Интонационная интерференция и языковая коррозия при раннем билингвизме

Дискуссия о психолингвистических основах двуязычия, необходимости дифференцировать разные степени владения языком, о закономерностях сочетания нескольких языков в говорящем индивиде принадлежит к числу научных споров, которые в настоящее время приобретают все большую остроту и связаны с процессом формирования этнокультурной идентичности в условиях межкультурной коммуникации в аспекте эмигрантологии. Установление закономерностей в проявлении разных категорий интерференции в периоде раннего онтогенеза и ее роли в общем процессе языковой аттриции у ребенка-билингва помогло бы в конечном итоге выявить специфику овладения и использования дошкольниками-билингвами двух языков (в нашем материале – русского и немецкого). Сложность проблемы выражается в обилии и неточности терминологии – первый/второй, основной/вто-ростепенный, свой/чужой, домашний, семейный, родной, главный, доминирующий, на-следственный/приобретенный, язык окружения, язык матери или отца. Кроме того, различают более сильный и более слабый языки, а желательным при этом является сбалансированное двуязычие.

Детский возраст всегда выделялся на фоне общего контекста двуязычия: нет однозначных ответов на вопросы о раннем различении языков, о фазах и характере усвоения языков, об общей для обоих языков базе, о наслаивании или независимом существовании, об отно- сительном смешении, взаимном сокращении или взаимном обогащении языков либо о приоритете одного языка над другим, когда один является ведущим, а второй усваивается через него; ставится также под сомнение тезис о том, что каждый из языков билингва способен развиваться так же, как один язык монолингва.

Мы предполагаем, что в детской речи существуют следующие типы взаимодействия языков: смешение языков (mixing) ; интерференция , которая начинает проявляться в ходе возрастающей доминантности одного из языков в речевом развитии ребенка и фиксируется нарушением языковых норм разных уровней, в том числе и на просодическом; заимствование (borrowing); пиджинизация – намеренное использование иноязычной лексемы, адаптированной к фонетическим и грамматическим правилам родного языка; переключение кодов (code-switching) , при котором в одном высказывании соединяются единицы двух языков без нарушения при этом их грамматических норм; языковая аттриция, или языковая коррозия, – потеря, порча, утрата, изменение одного языка под влиянием другого. Среди признаков потери родного языка, согласно Е.Ю. Протасовой [5, с. 300 – 301], перечисляются заимствования и кальки на всех уровнях; лексические замены, расширения, сужения, переносы, обобщения; морфологическое выравнивание, упрощение, схождение, ложный отказ от исключений, перенос правил чужого языка в свой; структурные перестановки, создание единой синтаксической системы для обоих языков, утрата ориентировки на стандарт речевого употребления, увеличение частотности маргинальных образований и забвение регулярных парадигм; переключение грамматических категорий, т.е. выражение известных категорий перенесенными из другого языка средствами или выражение заимствованных старыми и др. Мы же полагаем, что языковая аттриция идет и на уровне речевой просодии.

Интерференция интонационных систем в речи билингва выдвигает перед исследователем ряд проблем, решение которых пока затруднено в связи с недостаточной изученностью некоторых важных аспектов интонации речи, а также интонационных систем языков, находящихся в условиях языкового контакта. Исследования интонационной интерференции ведутся в рамках билингвизма и трилингвизма на уровне синтагмы-фразы. Под инто-

национной интерференцией предлагается понимать взаимодействие интонационных систем в речи билингва в ситуации естественного или искусственного языкового контакта, проявляющееся в модификациях интонационных единиц и интонационных средств выражения, включающих мелодические, акцентуационные, ритмические, темпоральные и некоторые другие изменения в звучащем высказывании [1, c. 38 – 40].

Под детским билингвизмом мы понимаем владение ребенком двумя языками в такой степени, которая обеспечивает успешность коммуникации в соответствии с его возрастными особенностями, в устной форме и / или письменной форме, в одной или нескольких сферах общения. Детский билингвизм, по Г.Н. Чир-шевой, характеризуется принадлежностью к следующим типам: доминантному, активному, продуктивному, биграмотному (в одном случае), естественному, интенциональному, моноэтническому, монокультуральному, аддитивному, неблизкородственному, неконтактному, с преобладанием смешанного типа [4, с. 27 – 28].

