К вопросу о торговых связях Российской империи с Кашмиром, Пенджабом и Тибетом во второй половине XVIII - первой половине XIX вв.

В середине XVIII века российские власти и купцы, активно осваивавшие новое направление внешней торговли по Оренбургской линии, прилагали усилия к продвижению не только на рынки Средней Азии, но и проявляли интерес к более отдаленным районам – Пенджабу, Кашмиру, Тибету. При посредничестве индийских, иранских, афганских и среднеазиатских купцов товары из этих стран доставлялись в ханства Средней Азии, Иран, Восточный Туркестан и Афганистан, а оттуда реэкспортировались в Россию. С этого времени традиционные кашмирские, пенджабские и тибетские изделия и сырье практически ежегодно занимали видное место в российском импорте. Основными каналами их доставки были традиционные торговые пути из Ирана через Закавказье и Астрахань, из Бухары, Хивы, Ташкента, Кашгара - к Оренбургской линии и из Кашгара и Яркенда - к Семипалатинску.

Уже в начале 50-х гг. XVIII в. некоторые российские торговцы выезжали для торговли в Индию. Так, в 1750 г. свои товары на общую сумму 8 тыс. руб. на двух караванах отправил российский купец Абдулла Хаялин, в 1751 г. для торговли в Индию выехал каргалинский купец Исмаил Бикумахамет-улы, в 1753 г. также карга-линские купцы Надыр Саферов и Якуб Ягоферов [21, С.25; 10]. Таким образом, со времени зарождения оренбургского торга российские купцы, еще не знавшие путей, на свой страх и риск отправлялись в далекую Индию, Пенджаб и Кашмир. Эти торговцы везли традиционные российские товары, которые пользовались спросом в далеких странах.

Развитию торговых связей России с Кашмиром и Пенджабом способствовало и упрочение

политических и экономических отношений между Бухарским ханством и местными правителями. В середине XVIII века и в последующие десятилетия эмир Бухары и правители Кашмира, Пенджаба и Индии неоднократно обменивались дипломатическими посольствами. Так, к примеру, по сообщению чиновника при балхском наместнике Мухаммеда Юсуфа Мун-ши, от бухарского эмира Имам-Кули к индийскому Джехангиру был направлен посол ”с дорогими подарками и подношениями”. Падишах гостеприимно встретил бухарского посланника, обсудил с ним межгосударственные отношения и, спустя некоторое время, отправил к эмиру ответное посольство [13, С.88]. Таких взаимных миссий до конца века было несколько. Об уровне развития торговых связей России с Кашмиром, Пенджабом и северными районами Индии (в том числе опосредованных) свидетельствует количество индийских рупий, доставлявшихся на Оренбургскую линию.

В журнале ”Всемирный труд” в 1867 г. была опубликована статья М. Михайлова ”Наша среднеазиатская торговля” [12, С.235-244]. Автор кратко остановился на основных этапах истории торговых связей России с народами и странами Средней Азии, отметив периоды их подъема и спада. С самого начала оренбургского торга это направление внешней торговли России показало свою перспективность и исключительную выгодность: только за период с 1748 по 1755 гг. на Оренбургскую линию было доставлено (кроме товаров) до 50 пуд. золота и до 4 тыс. пуд. серебра в монете (в основном индийские рупии) [Там же, С.235]. Это было золото и серебро шаха Надира. Видный государственный и общественный деятель, историк и дипломат А.И. Левшин заметил: ”Случайное и удивительное явление сие было кратковременным следствием смерти шаха Надира, после которой разграбленные сокровища его разошлись по всей почти Азии…” [9, С.390]. Спустя столетие, ситуация резко изменилась. По словам М. Михайлова: ”Теперь, напротив, золото и серебро увозят от нас, и, следовательно, с неплюевских времен среднеазиатская наша торговля мало-помалу приняла другой оборот, т.е. ныне у нас более нужды в среднеазиатских произведениях, чем у среднеазиатцев в наших” [12, С.236]. Общий же вывод автора заключался в том, что на всем протяжении столетия (с середины XVIII до середины XIX вв.) торговля с ханствами Средней Азии имела для России большое значение.

