Духовное состояние народа и Православной Церкви к началу революции 1905–1907 гг. Сравнительная характеристика мнений Христианского братства борьбы и группы 32-х петербургских священников

* Фотографии взяты из открытых источников.

HERALD

OF THE HISTORICAL SOCIETY

OF SAINT PETERSBURG THEOLOGICAL ACADEMY

Scientific Journal

No. 2 (14)

Alexey Y. Makarov

Spiritual state of the people and the Orthodox Church before the beginning of the revolution of 1905–1907.

Comparing characteristics of the opinions of the Christian Brotherhood of Fight and of the group of the 32 St. Petersburg priests

UDC 271.2-9+94(470+571)

EDN QNZQSA

* Photos are taken from open sources.

Революционные потрясения в Российской империи в период 1905–1907 гг. привели к оживлению церковной и общественной дискуссии по самому широкому спектру социально-экономических, политических и церковных реформ. В том числе большое внимание уделялось анализу и выявлению духовных причин революционных столкновений. Значимую роль в этих публичных процессах в двух российских столицах играли два неформальных объединения: «группа 32-х» петербургских священников и Христианское братство борьбы (далее — ХББ), состоящее из молодой московской интеллигенции. Сравнительная характеристика их мнений о духовном состоянии народа и Церкви той поры как современников и представителей двух разных слоев просвещенного общества крайне важна для понимания исторической картины и причин последующей революции 1917 г.

Мнения и оценки лидеров этих двух неформальных объединений о духовном состоянии народа и Церкви можно сравнивать по их публикациям в церковной прессе, по собственным отдельным изданиям, а также личным письмам.

Особенностью этого исторического периода стало осознание интеллигенцией и священством того, что народ духовно непросвещен и не видит себя субъектом изменений общественного строя жизни. Вот какие оценки народа звучали в первых документах ХББ, созданных в марте-апреле 1905 г.: народ духовно «закрепощен»1, миряне «не имеют никакого голоса»2, как такового «церковного народа в настоящее время не существует»3. Относительно уровня благосостояния и экономической самостоятельности российского народа они писали, что он «изнемогает в непосильном физическом труде ‹…› или же просто гибнет от нищеты, голода и разврата»4 по причине «социального и имущественного неравенства».

Накануне революции, в 1902 г., Павел Флоренский в своем письме давал такую оценку состояния российского общества: «…отсутствие созерцательности, умения смотреть sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности), мистицизма, благоговения к жизни и составляет “не то” всей современной культуры. Мы живем, не священнодействуя, а как бы наскоро обедая»5. Его мнение о духовном бессилии и непросвещенности народа разделял и другой активный член ХББ Александр Ельчанинов, который в 1901 г. писал: « ‹…› что делать остальным людям, у которых есть стремление к истине, а нет сил не только приближаться к ней, но даже понять, сознательно усвоить то “приближение”»6.

Нельзя сказать, что взгляд московской интеллигенции на общественный настрой был чисто скептическим. В публичной листовке, обращенной от лица ХББ к епископам Российской Православной Церкви, звучит и позитивная оценка народного самосознания: «У всех верующих начинает подыматься радостная уверенность, что близится час освобождения Русской Церкви от векового гнета»⁷. Аналогичную точку зрения о духовном состоянии народа находим в программных статьях «группы 32-х» того же времени. В первой их записке от 17 марта о духовной глухоте и недоверии народа к Церкви и ее слову говорится так: « ‹…› не знают гласа ее, не верят ему, когда приходится его слышать, не идут к ней, ‹…› относятся к ней с равнодушн ым незлобием»⁸. В частной переписке в ноябре

Священник

Константин Аггеев

1904 г. священник Константин Аггеев дает такую картину обыденной жизни простого народа: «‹…› в праздничные дни окраины улицы Петерб<урга> наполняются пьяными грубиянами из народа ‹…›, встречаешься с какой-то иногда тупостью и бестолковостью мужика, грустно и тяжело становится на душе»9. О непросвещенности народной веры Евангелием как основной проблеме писал священник Григорий Петров: «Народ наш томится духовною жаждою; измучен, изнурен духовной засухой, ‹…› наводним давно уже крещенную, но духовно далеко еще не просвещенную Русь евангельским словом»10. Одновременно, как и члены ХББ, петербургские священники видят в народе пробуждающуюся жажду духовного обновления: «Когда ‹…› пронеслась весть о со-звании церковного собора у нас на Руси, сердца истинных чад нашей Церкви наполнились великою радостью», «заметен очень сильный интерес к вопросам Церкви у большого количества мирян, прежде часто совершенно безразличных»11. Эти мнения позволяют сделать вывод о том, что участники этих двух объединений, оставаясь духовно и интеллектуально близкими представителям образованного общества, были более склоны ждать возрождения евангельских оснований веры от простого народа. ХББ и «группа 32-х» осознавали, что церковный народ не собран, не может взять на себя ответственность за возрождение жизни в Церкви и в стране.

