Грамматический статус и аспектуальность отглагольных имен действия в украинском языке (на фоне русского и польского языков)

Отглагольное имя действия в славянских языках является чрезвычайно интересным объектом лингвистического анализа, поскольку, с одной стороны, специфическим образом сочетает в себе глагольные и именные свойства, проявляя общеславянские особенности, а с другой – в каждом языке демонстрирует собственную специфику, поскольку степень глагольности этой категории слов увеличивается в славянских языках «с востока на запад». В данной статье рассматривается степень сохранения глагольных признаков в украинских именах действия на фоне польских и русских отглагольных дериватов.

Выбор названных языков не случаен. В самом общем виде разницу между девербатива-ми в исследуемых языках можно сформулировать следующим образом. В русском языке образование имен действия, во-первых, нерегулярно, во-вторых, сопровождается утратой важных семантических компонентов. Русские отглагольные существительные практически утратили формальные видовые показатели и, как следствие, функциональную дифференциацию по виду. Из 5500 русских отглагольных имен* только 414, по нашим подсчетам, сохранили формальные коррелятивные видовые пары типа накапливание / накопление, при этом в речи такая дифференциация – большая редкость и является скорее исключением (см. об этом подробнее: [12]).

Польские имена действия сохраняют большую часть глагольных признаков и гораздо более частотны в речи, чем соответствующие образования не только в русском, но и в украинском языках. В польском языке большинство глаголов могут быть номинализованы (в нашей сплошной словарной выборке насчитывается 12500 имен действия без учета видовых и залоговых форм), при этом сохраняется большая часть их категориальных значений: вид, залог, возвратность, основное управление, способность иметь обстоятельства. Более того, в толковых словарях польского языка отглагольное имя действия традиционно включается в глагольную парадигму (см.: [11]).

В украинском языке девербативы более «глагольны», чем в русском, образуются и употребляются значительно регулярнее. В нашей картотеке – около 8 500 таких единиц. На

С Пчелинцева Е.Э., 2015

блюдения над функционированием отглагольных имен в современном украиноязычном пространстве показывают, что многие носители языка избирательно относятся к их формам. Например, из пары вивергання – виверження ‘извержение’ (от вивергати (НСВ) – вивергну-ти (СВ)) диктор украинского телеканала НТН выбирает для обозначения процесса именно тот, который образован от глагола НСВ:

• (1) У Перу почалося вивергання вулкану, який спав 4 роки (НТН «Svidok.com» 05.09.13, 16-30). – В Перу началось извержение вулкана, который спал 4 года.

Это может свидетельствовать, в частности, о том, что украинские имена действия содержат больше «глагольности» и, соответственно, «внутреннего времени» (аспектуаль-ности), чем, например, русские девербативы, и что носители языка ощущают действительные аспектуальные различия имен действия. Если русские отглагольные имена в целом тяготеют к субстантивности, а польские, скорее, к глагольности, то украинское имя действия занимает промежуточное положение между ними.

Образование отглагольных имен действия в украинском языке имеет ту же общеславянскую основу, что и в русском и польском языках: это выражается в преобладании модели на -нн (я) / -тт(я), которая соответствует русской на -ниj(е) / -ти(е) и польской на -ni ( e ) / -ci ( e ), а также в распространенности модели с нулевым суффиксом [1]. Своеобразие заключается, прежде всего, в регулярности образования де-вербативов от обоих членов видовых пар, в количественном распределении моделей (в частности, в непродуктивности модели на -к(а)), а также в наличии ряда уникальных именных суффиксов.

Грамматический статус украинских имен действия – предмет дискуссий в научной литературе и – косвенно – в лексикографической практике. Даже простой обзор принципов подачи имен действия в переводных и толковых словарях украинского языка нескольких последних десятилетий демонстрирует существенные расхождения в их интерпретации. Например, в ряде русско-украинских словарей почти каждое русское отглагольное имя переводится как минимум одной парой украинских, при этом украинские имена действия на -ння, как правило, сопровождаются уточнением, что они обозначают неоконченное действие: « изменение зміна; ( неоконч. д. – еще ) змінювання, змінення» [15, с. 584].

