Франция и Россия в зеркале исторических, социальных, культурных и политических перипетий

Осмысление истории с целью понимания современности и будущего происходит с древних времен. С этой позиции одинаково мыслили Конфуций и Платон, Экклезиаст и Аристотель, поскольку хотели в прошлом найти ответ на вопросы современности. Наши дни – это период размышлений о судьбе России, следовательно, любое осмысление истории помимо нашей воли имеет отношение к России. Анализируя историю, нельзя игнорировать следующие вопросы: что есть наше образование, воспитание, взаимовлияние языка и культур? Что внесло оно в педагогическую культуру? Что культура внесла в развитие образования? А если быть более точным, то как и насколько глубоко культура Франции проникла в жизнь, образование и умы России? Как повлияло на образование творчество великих французских деятелей культуры, философов, ученых? При анализе развития образования необходимо избегать как плоского эволюционизма, который видит ценность каждой ступени развития воспитания и педагогического сознания в том, что каждая ступень есть подготовка к последующей (из общинного воспитания выросло государственное, педагогика Греции породила педагогику Рима, а педагогика Возрождения – педагогику Просвещения и т.д.), так и прямо противоположного принципа, отрицающего какую-либо преемственность между разными формами образования и педагогического сознания.

Чтобы правильно понять российское образование, мы должны исследовать развитие ев- ропейского образования. Это необходимо потому, что именно Западная Европа и Америка определили основные направления развития мира в Новое время, именно западная цивилизация сегодня задает основные векторы развития мировой цивилизации. В связи с этим мир должен прямо или косвенно, соглашаясь или отрицая, но принимать во внимание не только современное состояние, но и историю Западной Европы. Нам следует знать западную систему воспитания, понимать суть ее развития на каждом историческом этапе и уметь соотносить с развитием своей системы воспитания. Западноевропейское воспитание стало складываться после падения Римской империи, когда появились новые государства, которые со временем выработали собственную (в том числе и педагогическую) культуру. Познавательные и культурные отношения между разными странами на протяжении столетий претерпевали значительные изменения, но при этом сохраняли некую особенность. Такой особенностью во франко-российских отношениях была галломания. Происходили внедрение французской культуры в умы и жизнь просвещенных людей России, восприятие и переработка этого влияния. Несмотря на то, что данный период длился недолго (пик галломании пришелся на вторую половину XVIII – первую треть XIX в.), он продолжал (и продолжает) ретроспективно оказывать воздействие на последующие контакты, обозначая высокую планку взаимодействия между нашими странами. Однако движение людей, идей и слов происходило как в одном, так и в другом направлении. Франко-российские связи рассматриваются как диалог, который предполагает не только наблюдения и оценки, но и двусторонний обмен мнениями.

Французский язык в России был еще неизвестен в 1689 г., и первый французский дипломат Ля Невиль, прибывший в Mоскву, должен был завоевывать культурное пространство. Но уже через сто лет французский язык и культура не нуждались в России в особой рекламе. Mногие французские деятели культуры воспринимали русских только как своих учеников, пусть даже и очень талантливых. «Нельзя сказать, что у России не было своих идей; но можно сказать, что она сделала своими наши идеи и полюбила их всем сердцем», – писал Ж. де Mестр [1, c. 7–20].

В сознании россиян романтизированный образ Франции формировался под влиянием таких факторов, как обаяние ее «мягкого могущества», богатые гуманитарные связи, общность революционного опыта обоих народов и историческая память о политических союзах. Во Франции русский человек находит то, чего ему недостает у себя дома. Франция для него прежде всего приятная, ухоженная страна с замечательной природой, богатой историей и архитектурой. Mировое влияние французской культуры, общественной и научной мысли всегда особо чувствовалось в России. Франция была интеллектуальным лидером Европы в XVIII – XIX вв. Неудивительно, что русское дворянство считало обязательным знание французского языка – этой новой латыни, языка европейской элиты и дипломатии.

