К вопросу о проникновении иранских образцов вооружения на территорию Северного Кавказа во второй половине XIII - начала XIV столетий

Нельзя отрицать тот факт, что на комплекс вооружения народов Северного Кавказа оказали тесные социально-экономические и политические контакты с народами европейского и азиатского происхождения. Ведя речь об иранском влиянии, следует отметить череду военных столкновений 60-х гг. ХIII в., разыгрывавшихся на территориях вокруг Дербента между Джу-чидами и Хулагуидами.

Определенную долю информации об этом можно встретить взаписях М. Поло, хотя о заимствованиях в военном деле между противниками он лишь намекает. Подобные боестолк-новения проходили между многочисленными отрядами, при этом если опираться на принцип формирования армий противников, то, в частности, в составе войск Хулагуидов, например, присутствовали армяне, грузины, турки-сельджуки и иные представители Малой Азии [3, c. 120].

Следовательно, в арсенале участников могли находиться образцы не только иранского вооружения. И здесь обратим внимание на сообщение М. Поло о существовавших правилах: после ожесточенного сражения, когда на поле брани оставалось много раненных и убитых, противники обычно расходились, отступая назад. Тогда на поле с одной и другой стороны появлялись специальные отряды, которые собирали своих раненных и убитых, отвозя их в лагерь. Любопытно, что М. Поло обронил фразу: «собирают они раненных, а также оружие… » [4, c. 172], что и дает нам некоторые основания для утверждения о возможных путях массовых заимствований в вооружении из Ирана и наоборот. А поскольку, как указывалось выше, в составе хулагуидских войск были выходцы и из иных регионов, то «география» военных заимствований могла быть гораздо шире.

Не меньший интерес вызывают и другие сведения: например, около 1226 г., когда в Грузию вторглись войска Хорезм-Шаха Джалал-ад-Дина, грузинская царица Русудан «отверзла Врата Дарьяльские и впустила овсов и дурдзуков» для совместной обороны Тбилиси [9, c. 6].

Войска кавказских союзников, как известно, потерпели сокрушительное поражение от Джалал-ад-Дина и вернулись назад, в горы Северо-Восточного и Центрального Кавказа. С их возвращением ныне связывают и приток грузинских монет, чеканенных от имени Русудан, известных в Восточном Придарьялье [7, c. 116]. Вполне вероятно, что с ними в регионе появились и новые образцы вооружения.

ISSN 2219-6048 Историческая и социально-образовательная мысль. 2014. № 5 (27)

Любопытно и другое. Во второй половине ХIII в. значительная часть аланов Восточного Придарьялья, воспользовавшись вторжением войск Хулагуидов в Придарьялье, ушла на территорию Хулагуидского Ирана. Е.И. Нарожный считает, что речь в источнике идет о части северокавказских аланов, до этого перешедших под власть Золотой Орды, но в конечном итоге переметнувшихся на сторону Хулагуидов. Не случайно, что, оказавшись в Закавказье, аланы от самого Хулагу-хана получают вознаграждение за службу и места «для проживания в Гори».

Среди указанных переселенцев была и аланская «удивительная женщина по имени Ли-мачав», уведшая и своих малолетних сыновей-царевичей по имени Пареджан и Бакатар. При разном отношении к данному сообщению [9, c. 8–11] ныне ставится вопрос о возможной увязке комплекса вооружения из осетинского святилища Реком с доспехом указанного Бакатара, умершего в Грузии в 1306 или 1307 г., а сам комплекс расценивается как сугубо хулагуидо-иранский [6, c. 118].

В археологической и оружиеведческой литературе неоднократно ставился вопрос об этнокультурных истоках боевых шлемов с масками, включая и те из них, которые ныне известны на Северном Кавказе. Сами маски, как полагает М.В. Горелик, изобретение, характерное для мастеров-оружейников Северо-Западного Ирана [2, c. 13–16].

Учитывая их распространение вдоль восточного берега Черного моря и на Северном Кавказе, Е.И. Нарожный склонен их появление здесь связывать с событиями конца ХIII в., то есть с уходом с территории Северного Кавказа (из-под Дербента) войск темника Ногая, вернувшегося в свой Пруто-Днестровский домен. Как известно, Ногай, до этого возглавлявший большинство военных кампаний против Хулагуидов, неожиданно меняет свое отношение к ним и устанавливает с ними тесные контакты, связанные брачными узами на уровне детей [5, c. 130].

Именно тогда, как считает неизвестный источник, могли иранские боевые наголовья с масками широко распространяться в пруто-днестровских владениях Ногая, а затем и на Северном Кавказе [8, c. 123].

Таким образом, иранские предметы вооружения должны были достаточно щедро в контексте реальных событий золотоордынской истории поступать на Северный Кавказ, постепенно становясь предметами заимствований, подражаний и копирования.

Вполне возможно, центрально-азиатские и иранские предметы вооружения были не единственными восточными заимствованиями. Здесь уместно упомянуть и о подарках египетского султана золотоордынским ханам и иных предметах вооружения, среди которых есть упоминания о «дамасских мечах», «мамлюкских шлемах» [1, s. 123].