До настоящего момента процесс просодической интерференции и языковой аттри-ции в раннем онтогенезе у детей-билингвов этнической группы российских немцев в Германии в области лексики и синтаксиса исследовался фрагментарно, а просодия речи практически не подвергалась изучению. Исключение составляет исследование раннего детского билингвизма А.А. Петровой, которая предположила наличие тенденций для отдельных сверхсегментных свойств речи, прямо противоположных существующим закономерностям нормативной речи взрослых носителей русского и немецкого языков [2, с. 93].

В качестве гипотезы исследования мы выдвигаем следующее предположение: в условиях раннего принудительного билингвизма, когда один язык является официальным языком общения, а другой приобретает статус домашнего, смешение разнообразных систем речи идет по принципу постепенной утраты одного языка (домашнего) под влиянием возрастающей интерференции, поскольку установка на изучение домашнего языка не успевает сформироваться, либо формируется вторичная нестойкая установка (см. об общих проблемах и теории установки работу Г.Н. Узнадзе [3]), которая и ведет к постепенной языковой аттриции. Особенно отчетливо это проявляется на уровне просодии и выражается в том числе и в отсутствии отдельных фонем в речи индивидуума. Ниже мы попытаемся представить картину реализации просодики в речи русско-немецкоязычных детей.

Материалом изучения послужил корпус вопросительных высказываний, выделенный из речи двух русско-немецкоязычных дошкольников (лонгитюдные дневниковые записи) в возрасте трех и пяти лет, в том числе и на предмет их просодической оформлен-ности. Семья детей переселилась из России в Германию, когда один ребенок был в двухлетнем возрасте, другой же родился в ФРГ. Материал отбирался с помощью аудио- и видеозаписей, которые производились в домашней обстановке. Методами исследования были ауди-тивный и электронно-акустический анализы.

Акустический анализ материала проводился по следующим параметрам:

– уровень, интервал, направление движения частоты основного тона фразы и отдельных ее участков;

– локализация частоты основного тона в пределах ядерного слога;

– крутизна повышения и крутизна падения частоты основного тона на различных участках фразы;

• –    длительность ядерного слога;

• –    локализация минимальной и максимальной интенсивности во фразе;

• –    интенсивность ядерного слога.

С точки зрения присутствия типов вопроса (общий и специальный) исследуемая группа, так же как русскоязычные и немецкоязычные дети, обнаруживает наличие всех видов, свойственных и взрослым коммуникантам. Мы зафиксировали следующую тенденцию: а) общий вопрос оформляется интонационными конструкциями, свойственными преимущественно русскому языку, в том числе, если присутствует большая часть русских лексем; б) специальный вопрос – интонемами немецкого языка, в том числе, если употребляется большая часть немецких лексем; в) присутствие единичной иноязычной лексемы способно повлиять на общее мелодическое оформление фразы таким образом, что мелодика одного языка накладывается на сегментную часть другого и, таким образом, включается механизм интерференции, который и проявляется в смешении интонационных контуров в пределах одной речевой единицы. Если высказывание в целом состоит из лексических элементов немецкого языка, то отмечается тенденция преобладания интонем немецкого языка.

Материал по данной группе включал среди прочих следующие речевые единицы: Frosch – лягушка? (2 года 9 мес.), Там Gum-mi kaputt? (2 года 9 мес.), Мама, а это-то Ohren? (3 года), А was ist das? (3 года 1 мес.), Это ручка? (2 года 9 мес.), А это ушки, вон? (5 лет), Wo ist ein Gummi? (2 года 9 мес.), Wo ist er? (2 года 9 мес.). Так, тестируемым единицам Wo ist er? (П. (имя ребенка); 2 года

9 мес. (возраст ребенка); РН III – индекс исследуемой группы русско-немецкоязычных дошкольников) присущ немецкий мелодический рисунок и совпадение с подобными речевыми вариантами из группы немецкоязычных детей: нет конечного понижения мелодики, есть широкое варьирование интонем (переходные типы: 2а-1в, 3а, 4б по классификациям G. Meinhold/ E.Stock, J. Pheby) в рамках одного высказывания (рис. 1 – 2).

