Феномен абстрактного существительного

попытки противопоставить друг другу слово и выражаемый им факт мысли как различные, так и связанные между собой явления можно увидеть уже в трудах древнегреческих учёных.

так, например, аристотель, устанавливая различие между одноимёнными и соименными предметами, разграничивает имя предмета и понятие о предмете. различие между именем (словом) и понятием проводится также при характеристике отношения между частями высказывания. в произведении «об истолковании» аристотель прямо противопоставляет слово как знак (символ) воспроизводимому им факту, хотя в этом случае речь идёт уже не о понятии, а о представлении.

однако ни аристотель, ни стоики, ни какие-либо другие античные учёные не занимались специально проблемой слова и соответствующей ему единицы мышления, они не показывали, какова логика природы этой единицы и как она соотносится с лексической единицей.

номиналисты средних веков, рассматривая универсалии лишь как сочетания звуков, как имена, сводили мысли, выражаемые в словах, к самим словам. ведь любая лексическая единица обобщает, то есть воспро- изводит какую-то более или менее общую мысль. крайние номиналисты отрицали именно существование общих мыслей.

в рамках исследования слов последователями механического направления сама постановка вопроса о лексической единице, находящей соответствие в слове, отпадает, потому что последние понимают слова как изменяющее под влиянием бихевиоризма мышление человека на совокупность чисто механических языковых (звукопроизводных) реакций на окружающую обстановку и влияние этих реакций на поведение окружающих людей, не могут видеть в словах ничего, кроме звуковых и соответствующих им физиологических фактов.

в современной буржуазной философии также существует подход номиналистического отрицания связи слов с особыми единицами мышления или иными фактами сознания, фактическое сведение этих единиц к сочетаниям звуков (чувственно-материальным языковым построениям). данное направление отрицает существование понятий и каких бы то ни было идеальных образований, соответствующих словам, считая их просто фикциями.

многие учёные, как философы, так и лингвисты, рассматривают лексическую едини- цу как выражение идеального построения определённого типа.

некоторые учёные признают слова выразителями мыслей, но сами эти мысли отождествляются с представлениями, то есть им отводится всего лишь уровень чувственных отражений.

стремление стереть различие между понятием и чувственными образами (представлениями и даже восприятиями и ощущениями) особенно характерно для представителей субъективного идеализма. Юм, Беркли, Б. рассел используют термин «идея» для обозначения и мыслей, и чувственных, эмоциональных восприятий. в данной трактовке понятие и образ становятся единым целым.

использование термина «идея» для наименования как эмоциональных образов, так и мыслей, одновременно противопоставляя общие отвлечённые идеи и частные конкретные идеи, рассматривается и подробно описывается в трудах дж. локка. локк видит связь со словами и у тех, и у других, находя у них и существенные различия.

некоторые авторы полагают, что слово способно выражать как понятие, так и представление: в одних случаях оно выражает понятие, а в других — представление. сопоставляя между собой понятие и общее представление, Х. зигварт отмечает, что и то, и другое связано со словом. на возможность выражения как понятий, так и представлений словесными средствами указывал также а. марти.

философской дихотомии «мир видимый» — «мир умопостигаемый» соответствует лингвистическое разграничение субстанти-вов на конкретные и абстрактные. данное разграничение действует с той лишь оговоркой, что любое слово обобщает, описывает несуществующий в реальной действительности предмет, понятие, мысль, эмоциональную составляющую, чувственное восприятие, что, безусловно, является полной противоположностью предмету либо объекту восприятия. но поскольку и структура понятия, воплощающего этот «объект вообще», и языковые функции его обуславливаются характеристиками прототипа, постольку дихотомия «имя конкретное» — «имя абстрактное» не что иное, как лексико-семантическая категория. некоторые учёные отмечают, что «справедливости не видят так, как видят лошадь, но её понимают не хуже, а скорее даже лучше» [2, с. 305—306].

в обыденном сознании абстрактное имя существует как знак того, на что должно быть направлено внимание, но смысл чего как результат понимания не абсолютный, а относительный.

отличительной особенностью абстрактного имени, заключающего в себе невидимый, умопостигаемый мир, является тот факт, что инвариантное, общее для всех носителей русского языка содержание значительно меньше его вариативной части, производной от опыта личности. таким образом, каждым носителем языка вносится именно то значение абстрактного существительного и именно в том объёме, какой позволяет опыт говорящего.

отношение говорящего к абстрактной лексеме, общая культура, традиции составляют основу представления стоящей за этими факторами абстрактной сущности, так как все эти сущности сложились в данной культуре и передаются посредством языка. именно поэтому появляется понятийный и выразительный диссонанс между недискурсивным и дискурсивным типами мышления. ко всем без исключения абстрактным субстантивам применимо рассуждение аврелия августина о времени: «если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему — нет, я не знаю» (см. августин а. исповедь. 1991. с. 292).

абстрактные имена представляют обозначаемые ими явления действительности в качестве своего рода самостоятельных предметов. в этом отчётливо проявляется активность языка как средства отражения мира: «отвлечённые» существительные в большинстве случаев семантически и формально

(то есть словообразовательно) вторичны по отношению к подлинным предикатам (глаголам и прилагательным) и выполняют важную внутриязыковую функцию приведения грамматической формы предложения в соответствие с его коммуникативной организацией.

как заметил Б. а. серебренников, возникновение имён, обозначающих овеществлённые свойства и отношения, «является элементом творчества, но это творчество не идёт вразрез с отражательной способностью нашего мышления» (см.: серебренников Б. а. 1983. с. 143). Эта мысль справедлива потому, что даже неисчисляемые опредикатные имена связаны с общей системой категории числа, выступающей одним из важных, даже важнейших средств языкового отражения мира. таким образом, особенность объектов, обозначаемых именами свойств, действий, отношений, в языках с развитой морфологической категорией числа проявляется в отнесённости большинства таких имён к разряду singularia tantum. отсутствие у признаков (признаков как константных, так и процессуальных) самостоятельного, отдельного существования затрудняет или делает невозможным их исчисление (особо очевидным это становится в случае обозначений «непроцессуальных» признаков, то есть имён свойств).

в самом деле, если абстрактное существительное ориентировано на использование в качестве центрального элемента номинали-зованной предикатной структуры, его собственно денотативные характеристики — в частности, количество обозначаемых объектов — становятся несущественными. Характерно в связи с этим то, что числовые формы существительных трактуются как «такие участки морфологической парадигматики, которые характеризуются максимальной независимости от синтаксиса». исчисление свойств (точнее, проявлений свойств) или действий является достаточно сложным познавательным действием, и семантическая специфика абстрактных существительных не имплицирует необходимости преодоления этих сложностей (в значительной мере она сама порождена ими). существование нестандартных с точки зрения общей категориальной системы языка и системы «предметности» форм — «предикатов» в сфере имени обусловлено прежде всего тем, что рассматриваемые имена достаточно жёстко ориентированы на выполнение синтагматических функций, в частности на формирование свёрнутой пропозиции.