Положение исторической Православной Церкви в России ХББ и «группа 32-х» также оценивали как крайне трагическое. В мартовской записке 1905 г. «группы 32-х» звучат прискорбные слова о том, что в глазах современников Церковь предстает «виновницей насилий и гнета, которые производились под предлогом ее защиты»12, голос ее ограничен «в своем самоопределении и выражении» и подвержен «подозрению в порабощенности мирским, государственным целям и интересам»13, в ней нет «мужественного свидетельства о правде общественной жизни ‹…› в дни общественной тревоги и потрясений ‹…›, а то, что говорится от лица Церкви, является вредным»14. Схожая, но более резкая оценка состояния исторической Церкви дана в первых документах ХББ. Авторы констатировали, что у церковной иерархии и духовенства из-за «робости сердец»15 нет духовных сил для святого исповедничества. Святейший Синод, выступивший в поддержку «мучителей христианского народа», т. е. войск, расстреливавших мирных демонстрантов, именовался ими, как забывший «истинную Апостольскую евнзенникъ

Г С. Петровъ.

Чяеиъ Гоеударегаеииой Думы БіОГраф'А к ИСТО*Й* ССм*Км •V момастырь.

Я^ЩЯВШШК!

Cem”" а В. р.овъ.

Священник

Григорий Петров

Церковь»16 и отмеченный «печатью Ан-тихриста»17. Авторы прямо высказывали свое возмущение «пассивным состоянием Церкви в отношении государственной власти» и обличали её, как идущую на «служение самым низменным целям»18, вплоть до превращения пассивности перед государством в «языческий необузданный це-зарепапизм, ‹…› забвение святой крови всех мучеников первых времен христианства»19. В апрельской статье «К вопросу о церковной реформе» ХББ практически констатировало духовную смерть Церкви, отмечая, что она «едва ли не подобна трупу»20 из-за своего равнодушия к жизни общества.

Конечно, такой критический тон оценки духовного состояния Церкви и общества в России в начале XX в. расценивался властью как деятельность не в церковнообщественной сфере, а в политической. Все, кто в Российской империи с конца XIX в. выступал с подобными смелыми оценками церковной жизни, находились под тайным или явным надзором государства и часто подвергались прямым гонениям с его стороны. Так, Санкт-Петербургский цензурный комитет инициировал уголовное дело21 в отношении Валентина Свенцицкого за его обращение к Церкви вспомнить, что убийство является смертным грехом, требующим раскаяния, а призыв к покаянию солдат за расстрел забастовщиков22 расценив как призыв к армии не повиноваться властям. Судом присяжных Валентин Свенцицкий был оправдан23. Священник Григорий Петров был лишен сана в 1908 г.24 и долгое время после этого находился под надзором полиции как политически неблагонадежный за то, что обличал подавленность и зависимость Церкви в ее внутренних духовных вопросах от интересов самодержавия25.

Подводя итог, можно сказать, что позиция ХХБ отличалась как большей радикальностью и политической ангажированностью, так и большим желанием обновить духовные основания жизни Церкви, тогда как мнение «группы 32-х» всегда оставалось в границах канонического и общественного поля. Оценки духовного состояния народа и Церкви у петербургского духовенства в лице «группы 32-х» и московских мирян в лице ХББ имели принципиальное сходство по следующим моментам:

• 1)    Церковь не имеет своего голоса и свободы самоуправления, поскольку низведена до положения слуги государства;

• 2)    Синодальная система церковного управления служит только сохранению и оправданию самодержавной власти, не сообразуясь в своих действиях с Евангельскими заветами и преданием Апостольской Церкви;

• 3)    Внутри народа и образованного слоя населения сохраняется еще духовная жажда обретения просвещенной веры и устроения жизни на христианских основаниях.

Такое серьезное единство мнений между наиболее активной и просвещенной частью духовенства и мирян позволяет говорить о существовавшей тогда возможности взаимопонимания и взаимодействия Церкви и общества для решения назревших духовных и общественных проблем, а также о сформировавшихся в стране к моменту Первой русской революции не только антихристианских и антиклерикальных тенденциях, но и созидательных церковно-общественных силах.