Четвертый вселенский собор и проблема первенства римского епископа

DOI:

Цитирование. Грацианский М. В. Четвертый Вселенский собор и проблема первенства римского епископа // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2019. – Т. 24, № 6. – С. 255–271. – DOI:

Введение. Постановка вопроса о роли римского епископа в проведении IV Вселенского собора в Халкидоне (451 г.) отнюдь не является новой. Также, на первый взгляд, нет особого недостатка в работах, где этот вопрос освящается ¹. Тем не менее, на наш взгляд, последовательного и удовлетворительного изложения аспектов взаимодействия папы Льва Великого (440–461) и его легатов с участниками Вселенского собора с целью выяснения вопроса о властном первенстве (примате) в Церкви на основе сохранившихся актов этого собора до сих пор не было предложено. Как следствие, по этому вопросу могут быть сделаны дальнейшие наблюдения, которые уточнят представленные в науке к настоящему времени мнения по вопросу первенства (примата) в Церкви позднеантичного периода и претензий на него римского понтифика.

Методы. Нашей задачей, таким образом, будет изучение посредством применения историко-критического метода сохранившихся актов Халкидонского собора ² с целью выявления и анализа всех содержащихся в них фактов, которые могут относиться к характеристике положения римского епископа во Вселенской Церкви и восприятия этого положения со стороны участников Вселенского собора в Халкидоне, представлявших все поместные церкви Восточной Римской империи.

Анализ. По причине того, что Халкидон-скому собору пришлось разбирать многочисленные иски, поданные, прежде всего, на имя императора Маркиана (450–457), это церков- но-государственное мероприятие имело двусоставный характер. Ведение соборных процедур, а также окончательное оглашение приговоров осуществлялись государственными чиновниками, которые в актах именуются как «судьи» (iudices, Tρχοντες) 3. При этом чиновники не считались членами собора, в то время как члены собора – епископы – имели своих назначенных императором «первенствующих» или «начальствующих» (πρ§τοι, πρωτε-ύοντες, hξαρχοι), которые, пользуясь словами папы Льва, «имели между братьями право первого приговора» [36, col. 676]: первыми высказывались в ходе дискуссии, первыми голосовали и первыми озвучивали решение [17, p. 73–76].

Состоявшийся в 449 г. в Эфесе собор, имевший статус вселенского, породил целый ряд противоречий, которые разрешились после смерти в 450 г. императора Феодосия II (408–450) посредством созыва нового собора, местом проведения которого сначала была назначена Никея, а затем Халкидон 4. Согласно сложившейся к 451 г. практике проведения Вселенских соборов, «первенствующих» на соборе епископов назначал лично император 5. Таким образом для намеченного собора первенствующими были назначены римский папа Лев и константинопольский архиепископ Анатолий. На всех сессиях собора при перечислении его участников представлявшие папу легаты упоминались первыми, что отражало их первенствующее положение, обусловленное императорским решением. При этом Халкидон- ский собор был первым, на котором римский епископ (в лице своих легатов) выступал в качестве первенствующего (πρ§τος, hξαρχος) [32]. Тем не менее следует подчеркнуть, что первенствующим на соборе в равной мере являлся и Анатолий Константинопольский 6.

Очевидно, что легаты папы явились на Вселенский собор с намерением провести во всем волю римского епископа и продемонстрировать не только его первенство в рамках соборных процедур, обусловленное распоряжением императора, но и его первенствующее властное положение во всей «Вселенской Церкви»7.

Это намерение проявило себя уже в самом начале первой сессии, когда папские легаты попытались провести ту повестку заседаний, какую им диктовали инструкции Льва. Возглавлявший папскую делегацию Пасхазин Ли-либейский [16; 5, с. 73–75] объявил, что имеет с собой распоряжения (praecepta) «блаженнейшего и апостолического епископа города Рима, каковой есть глава всех Церквей» (beatissimi atque apostolici uiri papae urbis Romae, quae est caput omnium ecclesiarum) [10, p. 40.4–5], согласно которым Диоскор Александрийский должен был не заседать вместе с остальными епископами, а быть допущенным лишь для слушания его дела (audiendus intromittatur) 8. Легаты поставили ведущих заседание императорских чиновников (gloriosissimi iudices et amplissimus senatus) перед выбором: либо удаляется Диос-кор, либо сами легаты.

На это архонтами был задан вопрос о том, какая вина вменяется Диоскору. Один из легатов, епископ Луцензий, обозначил претензии в адрес Диоскора: «Пусть он даст отчет за учиненный им суд (judicii sui), ибо он, не имея даже права судить (cum nec personam iudicandi haberet), присвоил его и дерзнул устроить собор без дозволения (sine auctoritate) апостольского престола, чего никогда не было и не должно было быть» [10, p. 40.16–19] 9. Ввиду того, что Эфесский собор 449 г. был созван императором, который также своим указом лично назначил председательствующих 10 на нем, а кроме того, на соборе присутствовали римские легаты, заявление Лу-цензия выглядело скандальным 11. Пасхазин далее заявил, что идти против распоряжений «правителя апостольского престола» они не могут, поскольку это означает идти против «церковных правил (ecclesiasticas regulas) и постановлений отцов (patrum statuta)» [10, p. 40.21–22].

