Зооморфизмы в языковой картине мира донского казачества

Лексика и фраземика донских казачьих говоров – это хранилище этнокультурной информации, позволяющее получить представление об основных образах, стереотипах, эталонах, сложившихся в языковой картине мира донского казачества. В центре нашего внимания находятся названия животных, с помощью которых донские казаки метафорически характеризуют человека, а также те явления действительности, которые непосредственным образом связаны с его жизнедеятельностью (труд, социальные отношения, материальное состояние и т.д.). Такие «названия животных в образном, метафорическом переосмыслении для характеристики человека», а также связанных с ним предметов, понятий, явлений, называют- ся зооморфизмами [3, с. 14]. К изучению зооморфизмов обращались многие исследователи (С.Г. Ватлецов [2], Ф.Н. Гукетлова [3], И. Устуньер [8], А.А. Шарова [10] и др.). Мы рассматриваем зооморфизмы на материале донских казачьих говоров.

Животные неизменно присутствуют в жизни донского казака, в его хозяйственной деятельности и как объект наблюдения в дикой природе, поэтому логично, что, познавая окружающий мир, донские казаки неосознанно сравнивали себя и свое окружение с представителями животного мира. При этом сравнение происходило не только по внешним признакам, но и по особенностям поведения и жизнедеятельности. Возникающая благодаря ассоциативно-образному мышлению связь между сферами «человек» и «животное» нашла отражение в языке представителей донского казачества благодаря метафорическим моделям, которые донские казаки реализуют в своих речевых высказываниях. Метафорическая модель – это существующая в сознании носителей языка схема, отражающая связь между понятийными сферами, которую можно представить определенной формулой: «X – это Y» [9, с. 131]. Преобразуем данную формулу в формулу «X ← Y».

Ряд частных метафорических моделей обобщает базовая (ключевая) метафорическая модель, выделяемая «эмпирически обобщением семантических механизмов смыслообра-зования единиц лексического поля на основе единства признаков» [5, с. 148]. В основе зооморфных наименований и сравнений в донских казачьих говорах лежит базовая метафорическая модель «человек ← животное». Данная метафорическая модель предполагает разветвление на более частные метафорические модели типа «внешность человека ← внешность животного», «поведение человека ← поведение животного», «речь человека ← звуки, издаваемые животным» и др.

Так, при характеристике внешности человека актуализируется метафорическая модель «внешность человека ← внешность животного». Сильного и большого мужчину казаки называют бугаем : Он, у, бугай, йаму фсе нипачем [1, с. 57]. Бугай – это бык-производитель [6, с. 54]. Таким образом, сила и мощь человека у казаков ассоциируются с большим животным, используемым в хозяйственной деятельности. Устойчивое выражение неезженый жеребец метафорически описывает в донских каза-

чьих говорах сильного, крепкого, упитанного мужчину [6, с. 169]. Человек с грубым полным лицом ассоциируется у представителей донского казачества с собакой, у которой большая морда: « Мурла́н . 1. Собака с большой мордой. Да вот сабака яво, мурлан. 2. О человеке с грубым полным лицом. Мурлан – к палнате чилавека, асобинна када физиано-мия толстая » [1, с. 291]. Сравниваться могут также и отдельные части организма человека и животного. Так, очень худого человека казаки называют кабаргой (Кабарга – пра чилавека га-варять, если он худой, тощий [6, с. 227]), сравнивая его со спинным хребтом, позвоночником как человека, так и животного: Ка барга – эт пазваночник [Там же]. Нижняя челюсть у человека ассоциируется у казаков с зе́брами (зебры – органы дыхания у рыб, жабры [Там же, с. 207]: А ты яво пад зебры, пад зебры бей! [Там же]. Здесь актуализируется метафорическая модель «часть тела человека ← часть организма животного».