Во времена Людовика XIV средиземноморские страны французов интересовали больше, чем северные. Когда 100 тыс. протестантов выехали в Голландию, Пруссию, Англию и некоторые из них оказались в России, многое изменилось. Это именно то время, когда Франция начинает интересоваться Севером. Однако пристальное внимание к России проявляли главным образом великие философы Франции. По мнению А. Ларатолари, «философы не снисходили до России, а предлагали ее в качестве модели» [5, с. 576]. Эта точка зрения основывается на взаимоотношениях и контактах трех ключевых фигур того времени – Екатерины II, Вольтера и Дидро.

Влияние Вольтера на образованное русское общество было чрезвычайно сильным. Как пишет П.Р. Заборов, для русской культуры Вольтер «был всегда и, конечно, еще надолго останется неизменным спутником» [2]. Mежду тем Россия тоже была интересна французскому мыслителю. Mожно сказать, что это был в полном смысле диалог культур и идей. Взаимоотношениям Екатерины II, Вольтера и Дидро посвящена обширная литература. Французская исследовательница С. Mенан полагает, что у Вольтера был своего рода стратегический план влияния на российское общество [3]. Философ хотел, чтобы его знали и понимали в России, стремился воздействовать на российское общественное мнение, хотел, чтобы его реформаторские идеи были применены в этой стране. С одной стороны, Вольтер способствовал пропаганде положительного образа России в Европе, с другой – влиял на мнение российской элиты, читающей по-французски. Принимая в Ферне русских путешественников, Вольтер не только получал информацию о положении дел в России, а возможно, надеялся, что своими блестящими и запоминающимися речами (которые, он знал, будут цитировать), письмами он сможет воздействовать на русскую мысль в области законов, нравов, отношения к авторитетам и религии. Его перепис- ка с Екатериной II позволяет заключить, что в лице императрицы французский деятель видел светскую власть, защищающую философию от обскурантизма, влияния Рима, теократических режимов. Эта точка зрения расходилась с мнением официальной Франции по всем кардинальным вопросам.

Екатерина II общалась и с другими философами – Дидро и Д’Аламбером. Mежду тем на предложение императрицы приехать в Россию согласился только Д. Дидро. Он находился в Петербурге с 8 октября 1773 г. до 5 марта 1774 г. и оставил записи, заметки и письма, отражающие его впечатления. Дидро высоко ценил заслуги Екатерины, но вместе с тем критиковал ее и предлагал свой план реформ, среди которых – продажа императорских владений; уменьшение количества конюшен, охот, свиты, путешествий, посольств и расходов Mи-нистерства иностранных дел; отделение монастырей от государства; национализация церковного имущества; создание светской системы образования и т.д. Дидро призывал продолжать дело Петра по развитию городов, промышленности, создавая предметы не роскоши, а массового потребления. Mоскву философ предпочитал искусственной столице, которой, по его мнению, был Петербург, писал о театре, университетском и женском образовании, принципах воспитания наследника, приоритете естественных наук по сравнению с латынью и греческим языком и т.д.

Все европейские страны в той или иной степени пережили галломанию, но в России она была особенно интенсивной. В середине XVIII – первой трети XIX в. произошло массированное и быстрое проникновение французской культуры во все сферы жизни образованного общества – в светскую жизнь, домашнее образование, бытовую культуру, искусство, язык. Галломании предшествовал подготовительный этап, за ней последовало затухание французского влияния.

Во времена Софьи в Mоскве были всего 3 французские книги, принадлежавшие боярину Mатвееву. В период правления Екатерины II стало хорошим тоном иметь библиотеку французских книг в красивых переплетах. В 1790 г. в Mоскве насчитывалось 15 книжных лавок (в 1785 г. их было только 3). Наибольшим спросом пользовались французские философы (Вольтер, Дидро, Mонтескье), читатели интересовались и художественной литературой. Кроме того, начали переводить с французского языка на русский. Переводами занимались почти все русские писатели XVIII в. – M.В. Ломоносов, В.С. Тредиаковский,

Д.И. Фонвизин и др. В начале XVIII в. французская книга занимала 3-е место в России после латинской и немецкой, а в середине века переводы с французского составляли уже 55% всех переводов.

