Язык и право: смыслы и действия

П остановка проблемы: теория и практика

Язык, выступая в качестве знаковой системы, является способом (средством) передачи знаний от человека к человеку. Следовательно, он в своем развитии прошел столь же долгий путь, что и человек. К. Маркс писал: «Язык так же древен, как и сознание; язык возникает из настоятельной необходимости общения с другими людьми» [6, с. 29]. Се- годня без колебаний можно утверждать, что язык, его элементы (слово, словосочетание, предложение) напрямую связаны с мышлением и культурой человека и общества. Язык выступает в качестве некоторого кода, смысл и содержание которого известно только его носителям. Не наделенные соответствующим знанием субъекты лишены возможности включиться в общение. На основе языка формируются понятия и суждения. Как итог вы- страиваются коммуникации между членами общества.

Право – как система общеобязательных формально определенных норм, выражающих меру свободы человека и устанавливающих каноны равенства и справедливости в обществе, принятых или санкционированных государством и охраняемых им от нарушений [8, с. 138], – является, так же как и, например, экономика, разновидностью языка на котором общается человечество, благодаря которому обеспечивается мирное сосуществование людей в социуме. Право является языком со своими смыслами и правилами. И в тех сферах, в которых государство посчитало это необходимым, единственно допустимым средством передачи информации, обеспечивающим мотивацию субъекта.

В современных условиях без явных изменений русского (государственного) языка «язык права» претерпевает существенные изменения. И связано это не столько со сферами общества, которые с учетом развития науки и техники оказались втянуты в сферу правового регулирования, сколько с изменением отношения к языку со стороны юристов, «правовая материя условна и изменчива, она не возникает сама по себе, а целенаправленно создается человеком» [4, с. 3]. Причем необходимо сразу указать, что эти изменения в отношении характеризуются отрицательной динамикой. Сегодня негативные тенденции прослеживаются не только в сфере правореализационной и правоприменительной практики, они остро стали проявляться и в законодательной деятельности. Наверное, единственная сфера юридической деятельности, в которой пытаются сохранить бережное отношение к языку, – это толкование права.

Если обратиться к юридической практике и на конкретных примерах рассмотреть данную проблему, то становится очевидным, что сегодня фактически нет правил (алгоритмов), нормативных установлений, указывающих на пути решения проблем. В отдельных случаях, как то – акты реализации права, законодатель заранее подразумевает, что лицо, которое с ним обращается, не имеет должного объема знаний русского языка, а следовательно, требований по его правильному (хотя бы с позиции правил русского языка) написанию не предъявляет, отдавая все на откуп правоприменителю.

Лишь в одном случае действующее законодательство предлагает модель поведения – ст. 200 ГПК РФ, ст. 179 АПК РФ. Известно, что если в тексте правового акта присутствует проблема (описка, опечатка, ошибка) – «материалами дела не подтверждается, что пробы испытанн ОЙ провод А взяты от товара, проданного ответчиком по чеку 27.01.2022 N 0018»¹ – то их (ошибки) надо исправить. В этом случае следует обратиться с заявлением в суд для исправления ошибки. Правда, при этом следует потребовать именно исправления ошибки, в ином случае этого сделано не будет.

В ст. 179 АПК РФ также обращено внимание на проблему неясности решения (неясность, как известно, возникает из-за проблем с языком) и сказано, что суд вправе разъяснить такое решение без изменения его содержания. При этом следует иметь в виду, что в значительном числе случаев такого рода разъяснения необходимы параллельно с исправлением ошибок. Но как быть, если такого рода коррективы несут изменение содержания? Например: «между тем, указанный докуменТ (чек - В.П.) не подтверждают факт продажи предпринимателем товара ненадлежащего качества»2. Не понятно, о чем говорит суд, и какие документ/документы он имеет в виду. Предыдущий абзац постановления содержит обращение к чеку N 0018, но даже начинающий юрист знает, что чек – это документ, подтверждающий факт заключения договора/ перехода права, не более. Для подтверждения факта продажи некачественного товара в соответствии с действующим гражданским законодательством нужны результаты экспертизы. Суд (далее по тексту постановления) не принимает их к сведению, ссылаясь на тот факт, что «истцом не представлены надлежащие доказательства в подтверждение продажи ответчиком товара с существенными нарушениями требований к его качеству»1. Но в российском законодательстве нет акта-документа, который бы подтверждал продажу ответчиком товара с существенными нарушениями требований к его качеству.