Наблюдения за поведением и особенностями жизнедеятельности животных дают нам метафорическую модель «поведение человека ← поведение животного». Ходить на задних лапках означает ‘держаться высокомерно, вести себя заносчиво’: Хадить на задних лапках — задач-на [1, с. 258]. Передвижение на задних конечностях, как правило, не свойственно представителям животного мира. Видимо, поэтому казаки так говорят о тех людях, которые выделяются из толпы своим поведением, в данном случае – высокомерием. Такое выражение не уникально для донского диалекта, оно есть и в литературном языке, но с другим значением, по сути противоположным – прислуживаться, угодничать [7, т. 2, с. 164], т. е. в литературном языке данное выражение вызывает ассоциации с дрессированным животным, обученным выполнять определенные команды, «служить». С повадками петуха сравнивается поведение пожилого мужчины, который ухаживает за молодыми женщинами. Его казаки назовут ста́рым ко́четом: Ванька фсё питушы-ца, чиста кочит старый окала дифчат кру-тица [1, с. 509]. Лай собаки казаки ассоциируют с человеком, любящим поскандалить, посплетничать, отсюда собачий брёх – ‘сплетник, скандалист’ [6, с. 52]. Просторечное брехать обозначает ‘лаять’ (о собаках), а брёх – ‘собачий лай’ [7, т. 1, с. 115]. Лай собаки ассоциируется с голосом бранящегося человека. Притворство, хитрость человека связываются в сознании казаков с повадками кошки, поэто- му возникло зооморфное выражение кошкины (кошиные) слезы – ‘притворные слезы’: Дите плащить, кашыныи слезы пускаить, ни хощи-ца, а он плащить [1, с. 239]. Еще одно негативное качество человека – злость – описывается в донских говорах с помощью зооморфизмов змея́ка [от змеяка ‘змея’] и змеюдла (от змеюка ‘змея’) [Там же, с. 191]. В донском диалекте змея как опасное животное стала символизировать злость и агрессию у человека.

О крепком духом человеке говорит нам зооморфное выражение воловье сердце: У каво крепкая серца — хочь горя, хочь бида, а яму фсю равно. А нём гаварять, што у няво вало-вья серца [Там же, с. 84]. Бык (вол) ассоциируется у казаков с физической силой, мощью. В данном случае происходит сравнение психологической стойкости человека с физической силой животного.

Для метафорической характеристики интеллектуальных способностей человека казаки используют зооморфное выражение воронья голова (‘глупый, неразумный человек’) [6, с. 113]. Здесь актуализируется модель «глупый человек ← неразумное животное».

Метафорическая модель «речь человека ← звуки, издаваемые животными» реализуется в зооморфных глаголах типа брунча́ть/ бруне́ть/брунжа́ть (1. Жужжать (о насекомых). 2. Пищать, зудеть (о комаре). 3. Хныкать, надоедливо выпрашивая что-л. (о детях): Када Валька был малым, што захочить, брунчить и брунчить целай день, надаесть [1, с. 56]); бунеть/бунить (1. Реветь (о животных). 2. Гудеть (о жуке). 3. Громко плакать (о детях): Пиристань ты бунеть — фсе ривеш и ривеш. 4. Издавать монотонные звуки: За стиной бу-нели целый вечир, дюжа надаели [Там же, с. 61]); воркота́ть/гуртова́ть (1. Ворковать (о голубях). 2. Ласково говорить: Маладыя нашы фсе варкочуть [Там же, с. 86)); зви́гать (1. Лаять. 2. Говорить: Ня звигай, звигаиш, как саба-ка [Там же, с. 187]); бя́кать (1. Издавать блеяние, блеять. 2. Говорить, вступать в разговор: Ни бякай тут [6, с. 63]) и в зооморфных выражениях типа свиным голосом орать (кричать) (громко, истошно, истерично) [Там же, с. 114]. Подобные ассоциации возникают благодаря подобию звуков, издаваемых животными и человеком ( бунеть, воркотать ), или основываясь на частоте издаваемых звуков ( брунчать , где общая сема для 1-го и 3-го значений – ‘надоедливо’), или же с целью показать отрицательные стороны человеческого общения ( зви-гать, бякать, свиным голосом орать ).

