Этнонимы German и American как языковое средство реализации этническо-культурной структуры текста (на материале романа Джонатана Франзена "Безгрешность")

Пятый роман американского писателя Джонатана Франзена «Безгрешность» (“Purity”) вышел в 2015 г. [10]. В центре романа стоят две основные фигуры: это рожденная в США главная героиня романа Пип (Пьюрити) Тайлер и уроженец Германии Андреас Вольф. Действие романа и сюжетные линии с участием этих героев разворачиваются в Боливии, США и Германии, причем эти места действия изначально противопоставляются, организуя таким образом все повествование. Восточная Германия становится символом тоталитаризма, всеобщего контроля и насилия над личностью. Образ (Восточной) Германии создается разнообразными языковыми средствами на звуковом, графическом, лексическом и мотив-ном уровнях, при этом автор многократно подчеркивает эмоциональную наполненность образа [1].

«Американское» и «немецкое» тесно переплетено в романе, это два мира, стремящихся друг к другу. В романе этническо-культурное, а шире и идеологическое, мировоззренческое самоопределение героев очевидно связано с Германией и США: центральный герой Андреас Вольф, ставший гражданином мира, ро дом из Германии (ГДР), где живут его мать,

преподающая англоязычную (в том числе американскую) литературу, и его отец, партийный функционер. Так «американское» и «немецкое» сталкиваются в биографии главного героя уже в раннем детстве. Мать другого героя произведения Тома Аберанта тоже родом из ГДР, откуда она сбежала и переехала в США, выйдя замуж за американца, с которым случайно познакомилась в Западном Берлине. Спустя годы Том приезжает из США в Восточную Германию, чтобы исполнить последнее желание его матери ‒ уроженки ГДР: она хотела уйти из жизни после долгой болезни в кругу родственников. После смерти матери Том отправляется в Берлин, где и знакомится с Андреасом в день падения Берлинской стены. При этом по мере разворачивания сюжета романа и переноса места действия в Боливию становится понятным, что образ свободной Америки, который изначально противопоставлялся образу тоталитарной Восточной Германии, в некотором смысле сливается с ним: американские хакеры под руководством главного героя Андреаса Вольфа способны взломать компьютеры и осуществить тотальный контроль над личностью и частной жизнью, как это происходило в диктатуре ГДР. В связи с этой особой ролью образа страны исследовательский интерес вызывает функционирование этнонимов в тексте романа, поскольку этнонимы позволяют приблизиться к пониманию этнического мировосприятия автора и заложенных в романе этническо-культурной структуры и диалога культур [3–5; 7].

Материалом исследования стали прямые этнонимы и опосредованные этнонимы-прилагательные German , American , собранные методом сплошной выборки из текста романа Джонатана Франзена «Безгрешность» (“Purity”). Даже подсчет случаев употребления этнонимов в произведении обращает на себя внимание: несмотря на то, что из семи глав романа всего для двух местом действия является Германия, а для остальных США или Боливия, этноним German в тексте 93 раза, American – 50, Bolivian – 20, что подчеркивает особую значимость «немецкого» в мотивной структуре романа.

Основным носителем «американского» в романе становится один из главных героев Том Аберант, американец с немецкими корнями. 20 случаев употребления этнонима American из пятидесяти относятся именно к этому герою. При первом появлении Тома в тексте романа этноним становится апеллятивным конвоем: …made his way west to the Kurfürstendamm, where he met the good American Tom Aberant («отправился на запад – на Курфюрстендамм, где познакомился с добропорядочным американцем Томом Аберантом»). Этноним используется как самопрезентация героя при знакомстве с одной из центральных героинь романа Анабел: I am an American, Denver-born («Я американец, уроженец Денвера»*). При знакомстве Тома Аберанта и Андреаса Вольфа в день падения Берлинской стены (одном из поворотных сюжетных пунктов романа) Том также в первую очередь определяется как американец, причем наделяется некой исключительностью и превосходством: Americans are entitled to sit wherever they want… I’m the person celebrating… never been in the West, never spoken to an American. It’s my lucky night («Американцы имеют право сидеть всюду, где им вздумается… У меня сегодня праздник… первый раз на Западе, первый раз говорю с американцем. У меня счастливый вечер»). Этноним выступает также как синоним его имени, при упоминании в речи других героев, например, в диалоге Андреаса и Пип: I met a guy in a bar and told him what I’d done. An American… («Познакомился в баре с одним человеком, с американцем, и признался ему»). С американским происхождением Тома связана идея его превосходства, преимущества, т. е. этноним получает аксиологический потенциал [6]. Причем Том от первого лица принимает признание этого преимущества в глазах молодого Андреаса: I was aware of benefiting, in his estimation, from being an American («Сам факт, что я американец, я знал, работал на меня в его сознании; и я знал также, что мне было бы стыдно, если бы он приехал в Нью-Йорк и увидел, как мы живем с Анабел»).

С Томом связаны характеристика типичного американского стиля общения: при первой встрече Том, не раскрывая целей визита, знакомится в баре с Андреасом как американский журналист, пишущий очерк о падении Берлинской стены и социальных процессах в Германии. При этом он рассказывает Андреасу о своем неудачном браке, надеясь своей профессиональной искренностью вывести собеседника на откровенный разговор, что считает типично американской чертой: My confession was no less sincere for having a tactical dimension… openness was my modus… I could tell, from the raptness of Andreas’s attention, that my American style was effective with a

German («Моя исповедь, при всей ее искренности, имела и прагматическую сторону… открытость была моим профессиональным качеством … по тому, с каким вниманием слушал меня Андреас, я видел, что мой американский стиль эффективен при общении с немцем»). В последующие годы Том и Андреас вели переписку в ироничном, однако менее откровенном тоне: Tom’s cards had thewry American tone that Andreas had liked in him, but they lacked the confessional warmth that had incited him to make his own confession («В открытках Тома чувствовалась та легкая американская ирония, что нравилась в нем Андреасу, но не было исповедальной теплоты, побудившей в свое время Андреаса открыться ему в ответ»).

Помимо Тома этноним American вводит упоминания таких людей и профессия, как американская актриса (the American actress Toni Field) , американские либералы (American liberals) , американские потребители (American consumer) , американский средний класс (American middle-class) , американские бизнесмены (three American businessmen).

Американцам приписываются такие черты характера, как:

• •    наивность: Even the best Americans were annoyingly naïve («Даже лучшие из американцев раздражали его своей наивностью»);

• •    нарочитая вежливость и теплота: more amazing than the American man’s warmth toward the two creeps («ничего более поразительного, чем теплота этого американца к двоим темным личностям»);

• •    бóльшая эмоциональность и несдержанность, чем у немцев: Cynthia’s face had crumpled, but my mother remained dryeyed, dignified. German («Лицо Синтии исказилось, но моя мать сохраняла достоинство, глаза сухие. Немка»);

• •    американское чистоплюйство и желание сохранить лицо: …his American sanctimony: “I’m not saying there’s no place for the loathsome, criminal, fame-chasing, poop-flinging, grave defiling things you do. But I’m afraid that my clean house is not the place for them” («его американское чистоплюйство: “Я не утверждаю, что нигде нет места твоим отвратительным и преступным делишкам, твоей погоне за известностью, твоему дерьмометательству, осквернению могил. Просто, боюсь, мой чистенький дом для этого не лучшее место”»).

На протяжении романа Андреас ищет сближения с американским миром и Томом Аберантом, олицетворяющим «американское». И если до знакомства с Томом Андреас не при- нимает американского (например, он не проявлял интереса к творчеству американских писателей, которыми «насильно пичкала» его мать, преподаватель англоязычной литературы), то уже в первом эпизоде Том учит Андреаса американскому акценту: You sound like the BBC… You haven’t really lived until you’ve said a like an American. They’re one of the glories of our nation («Ты говоришь, как королева Елизавета… Ты, считай, не живешь по-настоящему, пока не научился произносить гласные по-американски»). Однако все связи Андреаса с Америкой остаются призрачными, дистанционными и неуспешными. Не получается у главного героя договориться с Томом Аберантом на использование его газеты как рупора своего политического проекта (the Project’s American mouth piece – «американским рупором Проекта»), что становится спусковым крючком для дальнейшего драматического развития событий. В целом все, что связывает Андреаса с американским миром, – это нарушение его законов и ордеры на арест (various European and American warrants for his arrest on hacking and spying charges – «в разных странах Европы и в США были выписаны ордера на его арест по обвинениям в хакерстве и в шпионаже»; I violated German officialsecrets law and American antihacking law – «немецкий закон о гостайне и американский анти-хакерский закон»).

Этноним German можно назвать одним из ключевых слов в романе, где под ключевым словом мы понимаем «лексико-семантические элементы художественного текста, неоднократно повторяющиеся в его пределах, обеспечивающие его семантическую связность и целостность, обладающие особой смысловой и концептуальной значимостью, являющиеся фиксаторами наиболее важной для реципиента информации, необходимой для построения им интерпретации смысла и адекватного понимания замысла» [2]. Этноним позволяет воссоздать этническо-культурную структуру романа и раскрыть заложенную в образ Германии символику.