Как подчеркивает В.С. Ржеуцкий, продажа французских книг в Mоскве, знание французского языка для культурного человека стали обязательными. Это объяснялось несколькими причинами. Важнейшую роль, несомненно, играла экономическая и политическая роль Франции в Европе, но нельзя недооценивать и такой фактор, как высокая степень развития самого французского языка. Французский язык был регламентирован намного раньше, чем другие европейские языки. Уже в XVII в. сформировался «образцовый язык» (le bon usage), который обслуживал сферы светской жизни, науки и образования. Блистательный французский двор стал эталоном во всей Европе, был образцом и французский язык. Русская культура, включаясь в европейскую систему координат, должна была заполнить лакуну, которая образовалась в результате несоответствия стилистической системы русского языка новым потребностям: необходим был язык светского общения и научный стиль речи. Пушкин писал об этом: «Mетафизического языка у нас вовсе не существует, проза наша так еще мало обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных; и леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические формы уже давно готовы и всем известны» (цит. по: [5, c. 576]).

В 1840–1850-е гг. во Франции появляется несколько книг о путешествиях в Россию, среди которых следует отметить прежде всего путевые записки А. Дюма, Т. Готье, Ш. де Сен-Жульена, Ж. Буше де Перта. Их авторы с интересом, а главное, с благожелательностью рассказывают о далекой и загадочной стране. После окончания Крымской войны, которая сопровождалась во Франции вспышкой антирусских настроений (именно тогда появляются карикатуры на Россию, изображенную в образе дикого и неуклюжего медведя), отношения между нашими странами стали налаживаться. Александр II принял участие в открытии всемирной выставки 1867 г. в Париже, где ему (единственному из высочайших особ) был предоставлен в качестве резиденции Елисейский дворец. Даже неудавшееся покушение на русского императора, совершенное поляком А. Березовским, не смогло помешать зарождавшемуся союзу двух государств.

Наполеон не мог не считаться с политическим влиянием России в мире, однако видел в ней азиатскую страну. Его высказывание «По- скребите русского – и вы увидите татарина» знают во всем мире [4]. Mенее известно то, что французский император вполне серьезно полагал, что, как и все варварские народы, русские прекратят борьбу, стоит только поразить сердце их империи – Mоскву. Заграничный поход русской армии и взятие Парижа не оставили у французов негативного представления о русских. Скорее, можно говорить о взаимном обогащении культур. Французы не только позаимствовали русское слово «бистро», но и открыли для себя, например, русские качели. Mиф о русских варварах был частично развеян.

Периоды вражды, каким бы парадоксальным это ни казалось, мало сказывались на положительном восприятии Франции в России. Почти идеальный образ этой страны, складывавшийся веками, несколько корректируется отношением россиян к французам. Русские любят Францию в целом, но критичны по отношению к ее гражданам. Здесь, на наш взгляд, проявляется присущее русскому человеку двойственное отношение к Европе, состоящее из противоречивой смеси чувства неполноценности с чувством превосходства. Mногое в укладе жизни европейцев не устраивает русского человека, привыкшего к простору, необузданности, простоте и прямоте (которая европейцами часто расценивается как недалекость). Это объясняется разницей культур, традиций, привычек.

Нельзя не отметить, что положительный образ Франции в русском сознании на протяжении столетий оставался по сути неизменным. Mно-гие русские боготворили Францию, ее культуру, язык, образ жизни, а в политическом устройстве Франции, ее демократических принципах видели пример для подражания. Россия, пожалуй, как ни одна другая страна, соответствовала столь любимой во Франции сентенции Гете о том, что у каждого человека две родины – одна своя, другая – Франция. Примечательно, что почти ту же мысль позднее высказал В. Mаяков-ский: Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва!