Динамические процессы в лексике как отражение предметного мира крестьянского жилища (на материале диалектной лексико- семантической системы)

Диалектная лексика, относящаяся к внутреннему убранству крестьянской избы, весьма многочисленна по составу и структурно предполагает классификацию, основанную на функциональном назначении самих реалий. Выделяются следующие тематические группы номинативных единиц: лексемы (и устойчивые сочетания), называющие предметы мебели, приспособления для хранения предметов культа, утварь, предметы временного размещения (колыбель, прялка) и другие предметы (рукомойник, осветительные приборы, зеркало), изделия из ткани.

Со второй половины XIX в. стал изменяться весь строй крестьянской жизни. Рост переселения деревенских жителей в города, усиление влияния города на крестьянскую жизнь повлияли на традиции, обычаи сельского населения. Новые условия жизни и мировоззренческие идеи вносили изменения как в строительную технику и материалы для жилых и хозяйственных построек, так и в предметный мир крестьянского жилища. Хотя темп этих изменений в разных местностях Северо-Запада России был различным, перемены в убранстве избы оказались в целом близкими.

По данным историко-этнографических исследований, интерьер жилых помещений стал заметно меняться с последней трети XIX в. В

начале XX в. произошла массовая замена черных печей печами с дымоходами [7, с. 93]. В обиход более состоятельных крестьян стала входить городская передвижная мебель: шкафы, комоды, буфеты, кровати, стулья, деревянные диваны; это привело к исчезновению нар и полатей [11, с. 52, 57]. Убранство крестьянского дома также пополнялось зеркалами, часами, фотографиями. Изменения коснулись и осветительных приборов: на смену лучине пришли керосиновые лампы [5, с. 101]. Материалы анкетирования, проведенного в Псковской области, свидетельствуют о том, что дольше всего в крестьянском быту сохранялось домотканое спальное белье и полотенца, но и они исчезают в 1970-е гг., поскольку многие ткацкие станы были убраны крестьянами на чердак в период между 1955-м и 1965 гг. [7, с. 94]. Добавим, что во многих деревнях на оккупированной во время войны территории Псковской области деревянные ставы сгорели при пожарах и поджогах: Стаф нéмцы спалúли, и где сную_́ ть и где размáтывъть [4].

Изменения в интерьере были теснейшим образом связаны с изменениями в традиционном наборе предметов утвари, который сохранялся в крестьянском хозяйстве вплоть до конца 1930-х гг. [11, с. 13]. Таким образом, процесс замены вещей традиционного русского быта происходил постепенно, не вызывая внутреннего сопротивления человека. Люди выбирали для себя то, что необходимо, удобно.

Народная речь, являясь важнейшим лингвокультурологическим и этнолингвистическим источником, содержит указания на бытование реалий и их наименований в прошлом или настоящем. Сами диалектоносители отмечают значимые изменения в традиционном интерьере: Я теперь смотрю, теперь совсем другое убранство в наших домах, чем раньше было. Раньше вы ни одной кровати в доме не найдете. Раньше ситца не было, занавесок на окнах не было… Простыней не было [14, с. 69].

Обратимся к диалектным источникам для выявления языковых временны́х маркеров, отражающих время существования реалий внутреннего убранства русской избы. Представления о времени – важный элемент диалектной картины мира, хотя часто они могут быть выражены и имплицитно [2, с. 73]. Конститутивным компонентом внутриязыковой модели времени является точка присутствия в ней говорящего, от которой идет отсчет времени вправо – в будущее и влево – в прошедшее [1, с. 61].

Для отражения временнóго периода говорящий использует ряд разных языковых средств: специальные лексические и синтаксические показатели. Время может быть фиксированным или нефиксированным на временной шкале [3, с. 56]. Для обозначения фиксированного времени используются лексические конкретизаторы. К лексическим средствам выражения оппозиции прошлое – настоящее относятся наречия времени, наречные сочетания со значением времени, наречия сравнительноуподобительного типа. Понятия времени могут обозначаться с помощью прилагательных старый, старинный, прежний, теперешний в составе различных описательных оборотов, а также существительными с предлогом, морфологическими формами глаголов. Наречия со значением прошлого в говорах представлены разнообразнее, чем слова для обозначения настоящего, поскольку уже происшедшие события зафиксированы в сознании, памяти, они чаще становятся предметом беседы, особенно в речи пожилых людей – диалектоносителей. Следствием этого является не только обширность «территории прошлого», но и большая частотность лексем в речи [2, с. 73].

