «населяют» костюмированные интерпретаторы. Основная улица знакомит с жизнью в 1900-е годы. От улицы 1930-х её отделяет канал, созданный для транспортировки грузов, по которому можно совершить путешествие в Тоннель канала Дадли. По территории посетители перемещаются на старинных трамваях, автобусах и троллейбусах.

В музее особое внимание уделяется промышленному наследию. После тщательных исследований здесь была построена полномасштабная рабочая копия первого в мире успешного парового двигателя Томаса Ньюкомена 1712 года, который использовался для откачки воды из угольных шахт в поместьях лорда Дадли. Она помещается в кирпичном здании, из которого валит пар и чёрный дым [23]. В цехах музея мастера куют цепи, которыми славилась Чёрная страна, гвозди, прокатывают железо, льют и полируют латунь. Они беседуют с посетителями и рассказывают о труде кузнецов. Здесь можно побывать в шахтах, посмотреть печи для обжига извести и зайти на фабрику по производству стальных ловушек для мелких животных, которые экспортировались во все страны мира.

Как и «Бимиш», «Живой музей Чёрной страны» сейчас реализует масштабный проект по расширению, который стал возможен благодаря победе в конкурсе Национального лотерейного фонда наследия. Здесь создают город 1940–1960-х, чтобы рассказать историю Чёрной страны вплоть до закрытия последней шахты в 1968 году. В городе будут магазины, парикмахерская, библиотека, паб, почта, клиника Национальной службы здравоохранения. В музее планируется представить такие отрасли, как производство кирпича и литье алюминия, продукция которых экспортировалась в разные страны [24].

«Живой музей Чёрной страны» сейчас ведёт активную работу с местным сообществом с целью сбора воспоминаний и артефактов того периода.

На сайте к людям обращаются с просьбой поделиться воспоминаниями, связанными со зданиями, которые будут в городе. Объясняется, почему именно эти сооружения выбраны, о чём можно будет в них рассказать и что в них смогут делать посетители, демонстрируются фотографии и видео, посвящённые уже переданным вещам [24].

Характеризуя экономическую модель работы таких музеев, следует отметить, что их деятельность позволяет добиваться самоокупаемости. Все описанные выше музеи не получают государственного финансирования, а существуют практически только за счёт продажи билетов и своей продукции, а также пунктов общественного питания. Кроме того, в нерабочее время они предоставляют свои пространства для проведения свадеб, корпоративных и частных мероприятий. Также они становятся съёмочными площадками. Здесь снимали такие сериалы, фильмы и телевизионные программы, как «Доктор Кто», «Последнее лето любви», «Острые козырьки», «Рози и Джим», «Супер Гран», «Аббатство Даунтон» и другие.

Открытые возможности и проблемные аспекты

Попробуем очертить круг продуктивных возможностей, которые открывает формат живого музея.

Он действительно позволяет рассказать о культурно-историческом наследии увлекательно, предлагая людям совершить «путешествие во времени». Арсенал средств, который используется здесь, погружая посетителей в прошлое, воздействует на все органы чувств: они видят, обоняют, слышат, трогают и пробуют на вкус. Гости музея слышат стук трамвайных колёс и молотков, чувствуют запах дыма и выпекаемого хлеба, пробуют леденцы и печенье, видят расплавленное железо и паровозный дым, упражняются в ловкости на ярмарке, заходят в магазины и дома, наполненные предметами из прошлого, а также общаются с людьми, которые как будто живут и работают здесь. История будто бы проживается посетителями, становится частью их личного опыта. Знакомясь с историко-культурным наследием, они получают яркие и необычные впечатления.

Формат живого музея, безусловно, позволяет сохранить здания, многие из которых снесли бы, а также артефакты, которые пропали бы. Он даёт им вторую жизнь. Яркие примеры тому Церковь Святой Елены и Станция Роули, которые на момент переноса в «Бимиш» превращались в руины.

Скрупулёзное восстановление утраченных механизмов и зданий по изображениям и чертежам, таких, например, как рабочая копия парового двигателя Томаса Ньюкомена или действующая реплика Колбрук-дэйлского паровоза, позволяют увидеть то, что, казалось бы, безвозвратно утрачено. При этом механизмы демонстрируются в работе. Движущийся паровоз, в топку которого машинист подкидывает уголь, с крутящимися шестерёнками, колёсами и дымом из трубы в познавательном плане более привлекателен, чем неподвижная модель в музейном зале.