На требование архонтов изложить вину Диоскора легаты прежде всего требовали его удаления: с их точки зрения, его полномочия как архиепископа Александрийского были приостановлены, поскольку он был обвиняем лично римским папой и явился на собор только для того, чтобы его судили (iudicandus aduenit).

Впрочем, при такой постановке вопроса выяснилось, что легаты оказались в двусмысленном положении: все заседающие на соборе епископы по умолчанию оказывались судьями, имеющими право разбирать все поставленные перед собором дела, однако как таковые они не могли выступать обвинителями, то есть истцами. Соответственно архонты предложили легатам выбор: остаться на соборе в качестве судей, либо же выбрать статус истцов – обвинителей Диоскора и в дальнейшем участвовать в соборе уже в таковом качестве. Ведущими заседание архонтами Луцензию было заявлено: «Если ты выбираешь роль судьи, ты не должен действовать как обвинитель» (Si iudicis obtines personam, non ut accusator debes prosequi) [10, p. 40.28–29].

Этого оказалось достаточно для того, чтобы легаты возвратились на место, и в присутствии Диоскора началось слушание его дела, на котором обвинителями выступили уже не римские легаты, а другие епископы и клирики 12. Тем самым римским делегатам был продемонстрирован примат процессуального порядка, которым папские легаты, следуя инструкциям Льва, пытались пренебречь с тем, чтобы заменить соборные процедуры судом римского епископа 13.

Показательным для отношения собора к решениям римского понтифика было также дело Феодорита Кирского. Низложенный со своей кафедры императором Феодосием II (408–450) Феодорит апеллировал к папе Льву, и последний приговорил восстановить его на своей кафедре, которую, впрочем, вплоть до созыва Халкидонского собора Феодорит занять не смог, поскольку папское решение на Востоке не признавалось. Соответственно появление Феодорита на заседании собора вызвало решительный протест значительной части отцов, прежде всего египетских. Тем не менее архонты дозволили Феодориту присутствовать, сославшись на то, что последнего восстановил римский епископ и тем самым он может присутствовать на соборе в качестве обвинителя Диоскора. Однако сенаторы указали, что дело Феодорита не считается оконченным, и после рассмотрения дела Ди-оскора к нему еще вернутся.

Эта явная ангажированность решения сенаторов в пользу соборно осужденного в 449 г. Феодорита продолжала играть свою роль на соборе. Обвиняемый Феодоритом Диоскор откровенно говорил, что присутствие первого среди епископов является явным нарушением канонов [7, p. 97.6-7: vw noSoi аф-ZovTai Kavoveg, o ti eiayXOev ©еоЗюрптод;), и вопрошал: «Почему он заседает в чине епископа?» (Kal ti dv Ta^ei dniaKonou KaOeZeTai;) [7, p. 97.10–11]. Однако, по мнению сенаторов, он имел право присутствовать на соборе в качестве обвиняющей стороны так же, как Диоскор присутствовал в качестве обвиняемого ¹⁵. Применительно к нашей теме эта ангажированность чиновников и большинства членов собора в пользу Феодорита объективно была признанием правоты папы Льва, ранее уже вступившего с ним в общение и признавшего его в качестве епископа.

Второе 16 соборное деяние, также посвященное суду над Диоскором и разбору дела

Флавиана Константинопольского, осужденного и низложенного на Эфесском соборе 449 г., было проведено папскими легатами. Заседание разбирало вопрос вероучения и потому императорские чиновники отстранились от председательства и ведения процедуры [17, p. 74]. С другой стороны, поскольку челобитные против Диоскора Александрийского, которые должны были рассматриваться в ходе второго деяния, были поданы на имя Льва Римского, легатам, с согласия всего собора, было предоставлено право председательства и ведения процесса 17.

Прежде всего здесь следует отметить, что в качестве критерия православия на соборе, еще до всякого предметного обсуждения, фактически было взято вероучение папы Льва, выраженное им в его «Томосе» – послании к Флавиану Константинопольскому, подписанном 13 июня 449 года 18.

В ходе второго деяния отцам собора было представлено несколько исков против Диоскора Александрийского, каждый из которых был обращен к «святейшему и боголю-безнейшему вселенскому архиепископу и патриарху великого Рима Льву (тф О/^татф Kal uaKapiMTairn olкouцevlкФ apxieniaKonv Kal naTpiapxw туд р^аХуд Тюру?) и ко Вселенскому собору, созванному по воле Бога и божественному (то есть императорскому. – М. Г. ) повелению» [8, p. 15 [211].31–33, 17 [213].11–13, 20 [216].17–19, 23 [219].7–8]. Именно такая формулировка исковых заявлений, обращенных не к императору, позволила сенаторам целиком предоставить рассмотрение дела собору во главе с римскими легатами.