«Немецкое» вторгается в «американское» уже на первых страницах романа: в сквоте, в котором живет главная героиня романа Пип Тайлер (Pip Purity Tyler), временно снимают комнату некие «немцы» (the Germans), в первое же свое появление вписанные в оппозицию «свое – чужое» как нечто чужое и чуждое [8]. Это Аннагрет (как выяснится значительно позже – бывшая девушка Андреаса Вольфа) и ее спутник Мартин, которые приехали в США в отпуск. Первое же употребление этнонима German становится «чеховским ружьем»: житель сквота шизофреник (или юродивый?) Дрейфус упоминает немецких постояльцев в разговоре с Пип, называя их шпионами: Could it be because the German spies are in the kitchen? I use the word ‘spies’ loosely, of course... («Не потому ли, что в кухне засели немецкие шпионы? Слово “шпионы” я использую, разумеется, в самом широком смысле слова»). Эта деталь проходит едва ли замеченной в романе и сводится к шутке, однако сюжет разворачивается таким образом, что это шутливое наименование оказывается правдивым и в финале Пип звонит Дрейфусу, чтобы «сообщить, что он был прав насчет этих немцев» (and tell him he’d been right about those Germans). Это становится последним упоминанием этнонима German в тексте романа.

Одно из центральных употреблений этнонима German в тексте ‒ презентация политической структуры Германии. Этноним входит в наименование государства German Democratic Republic . В день падения Берлинской стены Андреас Вольф дает телевидению интервью как очевидец с места событий, там он представляет себя как гражданина ГДР: “My name is Andreas Wolf,” he said. “I am a citizen of the German Democratic Republiс…” («Меня зовут Андреас Вольф. Я гражданин Германской Демократической Республики»). Это выступление можно назвать одним из центральных – здесь впервые Андреас вербализует свое отношение к политике ГДР: This is a country of festering secrets and toxic lies. Only the strongest of sunlight can disinfect it! («Эта страна — страна гнилых секретов и ядовитой лжи. Только самый сильный солнечный свет обеззаразит ее!»). В будущем именно метафора из этой речи становится названием его политического проекта “The Sunlight Project” (проект «Солнечный свет»), нацеленного на опубликование секретных данных о махинациях и шпионаже. Эту речь можно назвать началом политического проекта Андреаса, который в конце концов становится таким же нарушителем приватности, как и осуждаемая им тоталитарная политика ГДР, от которой он бежит.

Дважды в тексте романа упоминается политическая молодежная организация Free German Youth (Союз свободной немецкой молодежи) в ироничном контексте о свободе немецкой молодежи. Подчеркивая «чужесть» Андреаса режиму ГДР, по ходу действия романа его приглашают выступить на конференции западно-немецкой молодежной организации

German Christian Youth (Немецкой христианской молодежи).

Отдельно упоминаются секретные архивы Восточной Германии (the enormous East German secret-police archives) , которые становятся публично доступными после падения Берлинской стены. Годы спустя главный герой Андреас борется с злоупотреблениями (German malfeasances) , например с продажей немецких компьютеров Саддаму Хусейну. Для этого Андреас со своим политическим проектом «зеркально» нарушает немецкие законы о государственной тайне ( I violated German official-secrets law and American antihacking law – «немецкий закон о гостайне и американский антихакерский закон»).

В отношении самого Андреаса этноним German ни разу не выступает в качестве апел-лятивного конвоя, единственный раз в качестве самопрезентации (гражданин Германской Демократической Республики) и трижды как упоминание в третьем лице (prominent) East German dissident («позволяли зачислить его в Видные Восточногерманские Диссиденты»).

Немцам приписываются в тексте некоторые типичные черты характера:

• •    технологическая консервативность и приверженность к аналоговым способам передачи информации: Being German, and East German at that, he was technologically conservative and still thought in terms of paper documents… («Немец, да еще восточный, он был консерватором в отношении технологий и по-прежнему мыслил в терминах бумажных документов…»);

• •    методичность и логическая последовательность в действиях: The Republic was heartbreakingly German in its striving to be logically consistent and do things right <…> being methodically German and working from the topdown («Что-то до боли немецкое было в этом стремлении Республики к логической непротиворечивости и к тому, чтобы делать все правильно <…> действуют с немецкой методичностью, двигаясь сверху вниз»);

• •    бюрократизм, желание жить в системе и делать свой вклад в нее: People submitting to the system because they’re German and because it’s a system («Люди делали свой вклад в систему, потому что они немцы и потому что это система»*), the worst excesses German authority and bureaucratic thoroughness («крайности

немецкой авторитарности и бюрократического педантизма»);

• •    склонность к абстракции в общении, при этом неумение считывать сказанное неявно: Already the agreeable flirtation was slipping into German abstraction («Многообещающий, казалось бы, флирт переходил в немецкие отвлеченности»); but Annagret (maybe this was a German thing?) seemed not very good at taking cues («однако та (видимо, что-то немецкое?) была, похоже, малочувствительна к сигналам»);

• •    склонность к одиночеству: German men, because they like to be alone… («для немецких мужчин, потому что им нравится быть в одиночестве…»);

• •    мечты о власти и полном контроле: German men, because they like to… control things and have fantasies of power («для немецких мужчин, потому что им нравится… все контролировать и предаваться фантазиям о власти»);

• •    эмоциональная сдержанность и сохранение достоинства: Cynthia’s face had crumpled, but my mother remained dryeyed, dignified. German («Лицо Синтии исказилось, но моя мать сохраняла достоинство, глаза сухие. Немка»).