Живой музей даёт возможность экспонировать артефакты в бытовом контексте. Так, старинные весы и монеты в витрине музея могут оказаться далеко не самыми интересными экспонатами. Здесь же посетитель видит весы в действии, когда продавщица в длинном платье и переднике отмеряет ему на них конфеты, изготовленные по викторианским рецептам, за которые он расплачивается фартингами, пенни и шестипенсовиками.

В таком музее открываются и большие возможности для интерактивного взаимодействия с посетителем, которое ещё больше погружает его в музейную среду и даже позволяет освоить некоторые навыки: передать сообщение азбукой Морзе, поучиться рукоделию, выполнить задание на маленькой доске.

Специфика живого музея состоит и в том, что в нём можно представить не только материальное, но и нематериальное наследие. Здесь поют шахтёрские песни, играют музыку в стиле скиффл, готовят по старинным рецептам, создают стёганые изделия и занимаются лоскутным шитьём.

Создание таких музеев имеет и важные социально-экономические последствия для региона. Так, описанные выше музеи появились в кризисный период: добыча полезных ископаемых прекращалась, а промышленные производства закрывались. Их создание дало импульс к развитию туризма и способствовало появлению новых рабочих мест в условиях безработицы.

Живые музеи имеют и большое значение для местного сообщества. Они объединяют жителей, помогают хранить память о предках и об истории этих мест, гордиться ею. Люди передают в музей свои вещи, делятся воспоминаниями. К работе в музее активно привлекаются волонтёры.

Так, например, в воссоздании коттеджа Джозефа Хедли в «Бимише» участвовало около 200 человек, в числе которых было много местных жителей. Они носили камни, рубили лес, собирали вереск, осваивая технологию возведения домов, которой пользовались их предки [31].

Но помимо позитивных возможностей, необходимо осмыслить и проблемные аспекты деятельности живых музеев, которые во многом возникают из-за их сущностных особенностей, а также под влиянием новейших тенденций экономики.

Прежде всего следует осознать, что трансформация музея в контексте развивающейся на наших глазах экономики впечатлений таит в себе и определённые опасности, затрагивающие принципиальные основы музейной деятельности.

Традиционный исторический музей стремится передать посетителю систематизированные знания. Экспозиция подразделяется на временные и тематические разделы. Выделяются наиболее значимые явления, представляемые артефактами. Все вместе они призваны демонстрировать связь времён. Вместе с тем приёмы создания впечатлений, если не использовать их в меру и конструктивно, могут сделать применение принципов передачи систематизированных знаний трудно осуществимым. Яркие и, как правило, приятные впечатления в живых музеях могут как пробуждать познавательную деятельность, так и отвлекать от неё, способствуя поверхностному и фрагментарному восприятию, настраивая на отдых и развлечение.

Заметим, что сам современный человек во многом ориентирован на массовую продукцию индустрии развлечений. В то же время в условиях глобальной коммуникации он привыкает к популярному изло- жению информации, а также получать её, не прилагая к этому усилий. В этом смысле экономика впечатлений всё более упро- щает культурные запросы, и это является серьёзной проблемой нашего времени. Как отмечал член-корреспондент РАН В. В. Миронов, «в настоящее время оппозиция “высокая – низовая” культура деформируется и относительная гармония между ними разрушается: низовая культура начинает доминировать … Человек буквально во всём ищет зрелищности. Реальная жизнь подменяется бесконечными реалити-шоу» [4, с. 36–37].

Добавим, что использование впечатлений в экономике – не новость. В частности, на них основаны рекламные технологии. По-видимому, сегодня мы можем говорить о всё большем смещении акцента на массовое применение приёмов театральности и зрелищности.

Вторая проблема связана с исторической достоверностью. Начнём с того, что об- лик промышленных зон, представленных в упомянутых музеях, не похож на тот, что был на самом деле. Они представляют собой тихие живописные окрестности, тогда как в период промышленной революции здесь нависал смог, всё было в копоти и саже, стоял оглушительный шум.

Это несоответствие бросается в глаза, и о нём пишут представители музейного сообщества. Так, Кэтрин Бордман, руководитель консалтингового агентства инноваций для организаций в сфере культуры The Cherry Valley Group, в числе несовершенств существующих живых музеев отмечает тенденцию к романтизации прошлого; ориентацию на современные представления о чистоте, в результате чего их территория становится похожа на парк; акцент сделан на развлечении, а не на обучении [21, p. 16].

