К вопросу о телеологическом критерии дифференциации системы российского права

В статье авторами рассмотрены разносторонние взгляды на проблемы систематизации, отраслевой дифференциации и принципов построения отрасли права. Наряду с традиционным построением систематизации отраслевой дифференциации авторы обосновывают использование телеологического критерия как одного из основных.

ON THE PROBLEM OF TELEOLOGICAL CRITERION OF THE SYSTEM OF THE RUSSIAN LAW DIFFERENTIATION

A.M. Asadov, T.V. Drahtenberg

Versatile views on the problems of systematization, applied–research differentiation and concepts of legislative branch construction are examined in the article. Alongside with the traditional construction of the systematization, applied-research differentiation the authors justify the use of the teleological criterion as one of the principles.

Для современной юриспруденции характерен научный плюрализм. Сегодня достаточно мирно сосуществуют и успешно развиваются множество различных по своей методологии научных теорий. При этом ни одна из них не объявляется истиной в последней инстанции. Все чаще встречаются выводы о том, что сущность права невозможно в полной мере познать и объяснить с позиций какого-либо одного методологического подхода и выразить всю совокупность сведений о нем в едином определении. Вместе с тем большинство исследователей при определении понятия права отмечают его системный характер.

По справедливому замечанию В.В. Лазарева: «Признание права системным образованием предполагает обоснование принципов (критериев) построения этой системы, равно как и критериев подразделения системы на составляющие ее отрасли» [1].

Традиционно вопрос отраслевой дифференциации системы права решается использованием предметного, методологического либо предметно-методологического критериев отраслевой градации.

Однако детальный анализ исследуемого вопроса приводит многих исследователей к выводам о том, что ни предмет, ни метод правового регулирования не являются достаточными критериями для осуществления отраслевой дифференциации системы права, и недостаточность указанных критериев не устраняется их комбинированием [2].

Действительно, реалии современной правовой действительности позволяют привести немало примеров правоотношений, определяемых сложным характером, проявляющимся в правовом регулировании нормами нескольких отраслей права, что заставляет усомниться в практической возможности определить «отраслевую прописку» каждой правовой нормы.

Так, дискуссионным в юридической науке является вопрос о месте банковского права в системе российского права. Ряд ученых (Г.А. Тосунян, А.Ю. Викулин, A.M. Эк-малян) полагают, что банковское право является комплексной отраслью права, предмет регулирования которой составляют общественные отношения, возникающие в

Асадов А.М., Драхенберг процессе функционирования банковской системы Российской Федерации [3].

Исследуя дискуссионные вопросы предмета финансового права, И.В. Рукавишникова отмечает преждевременность и недостаточную обоснованность выделения банковского права как отрасли российского права, отдавая предпочтение позиции ученых, считающих, что «общественные отношения с участием кредитных организаций, в том числе и при банковском кредитовании, регулируются нормами различных отраслей права, главным образом нормами административного, финансового и гражданского» [4].

Таким образом, ситуация в которой определенная группа общественных отношений ограничивается рамками одной отрасли права, скорее исключение, нежели правило.

Тезис о специфических отраслевых методах правового регулирования, положенный в основу методологического критерия отраслевой дифференциации, на наш взгляд, является оспоримым, поскольку не существует отрасли права, для которой был бы характерен исключительно один метод регулирования, каждая отрасль права использует весь спектр способов правового регулирования как системных элементов единого метода правового регулирования (в том числе дозволение, предписание, запрет).

Попытки определения специфики отраслевых методов правового регулирования как комбинаций общеправовых способов правового регулирования требуют анализа всего массива правовых норм определенной отрасли права и установления «удельного веса» дозволений, предписаний и запретов. Сомнительную практическую ценность указанного подхода, на наш взгляд, вполне справедливо отмечает С.П. Маврин [5].