Несмотря на это, римские легаты не получили власти самостоятельно оценивать доводы сторон и выносить обвинение. Показательно в этой связи поведение председательствующего на второй сессии Пасхазина 19, который, ведя заседание, получал согласие на каждое свое действие от всего собора. Причем согласие это потребовалось даже в том случае, когда зашла речь о применении к делу Диоскора Александрийского канонических норм [11, p. 44 [303].6–27] 20.

Именно собор призвал легатов папы вынести от имени римской кафедры приговор Диоскору, заверив, что этот приговор будет собором принят. От имени последнего к ле- гатам обратился Юлиан, епископ Ипепский ('Yпa^пюv): «Итак, мы просим Вашу святость викария, то есть викариев (тоv enexovTa, ^aZZov Зе того enexovTag tov Tonov), святейшего архиепископа Льва (то™ Оу1ютатои apxiEniaKonou Ашотос) высказаться против него (то есть Дисокора. – М. Г.) и определить против него наказания, предусмотренные канонами (та Envapia та тоТс Kuvoatv еутр.ЕУа). Ведь все – весь Вселенский собор – проголосует за решение (σύμψηφος γίνεται) Вашей святости!» [8, p. 28 [224].13–17]. Пасхазин спросил, угодна ли такая постановка вопроса собору, на что получил заверение от сопредседательствующего Максима Антиохийского: «Что решит Ваше блаженство, за то мы и проголосуем» ("О 5океТ т^ оа1бтпт1 >^§v, каГ ^p.ETg аиц^ПфО1 Yiv6p.E0a) [8, p. 28 [224].19-20].

Так, соборным решением легатам папы была предоставлена возможность озвучить приговор: Диоскор был признан виновным в деяниях, совершенных «против порядка святых канонов и церковной дисциплины» (aduersus sanctarum regularum ordinem et ecclesiasticam disciplinam). В завершении легаты произнесли следующее: «Посему святейший и блаженнейший архиепископ великого старшего Рима (magnae senioris Romae) Лев через нас и через присутствующий <здесь> святой собор (per praesentem sanctam synodum) вместе с трижды блаженнейшим (cum ter beatissimo) и достойным всякой похвалы апостолом Петром, который есть скала и основание (petra et crepido) кафолической Церкви и утверждение правой веры, лишил его как достоинства епископства, так и сделал чуждым всякого священнического служения (nudauit eum tam episcopatus dignitate quam etiam et omni sacerdotali alienauit ministerio). Итак, сей святой и великий собор постановит о вышеупомянутом Диоскоре то, что угодно канонам (quae placent regulis)» [11, p. 46 [305].21–26].

Далее в порядке старшинства престолов присутствующие епископы, начиная с Анатолия Константинопольского и Максима Антиохийского, высказались в поддержку решения, озвученного папскими легатами. Показательно, что приписка, сопровождавшая подпись Пасхазина под решением данной сессии, подчеркивала, что приговор папских легатов был вынесен с разрешения и согласия собора: «Я, Пасказин, епископ церкви Лилибейской, председательствующий на святом соборе вместо (uice) блаженнейшего и апостолического Вселенской Церкви папы города Рима (uniuersalis ecclesiae papae urbis Romae) [17, p. 88–90] Льва, с согласия Вселенского собора (consensu uniuersalis concilii) подписался в осуждение Диоскора» [11, p. 72 [331].1–3; 17, p. 79] 21.

Впрочем, уже в заключительных документах, составленных по итогам второй сессии на имя императора и александрийских клириков, роль папских легатов в принятии решения по делу Диоскора не упоминалась вовсе, приговор же подавался как общесоборный: «подобающим образом <Диоскор> был лишен Вселенским собором священства и объявлен чуждым епископского чина» (... decenter ab uniuersali concilio sacerdotio est nudatus et episcopali dignitate pronuntiatus est alienus) [11, p. 84 [343].11–13].

В начале третьей сессии участники собора единогласно отвергли необходимость повторного рассмотрения, теперь в присутствии государственных чиновников, вопроса, разобранного на втором заседании [8, p. 78 [274].17–34]. Именно на этой сессии состоялось важное событие, призванное соборно уравнять вероучение, содержащееся в «Томо-се» папы Льва, и учение Кирилла Александрийского, бывшее основой догматической позиции низложенного Диоскора Александрийского и всей египетской Церкви.