Если обратиться к украинско-русским словарям, то обнаружится, что эти тонкости значений утрачены: змінювання и змінення переводятся только общими изменение: видоизменение, без каких-либо уточнений или указаний на их глагольные признаки процессуальности, длительности или результативности, а словарная статья к отглагольному имени зміна отличается расширенным лексическим толкованием, но при этом также без указания на грамматическую семантику, см., напр.: [4, с. 242].

В академическом 11-томном словаре украинского языка отглагольным именам действия даются отдельные четкие толкования:

ЗМІНЕННЯ. Дія за знач. змінити. 1–3.

ЗМІНЮВАННЯ. Дія за знач. Змінювати.

ЗМІНА. Перехід, перетворення чого-небудь у щось якісно інше <…> [19, т. 3, с. 622].

В то же время «Толковый словарь украинского языка» [10] (объем 200 тыс. слов), составленный на основе академического 11-томного словаря украинского языка, вообще – за редким исключением – не включает имена действия на -ння в состав словника. Например, в нем отсутствуют змінювання, змінення и под., но содержится зміна, которое в первом значении толкуется так: 1. Змінювання, перехід, пе-ретворення чогось у щось якісно інше… [Там же, т. 1, с. 768]. Судя по первому слову толкования, значение слова зміна должно быть прежде всего процессуальным, что противоречит языковой практике, поскольку этот девер-батив употребляется, в первую очередь, в результативном или опредмеченном значении. В предисловии авторы формулируют основной принцип составления словаря как «толкование основного слова синонимами, которые определяют его тончайшие значения»* [Там же, с. 7]. Отсутствие в этом словаре вокабул змінювання, змінення (и подобных им) может объясняться двумя причинами: либо 1) авторы словаря считают их не отдельными лексемами, а только формами глагола (следуя польской лексикографической практике), и в таком случае имя действия получает парадигматический статус, либо 2) эти лексемы считаются невостребованными в современном языке, что легко опровергается обращением даже к небольшому Корпусу текстов украинского языка. Таким образом, толковые и переводные словари украинского языка непоследовательно отображают аспектуальные оттенки значе- ний имен действия, а иногда не отображают их вовсе или же допускают неточности.

В большинстве научных работ, посвященных грамматической системе украинского языка, эта категория слов обычно рассматривается как разновидность производных имен существительных в разделе «Словообразование» [16, с. 176–178; 1, с. 55–60]*, упоминается в составе лексико-грамматического разряда абстрактных существительных [2, с. 51; 18, с. 7–8, с. 217], а также всегда является объектом описания в разделах о частеречной транспозиции [2, с. 116].

При транспозиции глагола в имя украинское имя действия приобретает именные категории рода и падежа. Категория числа присутствует в несколько редуцированном виде: ряд отглагольных имен имеет только грамматическую форму множественного числа (как в по-сиденьки ‘посиделки’, оглядини ‘смотрины’, лютощі ‘лютование’), другие имеют только форму единственного числа ( боротьба ‘борьба’, прискорення ‘ускорение’), третьи могут употребляться в форме как единственного, так и множественного числа ( перебіжка / перебіжки ‘перебежка / перебежки’, видих / видихи ‘выдох / выдохи’).

Глагольные категории времени, наклонения, залога** и лица украинское имя действия практически полностью утрачивает. Категория переходности / непереходности, реализующаяся в особенностях глагольного управления, в девербативах специфически модифицируется. Имена действия, образованные от переходных глаголов, управляют, как и в русском, зависимым существительным в родительном падеже ( читати книгу → читан-ня книги; досліджувати атмосферу → дослі-джування атмосфери ). В остальных случаях падеж зависимого существительного остается неизменным ( плавати каналами → плаван-ня каналами ‘плавание по каналам’; турбува-тися про матір – турбота про матір ‘забота о матери’). Интересно, что в некоторых случаях переходность / непереходность мотивирующего глагола реализуется в параллельных формах имен действия:

• омертвіти ‘омертветь’ → омертвіння; омертвити ‘омертвить’ → омертвлення;

• молодіти ‘молодеть’ → молодіння; – омо-лодити ‘омолаживать’ → омолодження;

• гнити ‘гнить’ → гниття; гноїти ‘гноить’ → → гноїння;

побільшати ‘увеличиться’ → побільшан-ня ; побільшити ‘увеличить’ → побільшення.

Возвратность мотивирующих глаголов теряет свои формальные показатели: постфикс -ся в украинских девербативах (в отличие от польских) не сохраняется; как правило, обе глагольные формы (возвратная и невозвратная) соотносятся с одним и тем же именем действия, например: « миття – дія за значенням мити і митися » [19].

Многие ученые отмечают, что украинское отглагольное имя действия сохраняет «в несколько модифицированном виде категорию вида» [2, с. 116]. О сохранении в семантической стуктуре имен действия если не категории, то грамматического значения вида речь идет в исследованиях [14; 2]. Но есть и противоположная точка зрения: «Отглагольные имена существительные (авторы пишут об украинских и русских именах действия одновременно. – Е.П. ) не входят в систему форм глагола, и видовая оппозиция в кругу дериватов не сохраняется» [1, с. 349], хотя в той же работе отмечается, что украинские девербативы «более последовательны в сохранении корреляции, отсылающей их к исходным видовым основам» [Там же, с. 349]. Такая же двойственность в подходе к видовым семантико-грамматическим особенностям отглагольных имен характерна и для других работ. По мнению И. Выхованца и К. Городен-ской, глагольная категория вида – единственная из собственно-глагольных категорий, которая может транспонироваться в существительное, прилагательное и наречие [2, с. 224]. Однако в описании грамматических категорий имени существительного в этой же фундаментальной работе категория вида не упоминается [Там же, с. 53–99].

Дискуссионный вопрос о парадигматическом / непарадигматическом статусе украинских отглагольных имен на фоне других славянских языков обсуждается в [8]. И. Марван внимательно анализирует расхождения в трактовке отглагольных имен действия в украинских толковых и переводных словарях и грамматиках, обнаруживая любопытные детали: де-вербативы типа спрямовування, пересовування и под., соотносительные с глаголами НСВ, активно используются в качестве эквивалентов русских имен действия в «Русско-украинском словаре» (1981), но при этом отсутствуют в академическом Словаре украинского языка в 11 томах [19]. Самым логичным объяснением этого факта может быть то, что такие формы являются не единицами словаря, а только частью парадигмы соответствующего глагола. По мнению ученого, при наличии потенциала и регулярности образования такие единицы должны рассматриваться как часть украинской глагольной парадигмы, а не как отдельная лексическая единица. Однако создание специфической украинской лингвистической модели должно опираться на комплексное и сбалансированное исследование реальной языковой ситуации, широкий анализ текстов, анкетирование и опросы [8, с. 6–7].

Все сказанное указывает на гибридный, смешанный, переходный характер этой категории слов, однако оснований относить украинское имя действия к регулярным глагольным формам пока недостаточно.

Следует отметить, что довольно регулярное образование существительных типа відкорковування – відкоркування ‘открывание (бутылки)’ от обоих членов глагольных видовых пар давно привлекало внимание исследователей. Особенно много интересных наблюдений по этому поводу было сделано в период «Украинского Возрождения» – в 20– 30-е гг. ХХ в. Так, О. Синявский в «Пораднику української мови» (1922) пишет: «Совершенность и несовершенность глаголов остается и в отглагольных существительных, и нужно употреблять их по требованию самой мысли – ту или иную из двух возможных форм», – приводя ряд соответствующих примеров: збе-регти – збереження; зберігати – зберігання; зникнути – зникнення; зникати – зникання» [17, с. 76–77]. Очень симптоматично в этом контексте, что в книге талантливой исследовательницы украинского языка Е. Курило, написанной в тот же период, для обозначения отглагольных имен действия используются выражения: дієслівні речівники і недоконано-го і доконаного значіння – ‘глагольные существительные несовершенного и совершенного значения’ [7]. Е. Курило предлагает следующее объяснение различий между украинскими и русскими отглагольными именами: украинские отглагольные существительные на -ння, -ття образуются от соответствующих пассивных причастий прошедшего времени на -ний, -тий. Русский язык образует префиксальные пассивные причастия прошедшего времени только от глаголов СВ (осужденный, приобщенный, исследованный, примененный), а соответствующие глаголы несовершенного вида могут иметь пассивные причастия только настоящего времени (осуждаемый, приобщаемый, исследуемый, применяемый). Образованные в своем большинстве от глаголов СВ, русские отглагольные существительные расширили свое значение, и такими отглагольными существительными, как исследование, познание, покрываются соответствующие украинские отглагольные существительные и несовершенного, и совершенного «значения»: досліджування и дослідження, пізнавання і пізнання [Там же, с. 65–66].

О сохранении видовой семантики в украинских девербативах пишет М.Ф. Наконечный: «Отглагольные существительные на -ння , -ття свободно образуются от глаголов совершенного и несовершенного вида, сохраняя тесную смысловую связь с глаголом. Поэтому они образуют, как правило, соотносительные по виду пары, как и те глаголы, от которых они образованы» [8, с. 61]. Ученый приводит множество примеров из классической литературы, иллюстрируя функциональные семантические различия парных имен действия, таких, как ознайомлювання – ознайомлення ‘ознакомление’, анализирует и обоснованно критикует случаи неудачных словарных дефиниций и переводов на русский язык, не учитывающих их аспектуальную семантику.

Г.М. Ращинская, сравнивая русские и украинские отглагольные имена, пишет, что украинские девербативы сохраняют видовые значения или оттенки совершенности и несовершенности, хотя и выражают их не так четко, как исходные глаголы. Особенно важно, что «между коррелятивными видовыми формами существительных на -ння , -ття нет лексико-семантических расхождений <…> разные значения, как правило, выражаются существительными разных словообразовательных структур» [13, c. 16].

Во многих современных работах, посвященных проблемам украинской терминологии, идет речь о том, что семантическая дифференциация отглагольных имен действия, образованных от глаголов СВ и образованных от глаголов НСВ, должна приобрести, по сути, терминологический статус. Об этом, в частности, пишет во многих своих работах украинский терминолог М.Д. Гинзбург: «…отгла-гольные существительные НСВ необходимо употреблять в случаях, когда нужно указать на протекание процесса, а не на его результат.

<…> Отглагольные существительные СВ следует употреблять, когда идет речь о событии, то есть полностью завершенном процессе или законченном этапе этого процесса, который характеризуется как результат, достигнутый в конечной точке» [3, с. 9].

Материал для нашего исследования украинских имен действия получен в результате сплошной выборки из 11-томного академического словаря украинского языка «Словник української мови» [19] как наиболее сбалансированного лексикографического источника. В предисловии к нему указывается, что отглагольные имена среднего рода на ння / -ття включены ограниченно, в зависимости от степени распространенности, определяемой материалами лексической картотеки [Там же, т. 1, с. VII]. Поэтому можно рассчитывать на то, что в словаре нет искусственных или давно вышедших из употребления отглагольных имен. Но в нем нет и многих форм, получивших распространение в последние десятилетия. Поэтому мы привлекаем материалы и других толковых словарей, а также формы, обнаруженные в художественных и публицистических текстах, в речи дикторов на радио и телевидении, а также в сети Интернет (с указанием источника).

Употребление имен действия исследовалось, прежде всего, на основе данных Корпуса текстов украинского языка, а также примеров из произведений украинской художественной литературы, публицистики и различных украиноязычных интернет-источников. Этапы анализа: 1) сплошная выборка имен действия; 2) систематизация полученного материала по словообразовательной модели, соотнесенности с глаголами СВ и НСВ, наличию / отсутствию парного имени действия, а также параллельного образования с другими суффиксами; 3) изучение функционально-аспектуальных свойств имен действия различных типов по материалам корпуса и другим источникам; 4) выборка глаголов определенных способов действия; 5) выборка образованных от них отглагольных имен со значением действия; 6) установление словообразовательных лакун; 7) проверка обнаруженных в словаре имен действия на способность выражать интересующее аспектуальное значение по корпусу и другим источникам (с учетом многозначности / однозначности).

Следует отметить, что в русском языке такие пары крайне редко дифференцируются по аспектуальным признакам. Обычно они расходятся в лексических значениях, либо один из членов пары принимает на себя все функции, а второй практически выходит из употребления (см. об этом подробнее [13]). Мы предприняли аналогичный анализ украинских префиксальных пар. Обнаружилось, что ряд таких имен (бажання ‘желание’ – побажання ‘пожелание’, бачення ‘видение’ – побачення ‘свидание’) разошлись в лексическом значении или изначально были образованы от разных глаголов, как в следующем примере: побуріння (от побуріти ‘побуреть, стать бурым’) – буріння (от бурити 1. ‘бурить (скважину)’(...)). Но большинство префиксальных пар в большей или меньшей степени сохраняет лексическую коррелятивность. Из-за ограниченности объема корпуса украинских текстов (13 млн словоформ) соотношение употребительности членов таких пар удалось установить далеко не для всех имен действия. В случае отсутствия интересующей нас формы в корпусе мы искали примеры употребления в Интернете, пользуясь поисковой системой “Google”, а также в собственной картотеке. В каждом случае мы анализировали контекстуальную аспектуальную семантику имени действия.

В тех префиксальных парах, употребления которых в корпусе фиксируются, мы выявили следующую закономерность: в большинстве пар значительно более употребительными оказались имена действия, образованные от беспрефиксных имперфективных глаголов. Ср. количество вхождений: читан-ня ‘чтение’ / прочитання ‘прочтение’ – более 500 : 144; будування / побудування (побу-довання) ‘построение’ – 52 : 4, фальшування / сфальшування ‘фальсифицирование’ – 49 : 1; фарбування / пофарбування ‘покраска’ – 35 : 3 (из них 2 вхождения с предметным значением), руйнування / зруйнування ‘разрушение’ – 677 : 57 вхождений, малювання – змалювання ‘рисование’ 154 : 20 [5].

Выборочно проанализировав контекстуальную аспектуальную семантику таких парных имен, мы обнаружили, что менее употребительные «перфективные» префиксальные девербативы используются в основном в перфективных значениях. Например, существительное зруйнування из 57 вхождений только в 5 случаях реализует процессуальное значение (пример (2) на с. 146; далее номера примеров даны в скобках), в остальных случаях – явно результативное, целостное (3, 4), что легко определяется по контексту, в частности по конструкциям після зруйнування (и синонимичными ему по зруйнуванню, із зруй-нуванням) (14 вхождений), сочетаниями со специфическими определениями остаточне ‘окончательное’, неминуче ‘неминуемое’, ви-падкове ‘случайное’, несподіване ‘неожиданное’, зруйнування (6 вхождений), целевыми конструкциями (9 вхождений) и т.п. За единичными исключениями, как в (2), их употребление соответствует виду мотивирующего глагола, типичные примеры – (3) и (4).

• (2)    Під час зруйнування Запорозької Січі, в ній було аж четверо братів Рогозяних (А. Кащенко. Руйноване гніздо). – Во время разрушения Запорожской Сечи в ней было аж четверо братьев Рогозяных.

• (3)    Причарувала вона Демка Рогозу ще по весні, до зруйнування Січі (А. Кащенко. Руй-новане гніздо). – Приворожила она Демка Рогозу еще по весне, до разрушения Сечи.

• (4)    Бо змови, угоди і квоти – це шлях до остаточного зруйнування країни. (В. Литвин. Віче). – Потому что заговоры, соглашения и квоты - это путь к окончательному разрушению страны.

Аналогично ведут себя имена действия в парах читання ‘чтение’ / прочитання ‘прочтение’ , будування ‘стройка’ / побудування ‘построение’ , фарбування / пофарбування ‘покраска‘ , фальшування / сфальшування ‘фальсифицирование’ и т.п.: беспрефиксные члены пар более универсальны, выражают как процессуальное (5), так и результативное значение (6), а также употребляются для обозначения целых событий (7).