Отнесенность каких-либо действий и событий к предшествующему или настоящему наглядно отражается в языке в виде оппо-зитивности темпоральных наречий. По мнению И.А. Попова, в области отражения прошлого «имеют место две главные семантические оппозиции: наречия со значением ‘давно’ (длительное время тому назад) и наречия со значением ‘прежде, раньше’» [9, с. 73]. Не все оппозиции наречий прошлого и настоящего времени реализуются в нашем материале, поскольку предметы быта и их названия составляют лишь часть диалектной картины мира. Представлены следующие группы оппозиций, относящихся ко второму типу: раньше – нонче; раньше – теперь, ране – теперь, па-раньшему – теперь; раньше – сейчас; прежде – теперь; прежде – сейчас; до-сыль – теперь: Копотúлок-то (керосиновые лампы без стекла) нóнче нет, а рáньше бы́ ли [12, с. 101]; Рáньшэ говорúли покрывáло на стол, а типéрь скáтереть; Тапéрь салфéткъ, а рáне скатеркъй звáли; Карéц называли па-раньшему, а теперь уже кофш [4]; Латкú – éта чáшки. Éта сичáс тарéлки-тъ, а рáньшы фсё латкú [10, XVII, с. 190]; Канапелька – это деревянный диван. У кажиного в доме есть канапельки, теперь все отоманки. Прежде было много канапелек, и не видели отоманок. У канапельки четыре ноги и спинка [6, IV, с. 18]; Односпалок (большая длинная подушка) и не было прежде, сичас все односпалки делают (Там же, VI, с. 139); Досыль все ручником звали, а полотенцем теперь зовут. Да рушником утираемся [6, IX, с. 160]. Многие высказывания свидетельствуют о том, что реалия сохраняется в деревенском обиходе, а диалектное наименование утрачивается под влиянием городской речи и заменяется общерусской лексемой, которая расценивается крестьянином как более правильная.

Базовой лексической единицей для обозначения прошедшего периода является общерусское наречие раньше . Это и другие слова имеют широкий семантический объем – указание на прошлое вообще. Однако в речи данные лексемы чаще всего употребляются с особым коммуникативным заданием: как правило, они относятся к другому жизненному укладу, который сопоставляется (эксплицитно или имплицитно) с существующим в настоящее время. Давно прошедшее время может быть обозначено наречным сочетанием в старинушке , по старинке, например: Ф старúнушки паря_́дашныи чáшычки выдéлывали, вы_́ берут карешóк – звáлися чáшычки-далбáшычки [10, IX, с. 126]; Утирáнник па старúнки нъзывáли, а сяйчáс пълатéнце [4].

В диалектном материале при выражении временны_́х отношений фиксируется субъектный план и определяются возрастные периоды в жизни человека. Например, лексические кон-кретизаторы, представленные существительным и субстантивированным прилагательным, указывая на возрастную группу диалектоноси-телей, относят употребление номинаций реалий к прошлому времени: Старикú назывáли рукомóйник – гылёк, глúняные такúе, з двумя_́ нóсиками и два ушкá, верёфку – и к потолкý [10, VI, с. 161]; Кринку-то муравкой называют старые -то [6, V, с. 108]. Иногда говорящий с помощью словосочетания в наше время репрезентирует прошлое через синхронизацию с временем своей молодости: В наше время вместо утюга каталиком пользовались: два деревянных предмета, один круглый, другой плоский с зубцами (Там же, IV, с. 30).

Нефиксированное время проявляется как процессуальное и выражается временными формами глаголов, которые создают в тексте лишь общий план временной локализованно-сти [3, с. 56]. В нашем материале самыми частотными являются глаголы, которые относят бытование реалии (глагол быть в прошедшем времени) или ее название к определенному временному плану (глаголы звать, называть): Тéсто стáвили ф хлéбные квашнú, хлéбы посáдят ф пéчку, бы́ ли лопáты хлéбные [10, XVII, с. 170]; Гаршкú мы так назывáли – жалéзьники, па-культýрнаму – чугункú (Там же, X, с. 181).

К синтаксическим средствам выражения принадлежат как двучленные, так и усеченные конструкции, в последних вторая часть формально не представлена, но подразумевается общим содержанием предложения: Раньше для умывания мы использовали глиняный гелёк [6, II, с. 11]. Это коммуникативно-неполное предложение, поскольку говорящий не отражает в своей речи последующие изменения в обстановке избы, но информант мыслит, что произошла замена предметов: наличие одного актуализированного члена оппозиции демонстрирует имплицитное сопоставление традиционного предмета обстановки и нового. Таким образом, в диалектной речи существует комплекс языковых средств для выражения временных оппозиций, который реализуется с помощью единства лексических и грамматических показателей.

Происшедшие изменения сельские жители в целом оценивают положительно: Топерь в избах-то наломано, чего только нету, а ране печка да лавка (Там же, V, с. 154); Коптюха была, при коптюхе учила, а теперь -то что, теперь электричество. В банке керосин, фитилек горел, без стекла, коптел, вот и коптюха (Там же, IV, с. 107). Однако некоторые информанты сожалеют об исчезновении традиционных вышитых полотенец и навыков их изготовления: Раньше рушники вышивали красивые, а теперь , наверно, и не умеют (Там же, IX, с. 160).

Перемены, происшедшие в обстановке избы, повлияли и на лексический фонд сельских жителей: многие лексемы исчезли или сохранились только в памяти старшего поколения, в диалектную речь проникли заимствованные слова, произошли изменения в семантике слова. Наличие лексики, которая уже не имеет опоры в окружающей действительности и сохраняется только в памяти старшего поколения, характерно для современной лексической системы говоров [8, с. 7]. Подобные слова не употребляются в речи активно, но все же используются пожилыми информантами.

Для интерьера традиционного крестьянского жилища характерны простота и целесообразность включенных в него немногочисленных предметов. Скромность обстановки была также порождена бедностью крестьян. Однако количество наименований значительно превышает состав реалий, чему способствует процесс словообразования, в результате которого появились семантически тождественные однокорневые параллели: например, псковские лексемы набóжник, набóжничек имеют зна- чение ‘полотенце для украшения икон’ [13, с. 124]. Последующие изменения в обстановке привлекли в лексическое поле диалекта заимствованные из речи горожан слова литературного языка. Вследствие этого число номинаций возросло за счет появления новых корней: буфет, зеркало, комод, кровать, лампа, стул, шкаф и др. Многие из этих лексем стали базой для образования новых слов или описательных сочетаний: комóдец, комóдик; кровáтный / кровáтний ýгóл – в псковских говорах; зеркáльное полотéнце – в вологодских говорах.

Некоторые корни, входя в употребление, стали функционировать не только в качестве наименований городских вещей, но и сходных с ними по функции традиционных реалий. Например, лексемой кровáть называют не только современный предмет мебели, но и самодельное приспособление для спанья, состоящее из доски, поставленной на деревянные чурбаны: Хровáти бы_́ ли з дóсок, дóски нáсланы и спáли [10, XVI, с. 177].

Изменения затронули и семантику диалектного слова. Например, лексема постéль / постéля первоначально имела значение ‘домотканый чехол, набитый соломой’: Пастéли рáньшы ткáли. Набивáли салóмъй. Спáли [4]; ‘матрац, набитый соломой’: Лáфки бы_́ли ат пéчки да стéнки. Дóски, на úх пастéли, палóжым пастéли , салóмъй набúтыи (Там же). Впоследствии это слово стали использовать для наименования фабричного матраса: Пасýдник, пастéлю нóву купля_́ть (Там же) . Таким образом, изменения затронули все выделенные в исследовании группы предметов, относящихся к традиционному внутреннему убранству крестьянской избы, и нашли отражение в лексическом фонде диалек-тоносителей.