Последовавшие за чтением посланий Кирилла и «Томоса» папы Льва аккламации отцов собора подчеркивали тождество вероучения обоих отцов, а также подчеркивали, что рукоположенный в свое время Диоскором Анатолий Константинопольский солидаризируется с учением Льва [8, p. 81 [277].7–31]. Эти события послужили краеугольным камнем для последующего развития как диофи-зитской догматической системы, так и всех тех проблем, с которыми последней пришлось иметь дело как в богословском, так и церковно-политическом отношении. Для положения римской кафедры это событие также имело ключевое значение, поскольку оно уровняло учительный авторитет римского епископа с таковым же святителя Кирилла Александрийс- кого. Тем самым оно ознаменовало наивысшую точку в развитии авторитета римского престола в составе Римской империи вплоть до второй половины VIII века 22.

Подвела итог этой содержательной части собора реплика Пасхазина, фактически уравнявшего 23, при полном одобрении присутствовавших епископов, символ веры Никейс-кого и Константинопольского Вселенских соборов с догматическим учением Льва, причем последний вновь был назван «папой вселенской Церкви» (uniuersalis ecclesiae papae) 24. Знаменательной в этом отношении также является аккламация: «Через Льва это возгласил Петр!» (Петрод Si а Л£оvтоg та ™та E^£фюvnа£v) [8, р. 81 [277].26; 44, р. 337].

Соответствие учения Льва учению апостола Петра было подчеркнуто и в итоговом соборном определении: «И послание предстоятеля величайшего Старшего Рима (ту д рЕ/[-отуд каГ прЕавитёрад Тюрпд), блаженнейшего и святейшего архиепископа Льва, написанное к иже во святых архиепископу Флавиану во уничтожение зломыслия Евтиха (Еп’ avaipEOEi ту Е^тихо^д кaкоvо^ag), ибо он составил (συνήρμοσεν) его для утверждения правых догматов так, что оно согласуется с исповеданием великого Петра (ту то™ pEY^o™ Петрои 6цоZоY^a) и, естественно (ыкотюд), является неким общим столпом (κοινήν τινα στήληv) против нечестивых (κακοδοξούντων)» [8, p. 129 [325].12–16]. Впрочем, в этом официальном соборном документе Лев уже не называется «архиепископом всей Церкви» или «вселенским папой»: эти лестные эпитеты были оставлены для ритуальных аккламаций, которые, по-видимому, должны были прикрывать другую важнейшую задачу собора – возвышение константинопольской кафедры.

На особый статус Рима и соответствующее ему положение римского епископа указал император Маркиан в своем личном обращении к собору, сделанном в ходе шестого деяния. Им был отмечен «царственный» статус Рима (туд вaотlZ^Sоg Тюрпд) и «апостольский престол» его предстоятеля 25. В завершении сессии в подписях папских легатов под соборным определением вновь встречается формула «блаженнейший и апостолический папа вселенской Церкви города Рима» (beatissimi atque apostolici uniuersalis ecclesiae papae urbis Romae Leonis...) [11, p. 156 [415].28– 157 [416].1–6], причем подчеркивается, что его легаты «председательствуют на соборе» (synodo praesidens) 26.

В ходе восьмого 27 деяния был решен вопрос о выделении из состава Антиохийского патриархата Иерусалимского в составе трех провинций – Палестин Первой, Второй и Третьей. Согласно установившемуся правилу, папские легаты высказались первыми по этому делу, утвердив данное решение [12, p. 3 [442].25–4 [443].5] 28.

Особый интерес в плане характеристики положения римского епископа представляет собой девятое деяние, в ходе которого разбиралось дело Феодорита Кирского, предварительно подавшего апелляцию императору и легатам папы Льва. Феодорит, как известно, был к тому времени уже принят папой в общение. Тем не менее участники собора в категорической форме потребовали от него произнести анафему Несторию, что тот после некоторых колебаний и сделал. Затем последовала реплика председательствовавших на сессии архонтов к собору: «Итак, всякое сомнение (арффоМа) относительно боголюбезного Феодорита разрешилось (λέλυται): ведь он и Нестория при нас анафематствовал, и святейшим и боголюбезнейшим архиепископом Старшего Рима (туд пр£aвvтlSод Тюрпд) Львом был принят (προσεδέχθη), а также охотно принял и определение веры (тдv б роv туд пштЕюд), представленное Вашим благочестием, сверх же того подписался (καθυπέγ-ραψεν) под посланием вышеупомянутого блаженнейшего архиепископа Льва. Таким образом, не достает только, чтобы Ваше бого-любие вынесло решение, дабы получил он обратно и <свою> церковь, как то присудил (ESlкa^toa£v) и блаженнейший архиепископ Лев» ([9, p. 9 [368].32–39]; латинский текст: [12, p. 13 [452].29–14 [453].3]).