В данном случае вряд ли можно говорить просто о грамматической ошибке либо необходимости разъяснить неясное решение суда. А с учетом того обстоятельства, что это решение апелляционной инстанции, можно утверждать, что суд не видит в такого рода содержании акта никакой проблемы, т.е. смысл решения и действия будущих исполнителей в сознании судьи имеют конкретное содержание.

Но это не единичный случай, когда судья забывает о требованиях действующего отечественного законодательства, согласно которым «решение должно быть изложено языком, понятным для лиц, участвующих в деле, и других лиц».

Если условно спустимся на ступеньку ниже и обратим внимание не на орфографическую ошибку, а на фактическую или логическую, то на данном уровне нормативно установленных правил нет. Если, конечно, не обращаться за помощью в вышестоящие инстанции, апелляцию и кассацию. Но и здесь «компетентный» уполномоченный субъект не спешит вносить ясность в текст принятого решения. Так, в постановлении N 17АП-10526/2020-АК от 30 октября 2020 г. по делу N А60-72822/2019 апелляционная инстанция оставила требования ответчика без удовлетворения, хотя фактические обстоятельства дела в решении изложены неверно; в апелляционном определении судьи судебной коллегии по административным делам Московского областного суда от 21 марта 2022 г. по делу N 33а-8533/2022 одновре- менно предписывается «разрешить вопрос по существу» и «возвратить административное исковое заявление». Такого рода ошибки остались в тексте итогового акта, и он вступил в силу.

В данном случае оппоненты, конечно, могут возразить: не доказано, не аргументированно, односторонний взгляд на проблему.

В случае же с языком законодательных актов все выглядит однозначно и, так же как в ранее приведенных примерах, демонстрирует отсутствие нормативно установленных правил разрешения возникших языковых проблем. Например, ситуация с двумя законами – Федеральный закон от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и Федеральный закон от 7 февраля 2011 г. N 3-ФЗ «О полиции», в которых фактически один и тот же вид деятельности имеет два различных названия: оперативно-р О зыскная деятельность и оперативно-р А зыскная деятельность.

На практике, с учетом качества правового регулирования, актуальности, множества вопросов, возникающих в процессе реализации норм, как верно указывает Е. Сурначева, «разницу двух букв логично назовут ерундой»2 и никто не будет использовать (до поры до времени) это расхождение в процессе отстаивания правовой позиции. Законодатель же, ученые должны решать проблемы и такого рода, иначе в конечном итоге практикующие юристы должны будут вершить правосудие по совести, за неимением норм, однозначно регулирующих общественные отношения.

Сегодня, вместо того чтобы разрешить явно выраженную, существующую с 2011 г. проблему языка права, законодатель ее усу-губляет3. Можем наблюдать, что в результате принятых в декабре 2022 г. изменений в Уголовно-процессуальный кодекс РФ4 появляется еще одна проблема такого же рода. Теперь в уголовно-процессуальном законо- дательстве фигурируют понятия «видеоконференц-связь» (ст. 35, 389.12, 389.13, 399 УПК РФ и др.) и «видео-конференц-связь» (ст. 108, 189.1, 241.1, 253, 258 УПК РФ и др.). Наверно, еще осталось обратиться к Википедии и написать видеоконференцсвязь1 или чего хуже видео-конференцсвязь.

В такой ситуации пренебрежительного отношения к правилам оформления законодательных актов в конечном итоге и правоприменитель может посчитать возможным действовать аналогичным образом по отношению к принятым законам – «избирательное правоприменение». Но, наверно, намного важнее в такой ситуации, что ныне действующие законы когда-то станут правовыми памятниками, и наши потомки будут их изучать, пытаться понять. Как известно, слово напрямую связано с конкретным предметом (явлением, процессом или состоянием) реального мира, оно определяет будущую коммуникацию. А если учесть, что в разных культурах термины имеют серьезные разночтения, то, как гласит гипотеза Сепира-Уорфа, – говорящие на разных языках по-разному воспринимают мир [3].