• (5)    Працюючи в полі, Аліпій мав таке ж задоволення, як і від читання книжок (Б. Бойчук. Аліпій і його наречена). – Работая в поле, Алипий получал такое же удовольствие, как и от чтения книг.

• (6)    …ваші покази, дані після читання прокурором обвинувального висновку, сприймати-муться як відбріхування (О. Вахній. Від дзво-ника до дзвоника). – Ваши показания, данные после прочтения прокурором обвинительного приговора, будут восприниматься как отговорки.

• (7)    … у жвавих дискусіях після літературних читань Інна участі не брала, по-чувалась до цього не готовою (О. Гончар. Берег любові). – В оживленных дискуссиях после литературных чтений Инна не принимала участия, чувствовала себя не готовой к этому.

Префиксальные имена действия типа про-читання в основном выражают результативые значения СВ, например в сочетаниях після прочитання, по прочитанні, від часу прочи-тання – около 130 вхождений (8), в имперфективных значениях мы обнаружили всего

14 употреблений имени действия прочитан-ня, см. (9):

• (8)    Після прочитання герої продовжува-ли жити й діяти у Лесиковій фантазії (В. Не-стайко. Дивовижні події в шостому «Б»). – После прочтения герои продолжали жить и действовать в Лесиковой фантазии*.

• (9)    Читав його зі смутком, а моя дружина при прочитанн і – сміялася (Високий замок. 17.02.2011). – Читал его с печалью, а моя жена, читая, смеялась.

Некоторые пары явно выпадают из общей закономерности, как, например, рятуван-ня / врятування ‘спасание / спасение’ – 67 : 88, но при этом анализ их контекстуальной семантики обнаруживает регулярные аспектуальные предпочтения: они употребляются преимущественно в соответствии с видом мотивирующего глагола:

• (10)    А той вже був зайнятий рятуван-ням капітана та його команди і не мав бага-то часу на розмови з Андрієм (В. Стецюк. По великiй вод^. - А тот уже был занят спасением капитана и его команды, и у него не было времени на разговоры с Андреем.

• (11)    Марко попросив командира, щоб «Розвідувач риби» полетів на маяк і дав звістку батькові про врятування сина (М. Трублаїні. Плями на воді: Шхуна «Колумб»). – Марко попросил командира, чтобы «Разведчик рыбы» полетел на маяк и передал отцу известие о спасении сына.

Это означает, что украинские отглагольные имена действия, различающиеся наличием / отсутствием перфективного префикса, образованные от парных по виду глаголов и сохранившие лексическую коррелятивность, обнаруживают следующие функциональные тенденции:

• 1)    более востребованными в узусе являются беспрефиксные имена действия: они более частотны и аспектуально универсальны, что в общем можно объяснить отсутствием формальных аспектуальных маркеров;

• 2)    некоторые пары имен действия сохраняют почти полную аспектуальную специфич-

• ность и демонстрируют близкую частотность употребления;

• 3)    во всех парах наблюдается бо́льшая или меньшая степень влияния исходной аспектуальной семантики: даже в ситуации, когда один член пары является востребованным в речи, а второй – нет, количественное соотношение употреблений в определенном аспектуальном значении всегда в пользу вида мотивирующего глагола.

Если сравнить полученные данные украинского языка с данными польского и русского языков, то можно прийти к следующим выводам. Несмотря на то, что во всех этих славянских языках отглагольное имя действия занимает промежуточное положение между именем и глаголом, локализация их на воображаемой шкале «глагол → имя» различна: польское имя действия тяготеет к зоне глагола (и имеет соответствующий грамматический статус), русское имя действия – к зоне существительного и субстанциональной семантике, а украинское имя действия занимает на этой шкале срединное положение, «балансируя» на грани между именем и глаголом. Такое положение дел не позволяет безоговорочно отнести украинское имя действия к глагольной парадигме, но в то же время не дает возможности рассматривать его как обычное имя существительное, поскольку эта категория слов с большей или меньшей регулярностью проявляет в речи глагольные аспектуальные признаки.