Итак, сенаторы, действующие от имени императора, который, в свою очередь, принял к рассмотрению дело Феодорита, уже, казалось бы, решенное папой Львом, поручают собору вынести о нем решение (sententia, фуфод). Последовали распорядительные высказывания отцов собора, которые предваряла характерная реплика папских легатов: «Священнейшего и досточтимого епископа Феодо- рита священнейший и блаженнейший всей Церкви епископ города Рима (uniuersae ecclesiae episcopus urbis Romae) Лев уже давно принял в общение (dudum in communionem suscepit), так, как об этом свидетельствуют письма, направленные им к нашей малости. Если же он (Феодорит. – М. Г.) так, как обещает, вследствие того, что вышеупомянутый блаженный епископ направил подпись (suscriptionem direxit) и в собственном иске (libello), и, сверх того, показал нашей малости в другом поданном иске, поскольку он не только письменно, но и в присутствии всего собрания собственными устами (ore proprio) анафематствовал Нестория и Евтиха, сим решением (hoc iudicio) и досточтимейший собор, а также и наша малость (nostra humilitas) определила вернуть ему его собственную Церковь (definiuit)» [12, p. 14 [453].9–18].

Данная реплика показывает, что, несмотря на имеющееся решение папы Льва по делу Феодорита, сами папские легаты признают, что окончательный приговор выносится лишь сейчас «досточтимейшим собором» и лишь во вторую очередь самими легатами. За репликой легатов следуют распорядительные высказывания архиепископов Константинополя и Антиохии, нескольких малоазийских митрополитов, а также изъявление согласия со стороны прочих участников собора. Сенаторы озвучивают окончательный вердикт: «Согласно постановлению святого собора, Феодорит, священнейший епископ, получит обратно Церковь города Кира» (Secundum decretum sancti concilii Theodoretus sanctissimus episcopus ecclesiam ciuitatis Cyri recipiet) [12, p. 15 [454].11–12] 29.

Таким образом, можно видеть, что решение папы относительно Феодорита Кирс-кого, принятое еще до начала Вселенского собора, с точки зрения его участников, не имело окончательного вида. Тот факт, что осуждение Феодорита было вынесено в 449 г. Эфесским собором, также имевшим статус Вселенского, а решение о его низложении было принято императором Феодосием, делало последующее оправдательное решение Льва частным и не имеющим силы. Соответственно, оно было подвергнуто отцами Хал-кидонского собора во всех аспектах повторному рассмотрению: вынесенная анафема Несторию, выраженная в письме Феодорита

Льву [36, col. 848–854], принята не была, и Феодорит был принужден во всеуслышание повторить ее в присутствии всех членов собора. Принятое императором на основании приговора собора 449 г. решение о низложении Феодорита было отменено новым соборным приговором и утверждено представлявшими императора светскими судьями. Впрочем, все это было проделано в данном случае с выражением уважения к принятому ранее решению Льва. Между тем очевидно, что в данном случае, как и в деле осуждения Ди-оскора, приговор собора всего лишь совпал с более ранним решением Льва.

В ходе последующих сессий, на которых рассматривались дела, по которым предварительно не выносилось папское решение, легаты папы принимали участие на общем основании. Их роль как представителей первого престола сводилась к тому, что они первыми или в числе первых высказывались по сути дела и по процедуре заседания. Приговоры оглашались посредством высказывания митрополитов согласно «чести» их кафедр, решения принимались консенсусом и утверждались решением сенаторов.

Примечательным эпизодом двенадцатого деяния был протест тяжущихся сторон, а также многих участников собора против совместно выраженного приговора римских легатов и Анатолия Константинопольского [9, p. 51 [410].33–42 [411].10]. В этом случае сенаторы постановили провести дополнительные совещания [9, p. 53 [412].8–10]. В ходе четырнадцатого деяния, на котором рассматривался спор епископов Никеи и Никомидии, обратившихся к императору за его разрешением, сенаторы вынесли приговор на основании обсуждения участниками собора этого вопроса, не вынося его на голосование. Показательно, что в ходе обсуждения никто из первенствующих архиепископов даже не высказывался [9, p. 57 [416]–62 [421]].

14-е деяние было посвящено рассмотрению дела епископа Савиниана, который подал петицию императору: дело касалось юрисдикции антиохийского патриарха. Император поручил сенаторам рассмотреть дело Савиниа-на «вместе со святым и Вселенским собором» [9, p. 64 [423].31–36]. Поскольку дело относилось к юрисдикции антиохийского патриарха и представляло собой пересмотр некоторых решений антиохийского собора, первым высказал свое согласие с решением сенаторов патриарх Антиохийский, а вслед за ним и остальной собор сообща присоединился к озвученному императорскими чиновниками приговору [9, p. 83 [442].17–26]. Римские легаты в ходе сессии не высказывались и подтвердили решение лишь после того, как антиохийский патриарх озвучил свое с ним согласие.

Ключевыми для понимания роли и положения римского епископа в контексте деяний Халкидонского собора, естественно, являются 16-е и 17-е деяния, которые завершились принятием знаменитого 28-го халкидонского правила [15, p. 525–555; 22; 23, p. 303–320; 24; 26; 27, p. 160–164; 28; 29, p. 542–546; 35; 41; 43, p. 88–103; 44, p. 339–343].

16-е соборное деяние относится к тому же заседанию, что и рассмотрение дела Са-виниана, однако в сохранившихся актах представлено несколько необычно. Прежде всего, следует оговориться, что материалы этого деяния отсутствуют в имеющемся латинском издании актов. Греческие же акты содержат лишь эпизод с зачитыванием папским легатом Бонифацием послания папы Льва к собору [10, p. 83 [442].31–42]. Из событий, последовавших на следующий день в ходе 17-го деяния, становится известно, что накануне, в завершающей части 16-го деяния, были приняты решения относительно константинопольской кафедры. Таким образом, 16-е, по греческому счету, деяние вовсе не сохранилось в латинских актах и лишь фрагментарно сохранилось в греческих.

Между тем из текста, сохранившегося в обеих версиях 17-го деяния, проясняется цель отмеченного в предыдущем деянии зачитывания папского послания собору. По словам архидиакона Константинопольской Церкви Аэтия, «в обычае на соборах, чтобы после того, как будет определено самое важное, рассматривалось и определялось и иное необходимое» (гбод 5c dv тaIg аuv65olg цета то каlpltoтатov navTtov тилоОфчи Kai стера тlva avavKaia YU^vaZeo6ai Kai Tuno™a6ai) [9, p. 88 [447].14–16]. Именно вследствие того, что с подачи императорской четы, сената, клира и народа Константинополя 30 на соборе рассматривался очередной не предусмотренный из- начальной программой вопрос, участники сверились с письменными инструкциями, данными папой своим легатам, чтобы удостовериться, что те имеют полномочия обсуждать вновь возникший вопрос 31.

17-е деяние, таким образом, описывает реакцию римских легатов на решения, принятые собором в их отсутствие, а также в отсутствие государственных чиновников, председательствующих на соборе 32. Из актов 17-го деяния выясняется, что папские легаты добровольно покинули заседание предшествующего дня вслед за сенаторами, отказавшись в нем участвовать. По словам возглавлявшего папскую делегацию епископа Пасхазина, «вчера после того, как Ваша власть ушла, а наша смиренность последовала за Вами, говорят, совершились некие деяния, которые мы считаем совершившимися вопреки и церковным канонам, и дисциплине» (hesterna enim die postquam potestas uestra surrexit et humilitas nostra uestigia uestra secuta est, quaedam gesta facta dicuntur, quae nos et praeter canones ecclesiasticos et disciplinam aestimamus effecta) [12, p. 101 [540].15–19]. Как следствие, римские легаты потребовали публично огласить решения этого заседания.

В объяснение происшедшего представитель Константинопольской Церкви Аэтий заявил, что в данном случае речь шла о деле, касающемся Константинопольской Церкви, к участию в котором римские легаты были приглашены, однако от него отказались. Разрешение в форме повеления на рассмотрение данного дела было от сенаторов получено (dкеXеvaaте ... 5laaкoпyaal) и все присутствовавшие епископы согласились с тем, что дело имеет общесоборный статус (©g Koivo™ бvтog dvтa™бa то™ пpaYцaтog) [10, p. 88 [447].14–22]. В заключение он сказал: «И <эти епископы> присутствуют здесь, и дело совершилось не втайне и не подобно краже (оше dv napaevoTv nenpaKTai ойте K^onyg Tponv), и <тем самым это> деяние – последовательное и каноничное (aк6Xouбog Kai кavovlк^)» [10, p. 88 [447].22–24].

Затем Аэтием было зачитано определение собора, ставшее впоследствии известным как его 28-е правило. Под определением стояло 185 подписей участников, причем Анато- лий Константинопольский, Максим Антиохийский и Ювеналий Иерусалимский подписались первыми.

На основании имевшихся у них инструкций римские легаты вступили в спор по поводу такого решения. Главным аргументом римской стороны было то, что каноны, принятые на первом Вселенском соборе в Никее (325 г.), имеют приоритет над определениями Константинопольского собора 381 г., «которых нет среди соборных канонов» (qui in synodicis canonibus non habentur). Поскольку константинопольское 3-е правило было принято более семидесяти лет назад, у римской стороны возник, в сущности, закономерный вопрос: «Если, стало быть, они (Константинопольская Церковь. – М. Г. ) все это время пользовались этим преимуществом, то чего же они добиваются сейчас? А если никогда не пользовались, почему добиваются?» (si ergo his temporibus hoc beneficio usi sunt, quid nunc requirunt? si numquam usi sunt, quare requirunt?) [12, p. 109 [548].4–6].

Председательствующие сенаторы потребовали у легатов подтвердить их полномочия обсуждать данную тему. Легаты огласили следующий пассаж из своих инструкций: «Также да не потерпите вы, чтобы представленное постановление святых отцов нарушалось каким-либо безрассудством (nulla patiamini temeritate uiolari), всеми способами храня в вас, кого мы послали вместо себя (uice nostra), наше достоинство (dignitatem). Так что если вдруг кто-то, полагаясь на величие своих городов (ciuitatum suarum splendore confisi), попытается присвоить (usurpare) себе что-то, вы с достойным упорством давайте этому отпор (retundatis)» [12, p. 109 [548].13–16].