Предложения по совершенствованию смыслов и организации действий

При этом, как было сказано ранее, готовых решений проблемы нет. По крайней мере, юридическая практика их не предлагает. Хотя, если обратим внимание на тот факт, что юриспруденция – это не только юридическая практика, но еще и юридическая наука, а также юридическое образование [1, с. 9398], ответ лежит на поверхности.

Во-первых, необходимо больше внимания уделить в процессе обучения будущих юристов не методике контроля и надзора, а собственно практике совершения первичных юридических действий (операций). Учебной дисциплиной, которая обеспечивает формирование необходимых компетенций будущего юриста, позволяет ему в дальнейшем качественно и рационально осуществлять юридическую деятельность, является юридическая техника [10, с. 29-32]. Именно юридическая техника должна стать после освоения базовых, методологических начал (теории и истории государства и права) основной учебной дисциплиной и выступать в качестве обязательной в процессе подготовки юриста. В процессе ее изучения студент-юрист имеет возможность понять, что в основе юриспруденции, основным его орудием в профессиональной юридической деятельности является СЛОВО (основа языка права); юрист должен знать, когда ему следует промолчать, а когда молчание будет равнозначно проигранному юридическому делу. Причем преподавание юридической техники должно вестись с учетом двух подходов: документационного и деятельного, т.е. она должна стать не общетеоретической дисциплиной, а прикладной.

На практике ситуация складывается по-разному. Так, в трех флагманах юридического образования в России – Московский государственный юридический университет имени О.Е Кутафина, Уральский государственный юридический университет им. В.Ф. Яковлева, Саратовская государственная юридическая академия – данная дисциплина реализуется, но даже здесь ее реализация во многом зависит от образовательной программы. На официальных сайтах других вузов и юридических факультетов страны, проанализировав их образовательные программы, видим, что ситуация не столь радостная. Например, в Юридическом институте Кемеровского государственного университета2, Юридическом институте Томского государственного университета3 юридическая техника как самостоятельная учебная дисциплина не реализуется. Хотя отдельные ее элементы представлены в учебном плане.

Во-вторых, данная ситуация наглядно демонстрирует то, что профессор Н.Н. Тарасов назвал «катастрофой понятий».

В советской и постсоветской России (первые годы ее существования) наука и право, построенное на научно обоснованных, аргументированных и выверенных положениях, выступали в качестве сакрального источника, те научные знания и законодательные установления, которые ученые во взаимодействии с политиками предлагали широкой общественности, во многом воспринимались на веру. Общество не задавалось даже вопросом: почему именно так? Воля государства, отражающая интересы общества в целом, не может быть дефектной, его (государства) требования должны быть воплощены в повседневную жизнь.

В ситуации, которая складывается сегодня, когда законодатель очень редко обращается к научной общественности, а одним и тем же явлениям и процессам дает разное наименование, ряд субъектов, имеющих свои, порой меркантильные, интересы и цели, использует данное положение для их реализации. При этом в общественном сознании в результате наблюдения за происходящим возникают вопросы, связанные с корректностью, качеством, необходимостью такого правового регулирования общественных отношений, возможностью отказа от сложившихся моделей правового регулирования.

Если же двигаться по направлению, заявленному в Указе Президента РФ от 9 ноября 2022 г. N 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей», законодателю необходимо осознать, что текст закона (юридические термины и понятия, модели и конструкции), который лежит в основе организации правовой жизни, должен быть качественным. Иначе любые благие начинания не будут реализованы. Законодателю необходимо помнить как о социальной, так и юридической стороне качества правового предписания. А сегодня приходится с сожалением констатировать, что законодатель в стремлении обеспечить прогрессивное воздействие на общественные отношения, адекватное отражение в нем происходящих в обществе процессов и их развитие забывает о юридическом аспекте качества нормативно-правового акта – о соответствии правилам юридической техники.

И, в-третьих, чтобы обеспечить высокое качество правовых нормативных установлений особое внимание следует уделить тем принципам, которые лежат в основе формирования модели в юриспруденции. Ответственный подход к созданию правовых установлений, согласно принципам модели в юриспруденции, обеспечит высокое качество правовых текстов.