Рис. 1. Интонационная огибающая тестируемой речевой единицы Wo ist er? для русско-немецкоговорящего П.

тнп aid.a;

STATISTICS

LENGTH: 1.873s

FRAMES: 379

VOICED: 67

A.MEAN: 434 Hz

g.mean: 396 Hz

MEDIAN: 431 Hz

Рис. 2. Интонационная огибающая тестируемой речевой единицы Wo ist der Hund? для немецкоговорящего Т. из тестируемой немецкоговорящей группы Н I

Отличительная черта немецкой детской речи – отсутствие достижения Lösungstiefe или глубины разрешения, свойственной немецкой речи взрослых партнеров по коммуникации. Обе представленные речевые единицы характеризуются чрезвычайно резким повышением интонационной дуги на гласном ядерного центра «е» для «er» и «u» для «Hund» до 600 – 700 Hz.

Тест Und und Karina auch? (3 года 1 мес.) с начальным сопоставительным «а/und» реализуется как интонационными конструкциями русского языка переходного типа ИК 4/2 (по классификации Е.А. Брызгу-новой), так и немецкими интонемами И 2а/4а. Понижения мелодики в конце фразы здесь не фиксируется. Объяснить реализацию интонации в подобного рода речевых реакциях представляется проблематичным; возможно, ребенок очень хорошо усвоил эквивалентную русскую конструкцию, а учитывая то, что общение в семье происходило и на русском языке, даже в большей мере, вполне вероятна и интонационная интерференция. В высказывании А was ist das? (3 года 1 мес.) упо- требление сопоставительного «а» способствует эквивалентной для данного типа вопроса интонационного варианта ИК-4 в сочетании с ИК-2, а легкое повышение тона голоса в конечной фазе фразы свидетельствует о И-2а/4а (признак немецкой мелодики).

Можно предположить следующее: в речевых единицах, в которых вопросительные маркеры реализуются лексикограмматическим составом русского языка (90%), функционирует в целом интонация, свойственная данному языку, но с элементами немецкого, находящими выражение в толчкообразном ритме: перед и после ударного гласного усиливаются аспирация и шумность согласных. Отметим и еще один признак немецкой интонации – ровное или относительно ровное прохождение пред-центра в тестах Frosch – лягушка? (2 года 9 мес.), Там Gummi kaputt? (2 года 9 мес.) (рис. 4), Мама, а это-то Ohren? (3 года), в отличие от подобных единиц в русскоязычной группе, в которых наблюдается большое варьирование по частоте основного тона голоса (рис. 3).

Рис. 3. Интонационная огибающая тестируемой речевой единицы Там голова для русскоговорящего Э. (2 года 8 мес.) из тестируемой русскоговорящей группы Р I

Рис. 4. Интонационная огибающая тестируемой речевой единицы Там Gummi kaputt? для русско-немецкоговорящего П.

В целом же по тестируемой группе русско-немецкоязычных дошкольников можно сделать следующий вывод: предполагается, что ритмический рисунок определяет интонационный (известно, что русский и немецкий языки имеют совершенно разную ритмическую структуру). В случае же неполного использования одноязычных составляющих (присутствия лексем двух языков) сразу «ломается» интонационная огибающая, т.е. в одном высказывании могут присутствовать интонационные единицы, свойственные как тому, так и другому языку.

В условиях интерференции (билингвизм) размываются нормы языков и становление интонации протекает неопределенно (по крайней мере до пяти лет – в нашем материале). По мере взросления и постоянного присутствия в немецкоговорящем окружении дети-билингвы (русско-немецкоязычные дошкольники) постепенно утрачивают и русский акцент, и русскую интонацию. Таким образом, если в начале пребывания в Германии в языковом развитии детей-билингвов преобладало или преобладает соотношение «русский язык – немецкий язык», то в дальнейшем намечается тенденция «немецкий язык – русский язык», в которой влияние немецкого оказывается подавляющим, что в дальнейшем может привести к явлению языковой коррозии или изменению одного языка, подчас безвозвратному, под влиянием другого.