С помощью лексем-зооморфизмов можно охарактеризовать особенности хозяйственной деятельности человека, его материального положения, быта. Так, чтобы емко и эмоционально наименовать плохого хозяина (хозяйку), донские казаки используют в речи зооморфизм дудак (дудачка). Почему плохого хозяина сравнивают с дудаком (дрофой), объяснить трудно, т.к. эта птица не имеет отличительных особенностей в обитании и жизнедеятельности. Видимо, такое сравнение плохого хозяина с дудаком связано с особенностями гнездования этих птиц. Дрофа строит гнезда прямо на земле, не заботясь о подстилке, в отличие от большинства других видов птиц [4, с. 266]. Очевидно, зная такую особенность обитания дудака (а эта птица нередко гнездуется прямо на засеянной пашне), казаки и сравнивают с ней плохого хозяина (хозяйку): Он дудак, за паряткам ни слядить. Чаво на ние глядеть-та, ана дудачка [6, с. 154].

Наблюдая за животными, человек неосознанно проводит параллель между отношениями внутри сообщества людей и особенностями взаимодействия животных в стаде, стае и т.п. Отсюда в донских казачьих говорах появляются значения глагола гуртовать – ‘собирать людей в группы, коллективы’ (прямое значение – ‘собирать животных в стадо’) [Там же, с. 128], существительного отара – ‘толпа’ (наряду с прямым значением ‘отара овец’) [1, с. 343], зооморфного выражения рог к ро́гу, рог с ро́гом – ‘о большой скученности’: В нашым доми культуры фсигда рох с рогам [Там же, с. 459).

Зооморфный глагол гамкать (в прямом значении ‘лаять, гавкать’) означает ‘браниться, ругаться’: Мая папярвам тожа гамкала, патом притихла. Гамкай ня гамкай, а мужык па-сваяму делать будить [6, с. 105]. Напротив, общительность, способность наладить отношения в коллективе характеризуются с помощью производного от лексемы кочет (петух): глагол-зооморфизм скочета́ться означает ‘сойтись, сдружиться’. Ну, нираздельная пара, скачитались [1, с. 491]. Примечательно, что глаголы с тем же корнем, но без приставки имеют прямо противоположное значение: кочетаться и кочетиться – ‘горячиться, задираться’ (В Маркинскай гаварять качитац-ца, а у нас кащитицца, када адин другова зади-рають [Там же, с. 238], ср. в разговорном языке: петух ‘о задиристом, запальчивом человеке, забияке’; петушиться – вести себя задиристо, запальчиво, как петух [7, т. 3, с. 116]). На- пряженные отношения между людьми в донских казачьих говорах характеризуются с помощью устойчивых конструкций моль моля ест (да не съест) ‘о тех, кто постоянно ссорится друг с другом’ (Моль маля йисть, да никак ни съйисть: от грызуть адин аднаво) [1, с. 286]; червь поедае́ т ‘изводить друг друга попреками, бранью’ (Там жывуть, друг з другам ругаюцца, щерфь, щерфь паидаить) [Там же, с. 573]. Метафорическая модель, актуализируемая в данном случае: «ссорящиеся люди ← насекомые, что-либо поедающие».

Названия животных и частей организмов животных используются в донском диалекте для метафорической характеристики трудовой деятельности человека. Так, если донской казак хочет сказать, что очень устал после тяжелого труда, он использует в своей речи выражение с копы́ток (копы́тов) доло́й: Пришол дамой и с капыток далой, упал и спить. Ума-рилась дюжы — с капытов далой [Там же, с. 232]. Заячьим (заячиным) холодком донские казаки называют место, где можно укрыться от работы: Ей ни работать, ей нужын заячи-ный халадок [Там же, с. 560]. В казачьем диалекте существительное холодок означает ‘шалаш’ [Там же], т.е. временную небольшую постройку. Очевидно, под выражением заячиный холодок подразумевается заячья нора, где это животное укрывается от хищников, т.к. еще одно значение зооморфного выражения заячий холодок – ‘ненадежное укрытие, ветхое строение’ (перенос холодок → укрытие ). Можно сказать, что метафорическая модель, актуализируемая в этом случае, – «место, где человек может избежать работы ← укрытие, где животное избегает опасности».