Как известно, при подготовке текста правового предписания необходимо руководствоваться следующей логикой, обратить внимание на такие блоки принципов:

• 1)    первый блок представлен целенаправленностью – принципы, связанные с направлением (природой) цели деятельности субъекта;

• 2)    второй блок включает две группу принципов – принципы, применяемые к содержанию и форме модели;

• 3)    третий блок – группа принципов, благодаря следованию которым обеспечивается соответствие результата формирования модели применяемым нормам (нормативность);

• 4)    четвертый блок – принципы проверки качества формирования модели в праве (контроль и связь с практикой) [подр.: 7].

В современных же условиях приходится с сожалением констатировать, что без должного внимания остается третий блок принципов. Как сказал Л.С. Мамут, «нормативы, по которым существует и функционирует прямое правовое общение, коим руководствуются участвующие в нем субъекты, имеются всегда» [5, с. 47]. Затянувшаяся смена в современном российском обществе и государстве норм/нормативов/ценностей (и не только правовых) не позволяет качественно и в полной мере работать над текстами правовых предписаний. Ярким подтверждением сказанного являются изменения, внесенные 28 февраля 2023 г. в Федеральный закон

«О государственном языке Российской Феде-рации»1. Теперь «при использовании русского языка как государственного языка … должны соблюдаться нормы современного русского литературного языка», которые зафиксированы в нормативных словарях, справочниках и грамматиках, списки, которых утверждаются Правительством России. Вот те нормативы, введение которых должно обеспечить некоторую системность в использовании юридической терминологии в правовых текстах.

Главное, чтобы было принято принципиальное волевое властное решение о корректировке уже принятых правовых норм.

При таком развитии ситуации и у контрольно-надзорных органов и инстанций появляется ориентир, основа, опираясь на которую они могут с уверенностью требовать от нормотворческой инстанции действий по корректировке текста правового предписания и приведению его в соответствии с нормативами. Таким образом, должно произойти и усиление внимания по отношению к принципам проверки качества формирования модели.

Подводя итог, видим, что современная юриспруденция постепенно возвращается к своим истокам, системно-структурная ее организация (юридическая наука, образование и практика) начинает давать свои плоды. Для юридической практики создаются не без помощи ученых нормативы и не только в рамках правотворческого процесса (регламенты), но и нормативы юридико-технического характера. Но этого на современном этапе развития юриспруденции недостаточно. Мало установить нормативы, как это сделано, например, в Федеральном законе от 28 февраля 2023 г. N 52-ФЗ. Нормативы нужно правильно использовать, следует установить (пропи- сать) соответствующие технологии работы с ними. А во вносимых изменениях речь идет о «нормативных словарях …», но нет даже раскрытия понятия «нормативный словарь», не говоря уже об ответах на вопросы: как и каким образом им пользоваться; каков его характер, границы (сферы юридической деятельности, виды актов и т.д.) его применения?

При этом не следует забывать и о богатстве русского языка, в котором помимо орфографии есть и другие разделы: грамматика, лексикология, стилистика и т.д. А эти нормы, в свою очередь, сильно зависят от тех идеологем, которые существуют в конкретном обществе. Но, как известно, в России отсутствует официальная идеология, а политических партий и их представителей в органах власти значительное число. Следовательно, каждый представитель политической элиты в теории может, а в ряде случаев и закладывает при создании нормативного правового установления отличные смыслы в правовые тексты. Как известно, уметь выбрать из множества существующих правовых идей именно ту, которая окажется путеводной нитью, – это мастерство, а если она еще и укажет правильную дорогу – это высшее мастерство, искусство [9, с. 9].

Только если в современном российском государстве будут должным образом сформированы и оформлены нормативы его деятельности, можно надеяться, что оно сохранится и будет приносить пользу российскому обществу. В ином случае, при отсутствии нормативов, механизмов реализации нормативов, придется регулярно сталкиваться не только с проблемой подготовки текста закона, но и с низким качеством правовых установлений, проблемами формирования правомерного поведения.