Далее было предложено предъявить «постановление святых отцов», о котором зашла речь. Этим постановлением оказалось 6-е ни-кейское правило со знаменитым римским неподлинным прибавлением: Ecclesia Romana semper habuit primatum [19, p. 120–121, 196– 197, 260; 38, S. 38–88; 43, S. 44–57]. В свою очередь, представители Константинополя представили подлинный текст канона, а затем и текст канона второго Вселенского собора, в котором содержалось определение, на котором основывались участники 16-го деяния: «епископу же Константинополя иметь преиму- щества чести после епископа Рима в силу того, что он есть Новый Рим» (τ’ν μέντοι Κωνσταντινουπόλεως dπίσκοπον hχειν τN πρεσβεsα τyς τιμyς μετN τ’ν FPώμης dπίσκοπον διN τ’ εqναι αšτxν νέαν FPώμην) [9, p. 96 [455].21–22]. Когда далее выяснилось, что митрополиты и епископы Асии и Понта подписали данное определение без принуждения, сенаторы огласили решение, по сути совпадающее с тем, что было принято собором накануне [8, p. 98 [457].32–99 [458].9].

Впрочем, в приговоре сенаторов имелось и весьма важное отличие. Если в соборно принятом накануне определении, которое впоследствии и стало использоваться как собственно 28-е правило Халкидонского собора, со ссылкой на решение второго Вселенского собора говорилось, в частности, что «движимые той же целью (τ² αšτ² σκοπ² κινού-μενοι), сто пятьдесят боголюбезных епископов уделили Новому Риму равные преимущества (τN nσα πρεσβεsα), разумно сочтя, что град, почтенный царем и сенатом и наслаждающийся равными преимуществами со Старшим Римом (τ§ν nσων Pπολαύουσαν πρεσβε-ίων τ† πρεσβυτέρu βασιλίδι FPώμw), и в церковных делах величается как и тот, будучи вторым по нем (δευτέραν μετE dκείνην ›πάρχουσαν)» [9, p. 89 [448].5–9], то в оглашенном сенаторами решении отсутствует намек на второе место константинопольской кафедры по отношению к римской: «На основе деяний и заявления каждого (dκ τ§ν πεπραγμένων καr dκ τyς eκάστου καταθέσεως) мы прежде всего усматриваем, что первенство и исключительная честь (τN πρωτεsα καr τxν dξαίρετον τιμxν), согласно канонам, сохраняется за боголюбез-нейшим архиепископом Старшего Рима (τyς πρεσβύτιδος FPώμης), и что блаженнейшему архиепископу царского Константинополя (τyς βασιλίδος Κωνσταντινουπόλεως), Нового Рима, надлежит наслаждаться (Pπολαύειν) теми же преимуществами чести (τ§ν αšτ§ν πρεσβει-§ν τyς τιμyς)...» [9, p. 98 [457].32–36].

Постановление сенаторов тем самым полностью уравнивало положение Старого и Нового Рима, не упоминая второго места Константинополя, о котором шла речь в определении второго Вселенского собора. С другой стороны, сенаторы не отвергают и фальсифицированного римского чтения 6-го никейского правила, признавая, что Рим имеет каноническое основание для своего первенства. Не исключено, что данное решение было тонким компромиссом: за Римом признавалось право на свою версию никейского 6-го правила с тем, чтобы Рим в дальнейшем не протестовал против 3-го правила второго Вселенского собора, получившего теперь развитие в озвученном сенаторами определении 33.

Римская делегация устами епископа Луцензия выразила свое несогласие с данным решением: «Апостольский престол не должен подвергаться унижению в нашем присутствии (nobis praesentibus). И потому все, что вчерашним днем в наше отсутствие было совершено вопреки канонам или правилам (in praeiudicio canonum uel regularum), мы просим Ваше превосходительство (sublimitatem uestram) приказать отменить. Если же нет, да будет внесено в акты наше возражение (contradictio), чтобы мы знали, что нам следует доложить апостольскому мужу, папе Вселенской Церкви (uniuersalis ecclesiae papae), дабы он сам мог вынести суждение или об оскорблении собственного престола, или о ниспровержении канонов (de suae sedis iniuria aut de canonum euersione)» [12, p. 113 [552].30– 114 [553].3] 34. Ответ сенаторов был лаконичным и безапелляционным: «То, что мы сказали, собор все одобрил» ("Оса ЗиХаХупареу, паута у аотоЗод Екурюаеу) [9, p. 99 [458].22].

Несмотря на такой исход дела, римская делегация не сочла необходимым покинуть заседания собора 35 – легаты присутствовали на последующих заседаниях и высказывались по их повестке.