Обобщая подобные критические замечания, американский учёный Скотт Ма-гелссен заключает, что музеи живой исто- рии, как правило, украшают исторические периоды и события, отдавая предпочтение эстетически приятным утопическим образам прошлого, а не более точным, грязным [27, p. XIV].

В то же время очевидно, что требования исторической достоверности нельзя возводить в абсолют. Ведь кажется абсурдным заново воспроизвести дым, грязь и копоть промышленных зон такими, какими они были на самом деле. Здесь нам приходится соглашаться с вынужденной условностью или правилами игры. Но в этом необходимо соблюдать разумную меру.

Между тем, помимо эстетизации и романтизации прошлого, за скобками остаются ещё более серьёзные вопросы этического характера. Темы социальной несправедливости, эксплуатации и нищеты рабочего класса, бесчеловечных условий работы, детского труда хотя и поднимаются в музеях, но им уделяется не слишком большое внимание. Так, проведя исследование положения рабочего класса в Англии в начале 1840-х годов, Фридрих Энгельс пришёл к выводу, «что английское общество ежедневно и ежечасно совершает нечто, с полным правом называемое на страницах английской рабочей печати социальным убийством», поставив «рабочих в положение, в котором они не могут ни сохранить здоровье, ни долго просуществовать» [8, с. 330]. Рабочие в городах живут в трущобах, впроголодь, в антисанитарных условиях, что способствует распространению тифа, чахотки и т.д. [8, с. 330–337]. В каменноугольных копях и железных рудниках трудятся женщины и дети, начиная с 4 лет [8, с. 467]. И без того тяжёлый труд горняков усу- губляется тем, что в погоне за прибылью во многих шахтах не обеспечивается безопасность труда, что влечёт за собой болезни и несчастные случаи [8, с. 469–472]. Система несправедливых штрафов приводит к тому, что вместо получения зарплаты рабочий оказывается ещё и должен владельцу шахты [8, с. 474].

Эмма Гриффин, британский специалист по социальной и культурной истории викторианской Англии, отмечает, что труд детей оплачивался очень низко, они выполняли грязную и опасную работу, как правило, работали сверхурочно. Только в 1878 году вступил в силу фабричный закон, запрещавший нанимать рабочих в возрасте до 10 лет [13].

В шахтах описанных выше музеев посетителям всё-таки рассказывают о тяжёлом труде горняков, а в доме вдовы шахтёра – о том, что её муж погиб в результате несчастного случая и теперь, чтобы не потерять крышу над головой, в копях работает её сын. В магазине посетители узнают, что обычным делом для рабочих была покупка одного яйца, половины буханки хлебы и 30 грамм чая. В салоне портнихи и магазине сладостей – о том, что изысканные наряды и конфеты были доступны исключительно представителям высшего общества и только к концу эпохи рабочие смогли попробовать конфеты. Но такой информации немного, и она теряется в атмосфере развлечения и общего довольства. В целом во всех упомянутых музеях история представляется идеализированно, в искажённом виде. Отчасти эта проблема смягчается тем, что, воспроиз- водя викторианскую эпоху, музеи концентрируются на её последних годах – 1900-х, когда острота социальных проблем спала, хотя они и продолжали существовать.

Такой «изъян» в достоверности образа прошлого, представленного живыми музеями, диктуется принципами экономики впечатлений. Для создания яркого впечатления, согласно упомянутым ранее идеологам этого типа экономики Д. Пайну и Д. Гилмору, необходимо подобрать позитивные стимулы, усилить их действие и исключить негативные [1, с. 146].

Действительно, мы видим, что музеи прежде всего стремятся вызвать у посетителей положительные эмоции, принести им удовольствие и радость, сделать так, чтобы день, проведённый здесь, оставил приятные воспоминания. Поэтому тяжёлое и трагическое представлено скупо, а эстетически приятное и позитивное заполняет практически всё пространство внимания и восприятия. Упомянутые выше живые музеи, очевидно, ориентированы в большей степени на то, чтобы развлекать, а не давать материал для серьёзного осмысления истории.

В заключение отметим, что у живого музея большой потенциал в сохранении и популяризации культурно-исторического наследия, который может быть использован и в России. Но перед создателями таких музеев неизбежно встанет вопрос, как избежать серьёзных искажений истории, найти баланс между исторической достоверностью и развлекательностью, диктуемой экономикой впечатлений.