Особое место в случаях употребления этнонима занимает описание немецкого народа. Поскольку в центре повествования находится ГДР, одна из самых часто упоминаемых категорий жителей страны – это рабочие. Страна именуется German Worker’s State (немецкое рабочее государство), в глазах юного Андреаса, растущего в семье партийного функционера ГДР противостоит США: America had diverted scarce resources from its own oppressed working class and sent them to West Germany to create an illusion of prosperity, luring weak and misguided East Germans across the border («между тем Америка, отнимая скудные ресурсы у своего собственного угнетенного рабочего класса, отдавала их Западной Германии, чтобы творить иллюзию процветания, сбивать восточных немцев с толку и переманивать тех, кто послабее»). При этом параллельно описывается исход (exodus) или побег (escape) восточных немцев, имеющий иную коннотацию. В романе также формируется образ типичной внешности немца – нестареющий юношеский вид и голубые глаза, как у Андреаса: Plus you’ve got that ageless German male thing going. You’ve got those blue eyes («Плюс в тебе есть это немецкое мужское, нестареющее. Эти голубые глаза»); …his still-boyish German good looks…

(«…его привлекательная внешность, в которой было что-то немецкое и, несмотря на возраст, юношеское…»).

Важным аспектом самоидентификации героев становится немецкий язык и мотив владения этим языком. Том Аберант приезжает в Германию и говорит на немецком языке, запинаясь (in halting German) , как когда-то на «ломаном немецком» (in self-taught German) познакомился его отец-американец с матерью-немкой из ГДР. На смеси немецкого и английского говорит в семье мать Андреаса Вольфа, преподаватель англоязычной литературы: Du hast ein bloody awful mess gemacht! The Verei-nigten Staaten are rotten! («Что это за bloody awful mess? Соединенные Штаты are rotten!»). Смесь английского и немецкого звучит и в последних словах Андреаса: It was very nice. Very lecker, to use the apt German word («Было очень приятно. Очень lecker – есть у нас, у немцев, такое словцо»). Даже на уровне языка немецкий и американский миры стремятся друг к другу и сливаются.

Обобщая анализ функционирования этнонимов German и American , можно сказать, что на этой оппозиции развивается этническо-культурная, а вместе с ней и мотивная структура романа, эксплицирующая лейтмотив противоречия. Функционирование этнонима American позволяет воссоздать американский мир романа. Главным носителем «американского» становится один из героев Том Аберант. В употреблениях этнонима American сформирован аксиологический потенциал, поскольку принадлежность к американцам связана с идеей превосходства, преимущества. Американский мир представлен и другими людьми: актрисами, либералами, абстрактными потребителями, бизнесменами, которым присущи такие черты характера, как наивность, нарочитая вежливость, американское чистоплюйство.

Этноним German, ставший одним из ключевых слов в романе, позволяет понять структуру немецкого мира. С одной стороны, это ГДР, представленная функционерами, рабочими и мнимыми шпионами, именно поэтому этноним German сопровождает лексемы, обозначающие элементы политической структуры Германии, общественных организаций и секретных архивов Восточной Германии. Мы видим мало конкретных действующих лиц (помимо главного героя), репрезентирующих «немецкое», только упоминание о немецком народе и группах лиц, их типичных чертах характера и внешности. Людям в немецком мире приписывается консервативность, методич- ность и логическая последовательность в действиях, бюрократизм, желание жить в системе, мечты о власти и полном контроле, эмоциональная сдержанность. С другой стороны, с этномимом German связано диссидентство главного героя романа Андреаса Вольфа. При этом противоречие между американским и немецким постепенно растворяется, немецкое и американское проникают друг в друга. Этнонимы помогают оформить это взаимопроникновение на языковом уровне. Так, изначально антиномичная конструкция «американское – немецкое», строящаяся на соотношении «своего» и «чужого», теряет признаки противопоставления и приближает читателя к пониманию этнического мировосприятия автора: ничто не зависит от этнической принадлежности, исторической эпохи, от политического строя и не оправдывается ими, особенно в эпоху Интернета, растворяющего частное и делающего его публично-общим. Таким образом, с одной стороны, этнонимы, функционирующие в романе, становятся лексемами-репрезентантами этническо-культурной структуры романа и конструируют типичный образ «немецкого» и «американского» в глазах американца. С другой стороны, этнонимы становятся метафорическим отражением основного замысла романа в предлагаемом индивидуально-авторском контексте.