Вместе с тем, если говорить об надотраслевом уровне таких подсистем права, как публичное и частное, можно отметить, что отрасли публичного права преимущественно используют предписания и запреты, в отраслях частного права превалирует дозволение. Отмечая вышесказанное,

К.М. Маштаков определяет, что «методов воздействия на общественные отношения, которые могут быть охарактеризованы с достаточной ясностью, всего два - публичноправовой и частно-правовой», где «публично-правовой метод - это основанный на позитивных обязываниях и запретах как первичных приемах юридического воздействия такой способ регулирования общественных отношений, который характеризуется императивностью, наделением одного из субъектов специальными полномочиями - компетенцией и обеспечивает построение правоотношений по схеме «власть - подчинение», «частно-правовой метод - это основанный на дозволениях как первичных приемах юридического воздействия такой способ правового регулирования общественных отношений, который характеризуется диспозитивностью, наделением субъектов автономией и правовой инициативой и обеспечивает построение правоотношений на основе юридического равенства сторон» [6].

Современное право знает немало примеров использования, методов, основанных на диспозитивности отраслями публичного права, и методов, в основе которых лежит императивное начало в отраслях частного права. Примером тому может служить использование договорно-правового способа регулирования финансовых отношений и институт публичного договора в гражданском праве. Характеризуя договорно-правовой способ регулирования финансовых отношений, И.В. Рукавишникова осуществляет сравнительный анализ договорно-правовых финансовых и гражданских правоотношений, отмечая, что «степень диспозитивности в финансовоправовых договорных отношениях значительно выше, чем в гражданско-правовых отношениях, вытекающих из публичного обязательства заключить договор, но, безусловно, ниже, чем в обыкновенных гражданских договорах» [7]. С учетом изложенного, можно заключить, что частно-правовой и публично-правовой методы пра- вового регулирования основаны на началах диспозитивности и императивности соответственно лишь преимущественно.

Затруднения отраслевой дифференциации системы права на основании предметнометодологического критерия приводят некоторых ученых к идее отказа от понятия отрасли права, в том числе необходимости разработки иных элементов системы права [8].

На наш взгляд, необходим пересмотр категории отрасли права относительно предмета и метода правового регулирования как единственного и достаточного критерия разграничения отраслей, не учитывающей условный характер границ отраслей права. При определении критериев отраслевой дифференциации системы права представляется возможным использование разноуровневой системы критериев градации.

Использование предметно-методологического критерия применимо для дифференциации отраслей, относящихся к различным сферам системы права – публично-правовой и частно-правовой, в исключительных случаях. При этом представляется необходимым отметить справедливость замечания, высказанного В.В. Лазаревым: «абсолютной публично-правовой или частноправовой отрасли не существует... Границы между частным и публичным правом исторически подвижны и изменчивы» [9].

Разграничение отраслей права в рамках публично-правовой и частно-правовой подсистем исключительно посредством предметно-методологического критерия, на наш взгляд, весьма затруднительно, поскольку указанные отрасли нередко имеют смежные предметы правового регулирования, а в основе методов правового регулирования лежит частно-правовой или публично-правовой метод. Соответственно, данный уровень отраслевой градации системы права предполагает использование наряду с предметно-методологическим иных критериев отраслевой дифференциации.

Так, В.В. Лаптев и В.П. Шахматов в качестве одного из оснований построения сис- темы права выделили цель правового регулирования. Рассматривая указанный вопрос, авторы заметили, что «выдвижение цели правового регулирования как одного из оснований построения системы права на первый взгляд может показаться провозглашением необходимости построения системы права исключительно на произвольных, субъективных началах» [10].

По вопросу о соотношении объективного и субъективного в праве высказывались различные точки зрения. Так, исследуя соотношение объективного и субъективного в методе правового регулирования, В.Ф. Яковлев называет основные концепции в отношении указанного вопроса: «Имеются суждения, что право – объективная реальность, обусловленная экономическим строем общества. Есть мнение, что право, поскольку оно творится по воле одаренного сознанием человека, является субъективным фактором общественного развития». Сам автор придерживается позиции, что отнесение права только к объективной или субъективной сферам – односторонний подход, в праве сочетаются объективные и субъективные начала [11].

Плюрализм мнений наблюдается и по вопросу о характере системы права. Ю.К. Толстой определял, что «система права существует объективно, и задача науки состоит в том, чтобы познать ее» [12]. С.Ф. Ке-чекьян считал, что система права носит субъективный характер. Д.М. Азми отмечает: «… С.Ф. Кечекьян критиковал оценку системы права в качестве константы, отмечая ее зависимость от конкретно-исторической правовой и политической среды, говоря, что той объективно данной системы права общетеоретического уровня, которая может быть познана человеческим разумом, не существует» [13].