Следует также обратить внимание на отношение к роли и месту римского престола в итоговых документах, возникших по завершении соборных заседаний. Обращение отцов собора к императору Маркиану было призвано зафиксировать соборное суждение относительно православия «Томоса» папы Льва: данный документ был признан отражающим учение никейских отцов, поборником (πρόμαχος) которого явился «предстоятель <града> римлян» (о туд 'Pюрa^юу проеЗрод). В своем рвении о вере Лев сравнивается здесь с апостолом Петром [9, p. 110 [469].18–21]. Таким образом, собор однозначно показывает, что признание православия является прерогативой собора, а не одного предстоятеля, пусть и признаваемого первым по чести 36.

Завершалось данное письмо весьма характерным призывом к императору утвердить учение, содержащееся в «Томосе» Льва, взять папу под свою защиту и, что наиболее показательно, утвердить исповедание «кафедры Петра»: «Но, о христолюбивые и достойные свыше уготованного Вам царства, воздайте верою Благодетелю и рвением об исповедании явите благодарность за <оказанную> честь, ...как бы печатью благочестивых поучений утверждая проповедь кафедры Петра (туд Петрои кабеЗрад веваюйутед то κήρυγμα) посредством собранного Вами собора! Ибо подобает Вашему благочестию быть уверенным, что ничего из древле возвещенной святыми отцами веры не исказил боголюбезный предстоятель Рима (о беоф1Худ туд Тюру? ...проеЗрод)» [9, р. 113 [472].31114 [473].3].

В обращении, направленном папе Льву отцами собора, также подчеркивается особая роль последнего в установлении и защите православного вероучения. Римский епископ, «став для всех толкователем гласа блаженного Петра, на всех навлекает и благословение его веры» (...пат туд то™ иакарюи Петрои фюууд ЕррпУе™д кабютареуод каГ туд EK£^vou п^aт£юg то!д пат тоу ракарюроу ЕфеА-кореуод) [9, p. 116 [475].25–27]. В данном высказывании оказывается важным то, что восточные отцы приводят свою версию взаимоотношений римского епископа с апостолом Петром, фактически проводя разделение между первым и последним 37.

Впрочем, отцы собора, подчеркивая, что хотя Лев и выступил как «глава, управляя членами» (©д кефаХу реХйу уY£р6v£U£g) [9, р. 117 [476].1], однако же подчеркнули и важность того, что решение было принято совместно: отцы собора действовали, «не создавая учение в тайне, по одному, но в общем духе, едином дыхании и единомыслии признав исповедание веры». «Мы были, – добавляют они, – в общем хороводе (Ev ко1Уу /оргла). наслаждаясь духовными яствами как на царском пиру (©д Ev ватА.1ко!д Зe^пvolg), каковые посредством твоих письмен (Sia т§у a§v Yрaрр.aтюy) Христос уготовил для вкушающих». Подчеркивалась при этом и первенствующая роль им- ператора, обеспечившая «благолепие» (ярое evKoopiav d^ypxov) [9, p. 116. [475].27-117 [476].2] проведенного собора 38.

Результаты. Из анализа всей совокупности релевантных пассажей вполне выясняется то, что отцы Халкидонского собора не признавали папского властного первенства. Халкидонский собор, созванный в первую очередь для суда над Диоскором Александрийским и пересмотра решений Эфесского собора 449 г., соборно осудил александрийского архиепископа и многократно продемонстрировал, что обладает полномочиями более высокими, чем полномочия соборов диоцезов Востока, Египта или даже Рима.

Собор не допустил ни одного случая, чтобы решения, ранее принятые римским епископом и италийским собором, были приняты в Халкидоне без соответствующего обсуждения и соборного решения, которое затем подлежало утверждению и со стороны императора 39. В сущности, ни о каком единоличном управлении заседаниями Халкидонс-кого собора легатами папы Льва речи быть не может. Первенство чести римской кафедры выражалось исключительно в том, что римские легаты совместно с Анатолием Константинопольским «первенствовали» на соборе, то есть имели право первыми высказываться по сути предложенных вопросов и первыми озвучивали свое решение во время общесоборного голосования.

Собор мог вполне принимать решения без согласия той или иной соборной делегации. Так, низложение Диоскора осуществилось без согласия египетской делегации, а принятое в ходе 17-го деяния 28-е правило не получило согласие делегации Рима 40: тем самым очевидно, что для Рима не делалось исключения. Принципом осуществления соборных процедур было согласование церковных и государственных компетенций, то есть сфер применения канонического и публичного права. Поскольку же источником канонического права являлся собор, а гарантом и источником публичного права – императорская власть, то именно путем взаимодействия этих институтов и принимались решения, получавшие церковную и государственную санкцию одновременно.

Римский папа очевидным образом был видным участником этого процесса, однако отнюдь не его руководителем. Его преимущественное положение, наряду с архиепископом Константинопольским, регулировалось принципом первенства чести (преавеТа туе ИЦУ?, primatus honoris), который был впервые закреплен, таким образом, именно на Халкидон-ском соборе.