Названия животных донские казаки используют также в составе устойчивых сочетаний, имеющих количественное значение. Например, о большом избытке чего-либо говорит уже знакомая нам зооморфная глагольная конструкция червь поедает (в 1-м значении): У яво черфь паидаить, а он фсе жад-ничаить, фсе яму мала [Там же, с. 573]. О малом же количестве чего-либо казаки говорят с комариный нос: Што ш ты мне дала с ка-мариный нос, капилюшычку? [1, с. 324]. Здесь сравнение основывается на очень маленьком размере насекомого.

Донские казаки употребляют в речи зооморфизмы для наименования различных предметов, необходимых в хозяйственной деятельности. Так, фразеологизм кобе́ль не перепрянет (перескочит) может служить не только для характеристики полного беспорядка где-либо, но и для обозначения толстой пряжи: Так напряла, што и кабель ни пири-прянить [1, с. 221]. О толстой пряже казаки могут сказать также в кониную (конину) ногу: Да вот систра мая меньшая как напридеть у канинаю ногу — на иголках ни павирнеш [Там же, с. 323]. Или, наоборот, о тонком, некрепком материале скажут му́ха крыло́м пробьет: Такой матирял плахой да слабый — муха крылом прабьеть [Там же, с. 292].

Различные украшения, приспособления, используемые при строительстве дома, части жилых построек в донских казачьих говорах сравниваются с животными или частями организмов животных. Так, украшение над окном, крыльцом – наличник – имеет зооморфное название голубец (в первом значении ‘птица голубь’) [Там же, с. 112]. Конек камышовой крыши ( конек в литературном языке – ‘стык наклонных плоскостей двускатной крыши, гребень крыши’ [7, т. 2, с. 88]) казаки называют петушиным гребешком [1, с. 118]. Гребешком также называется огрех при покосе [6, с. 121]. В данных примерах метафорический перенос основывается на сходстве сравниваемых предметов по форме.

Сходство по форме наблюдаем и в следующих случаях: гусыня – ‘трехлитровая бутыль с длинным узким горлом’: У нас раньшы в гусыни самагон разливали // ‘Любая большая бутылка’: Гусыню пива купил [Там же, с. 129] (узкое горло бутылки сравнивается с гусиной шеей), гривастый – ‘волнообразный, подобный волнам’: Юпки внизу были гривастыя, ани ни падбивались, кружыва такия [Там же, с. 122] (волны на одежде сравниваются с гривой коня). Различные части одежды человека описываются также с помощью зооморфизмов: гулюшка (в 1-м значении ‘самка голубя, голубка’) ‘рукав особой формы – с оборочкой на плече (с крылышком)’: Платя з гулюшками . Рукава з гулюшками, призбареныи . Кофта з гулюшками, как крылышки [Там же, с. 126]; хвост ‘удлиненное заднее полотнище праздничной юбки’ [1, с. 555]. Таким образом, в данных случаях наблюдаем актуализацию метафорической модели «форма предмета ← форма животного или части животного организма».

Все метафорические переносы, лежащие в основе рассмотренных наименований и идиом, представляют собой частные модели, которые можно объединить в общую, базовую: «человек ← животное». Эта метафорическая модель не является уникальной для донских казачьих говоров, но ее лексическая наполняемость отличается языковым своеобразием.

Анализируемые примеры употребления названий животных в качестве метафорической характеристики человека отражают особенности ассоциативно-образного мышления и восприятия мира представителями донского казачества. Эти особенности видны благодаря культурным коннотациям, содержащимся в лексическом значении зооморфизмов. Донские казаки употребляют в речи названия только тех животных, которые обитают на территории их проживания и постоянно находятся в поле зрения казака. Это прежде всего крупный рогатый скот (зооморфизмы бугай , воловье сердце , рог к рогу , с копыток долой ), конь ( неезженый жеребец , в кониную ногу , гривастый ) и собака ( мур-лан , собачий брёх , звигать , гамкать , кобель не перепрянет ), т.е. животные, которые помогают казаку в его хозяйственной деятельности. Зооморфная лексика является составляющей языковой картины мира, поэтому, интерпретируя зооморфные наименования и конструкции в донских казачьих говорах, мы воссоздаем диалектную языковую картину мира донского казачества как лингвокультурологический феномен.