Действительно, нормы права опосредуют конкретные общественные отношения как явления объективной реальности, однако нормотворческая деятельность – это сознательная деятельность субъекта, и указан-

Асадов А.М., Драхенберг ная деятельность имеет целенаправленный характер.

В.В. Лаптев и В.П. Шахматов определяют, что «цели правового регулирования, будучи категорией субъективной, предопределяются объективно существующими общественными отношениями и формируются на научной основе как задачи руководства общественным развитием. Такие общественно значимые и возводимые в закон цели отражают существующие общественные отношения. Но это не пассивное отражение, а активная деятельность государства по руководству общественным развитием. В общественно значимой, установленной на научной основе и возведенной в закон цели объективное преломляется в субъективном, что и дает возможность использовать правовое регулирование как инструмент не только закрепления, но и активного преобразования общественных отношений» [14].

Вместе с тем, указывая на активную роль субъекта в процессе нормотворческой деятельности, необходимо определить границы его волевого поведения при выборе метода регулирующего воздействия.

Вопрос о степени свободы законодателя при выборе метода регулирования определенной группы общественных отношений В.Ф. Яковлев решает следующим образом: «Законодатель не «создает», а лишь ищет наилучший в данной исторической обстановке способ воздействия на общественные отношения... Методы воздействия на общественные отношения, которыми располагает та или иная система права, отражают объективные закономерности общественных отношений и потому сами в основе своей объективны. Свобода выбора метода зависит лишь от степени познания и использования этих закономерностей» [15].

По мнению В.В. Лаптева и В.П. Шахматова: «Что касается методов правового регулирования, то лишь в редких случаях объективные факторы с неизбежностью диктуют законодателю выбор совершенно определенного способа воздействия на общественные отношения... Большей же частью общественные отношения могут регулироваться различными способами, и нормотворческие органы должны сами определять наиболее целесообразные, научно обоснованные методы для оптимального решения политических и экономических задач, для достижения целей правового регулирования. Методы регулирования только в конечном счете зависят от характера регулируемых отношений, что вовсе не обрекает законодателя на пассивное использование лишь какого-либо одного метода…» [16].

На наш взгляд, определение метода правового регулирования как юридического отражения регулируемых общественных отношений (предмета) умаляет роль права как инструмента, регулирующего общественные отношения, в руках сознательного субъекта – человека. Кроме того, подобный подход исключает возможность использования метода правового регулирования в качестве критерия градации отраслей в системе права как избыточного, поскольку, если метод определяется предметом, то последнего, в свою очередь, достаточно для осуществления отраслевой дифференциации.

С другой стороны, цели правового регулирования вряд ли могут быть достигнуты использованием методов правового регулирования неадекватных основным закономерностям развития регулируемых общественных отношений. Соответственно, эффективное правовое регулирование предполагает использование законодателем арсенала методов правового регулирования с учетом основных закономерностей развития регулируемых общественных отношений, потребностей общества на конкретном историческом этапе развития государства.

Таким образом, цели правового регулирования отражают как объективное (общественные отношения), так и субъективное (регулятивная деятельность субъекта по упорядочению общественных отношений по- средством использования арсенала методов правового регулирования) начала в праве.

На наш взгляд, можно утверждать, что целью правового регулирования любой отрасли права является упорядочение общественных отношений, однако указанный факт не исключает отраслевой «целенаправленности норм». В.В. Лаптева и В.П. Шахматов определяют, что «так как цель системы права представляет собой совокупное выражение целей объединяемых ею отраслей, то назревшей задачей юридической науки является выявление «единой целенаправленности норм» в рамках каждой правовой отрасли» [17].

Д. Галлиган, В.В. Полянский, Ю.Н. Ста-рилов, исследуя историю развития и основные современные концепции административного права, называют такие цели административного права как обеспечение рамок правовых стандартов, внутри которых должно осуществляться управление государством и обществом, обеспечение оптимального («хорошего») уровня управления государственно-организованным обществом с использованием административных институтов государственной власти, обеспечение справедливых условий реализации прав личности в управлении государственно-организованным обществом, отмечая, что «каждая из этих трех целей административного права может рассматриваться как элемент в более общей цели обеспечения законного управления» [18].

С.Ю. Тимохин, говоря о целях уголовного права, подразделяет последние на главную и подчиненные цели, при этом определяя, что «главной целью уголовного права России на современном этапе его развития является обеспечение посредством специфических уголовно-правовых средств, обусловленных его функциями, выполнения обязанности государства заботиться о человеке, его правах и свободах как высшей ценности, закрепленной в Основном законе Российской Федерации». К подчиненным целям уголовного права автор относит

«приоритетную охрану таких прав личности, как право на жизнь, личную неприкосновенность, человеческое достоинство, собственность, противодействие экономическим преступлениям и организованной преступности. Содержание этих целей обусловлено качественными характеристиками современной преступности» [19].

Следует отметить, что, рассматривая цели правового регулирования применительно к различным отраслям права, авторы отмечают различное иерархическое положение определяемых ими целей, выделяя основную цель и цели, являющиеся элементами указанной цели, главную и подчиненные цели.

Выделяя цели правового регулирования как одно из оснований построения системы права, В.В. Лаптев и В.П. Шахматов также указывают на их иерархию: «Существуют цели главные и подчиненные. Главные цели относятся к отраслям права, а подчиненные - к подотраслям, институтам и отдельным нормам» [20]. Указанная классификация целей правового регулирования представляется наиболее приемлемой в рамках характеристики целей правового регулирования как системообразующего критерия права.

В.В. Болгова, исследуя проблемы теории, методологии и практики публичного права, на наш взгляд, справедливо отмечает: «В последнее время в России все больше и больше признается необходимость активной роли государства, его участия в качестве эффективно действующего субъекта в реформировании общества, отмечается и недопустимость восприятия государства обществом как враждебной силы, противостоящей его интересам. Публичное право как правовая форма существования государства, «определяющая основные устои организации государства и юридическую дисциплину его жизни», «выступающая в качестве корпоративной персонификации политической организации» - важнейшее средство выстраивания основ взаимодействия государства и общества» [21].

Асадов А.М.,

Современный этап развития общественных отношений в условиях социально-экономических и политических преобразований, развития финансово-правовых институтов обусловил возрастание интереса к такой отрасли российского права, как финансовое право.

Н.И. Химичева, рассматривая проблемы финансового права на новом этапе развития Российского государства, отметила: «Не смотря на наличие множества проблем в сфере финансово-правового регулирования, очевидной является динамичность процесса преобразования финансового права. Изменения, происходящие в его содержании и роли, сравнительно с другими отраслями российского права более заметны и существенны. До вступления России на путь рыночной экономики финансовое право занимало среди них весьма скромное место в качестве регулятора общественных отношений, не вызывая большого интереса в научной среде как предмет теоретических исследований» [22].

Однако, несмотря на возросший интерес к проблемам финансового права, многие вопросы теории финансового права носят дискуссионный характер, в том числе вопросы предмета, принципов финансового права и его системы. Указанные вопросы не раз становились предметом исследова-

Драхенберг ния [23], в том числе и на монографическом уровне, однако однозначного решения не получили. Подобная ситуация вряд ли способствует выявлению места финансового права в системе российского права и отграничению указанной отрасли права от иных отраслей.

По мнению В.В. Лаптева и В.П. Шахматова, «предметом регулирующего воздействия отрасли является совокупность определенных общественных отношений, цель же отрасли заключается в правовой охране ее предмета, в правовом обеспечении его функционирования» [24]. Традиционно предмет финансового права определяется общественными отношениями, возникающими в процессе финансовой деятельности государства.

Вместе с тем использование телеологического критерия отраслевой дифференциации применительно к отрасли финансового права предполагает ответ на вопрос о «целевой направленности» норм указанной отрасли права.

Какова цель финансового права современной России: удовлетворение денежных потребностей государства [25] или регулирование экономики [26]? Представляется, что ответить на этот вопрос современной науке финансового права еще предстоит.