Ценные сведения о Кашмире, его жителях и торговле привел выходец из Кабула Мехти Рафаилов, который на протяжении длительного времени осуществлял торговые операции в Северном Китае, Индии, Кашмире и Пенджабе, куда он отправлялся из Семипалатинска. В своих ”записках” автор заметил, что Кашмир в начале XIX в. был центром торговли. Сюда стекались купцы из Турции, Ирана, Индии, Афганистана, Бухары и Яркенда. Главным богатством края были знаменитые на весь мир кашмирские шали, которые отсюда расходились по всему Востоку и вывозились в Европу и Российскую империю. В начале XIX в. здесь насчитывалось до 20 000 станков, на которых выделывались шали и материи. Эта важнейшая отрасль кашмирской экономики приносила ежегодно до 1,2 млн. руб. дохода [1, Л.11-11 об.]. Со всех экспортных и импортных товаров (за исключением золота и серебра) в Кашмире взималась пошлина по установленному тарифу. Все таможенные платежи зачислялись в казну.

Тот же Мехти Рафаилов в 1813 г. заметил, что богатые кашмирские купцы были заинтересованы в установлении прямых торговых связей с Россией и выражали желание ”завести торг на границах российских и внутри оных не временный, а постоянный” [2, Л.54]. Однако попытки кашмирцев установить прямые торговые связи с Российской империей встречали немало препятствий. Главными среди них были следующие: частые междоусобицы в Средней Азии, грабежи купеческих караванов в казахских степях, большие издержки в пути (в том числе на уплату таможенных пошлин и подношения местным феодалам и чиновникам), поверхностные представления о России, ее законах и внутренней торговле и др. То же самое, впрочем, можно сказать и о российских купцах. Многие из них, отправляясь в Кашмир, ехали туда на свой страх и риск. Тем не менее, поездки отечественных торговцев в эту далекую страну не прекращались. В 1809 г. в Кашмир для торговли выезжали из Семипалатинска приказчики купца Семена Мада-това, товар которого оценивался в 1 млн. руб. [5, Л.103]. Сам Мадатов был в Индии в 1809-1813

гг. Во время этого путешествия богатый семипалатинский купец побывал и в Кашмире, где был принят правителем княжества. Из Кашмира он привез шали и знаменитую кашмирскую шерсть, которые выгодно сбыл в России. [17, С.101].

Побывавший в Средней Азии в 1833-1834 гг. переводчик Оренбургской пограничной комиссии П.И. Демезон отмечал, что кашмирцы вели активную торговлю в Бухаре. Здесь они проживали чаще всего в караван-сарае ”Бадреддин” (караван-сарай богатого афганского купца Бедрут-дина. – В.Ш.), где останавливались также купцы из Кабула и Пешавара. Российский посланник в своем отчете сообщил, что из Кашмира в Бухару и другие торговые центры Средней Азии доставлялись самые разнообразные шали и указал их ассортимент: ризаи, рахдар, бутедар, кусе, шам-ли, алван [8, С.79]. Кроме шалей, из Кашмира доставлялись джурабы (полусапожки), достгуш (перчатки из кашемира), каламдан (чернильницы), ложки из позолоченного золота, рукописи и т.д. [Там же]. Многие богатые вельможи в Средней Азии носили халаты, сшитые из красивых кашмирских материй. Российский подданный Р. Данибегашвили, побывавший в Кашмире во время своего третьего путешествия в Индию (18221827 гг.), отмечал, что ежегодный доход от фабричного производства шалей доходил до 3 тыс. рупий, а общие доходы государства простирались до 1 млн. рупий [16, С.19]. Также купец описал путь от Кашмира до Семипалатинска, указав, что его длина составляет 3 тыс. верст. Описание Хайдарабада, его производительных сил и торговли российскими товарами на его рынках оставил татарин Абдулла Амиров, волею судьбы более 20 лет странствовавший по Индии [22, С.354-357].

Прапорщик И.В. Виткевич, побывавший в Бухаре в 1836 г., заметил, что кашмирцы также жили в бухарском караван-сарае ”Абдулла-Джан” [8, С.101]. О влиянии кашмирцев в Бухаре свидетельствует пример, приведенный российским посланником. В столице ханства жил кашмирец Низаметдин, который под видом купца с 1833 г. фактически осуществлял разведывательную деятельность в пользу англичан. Он сумел войти в доверие к бухарским сановникам, которым часто преподносил подарки. Для этого британцы (агент Масон, живший в Кабуле) снабжали его деньгами. Через индийских банкиров, живших в Бухаре, Низаметдин получал ежегодно 20 тыс. рупий (40 тыс. руб. в год). Практически еженедельно он отправлял для британцев с нарочными письма в Кабул. Узнав о приезде Виткевича, кашмирец добился встречи с ним и попытался выведать у него сведения об Оренбургской пограничной линии, о Новоалександровске, о российско-хивинских отношениях и т.д. Виткевич, проявил осторожность, зная о том, что перед ним не купец, а британский резидент. Тем не менее, буквально на следующий день Низаметдин вновь отправил своего посыльного в Кабул с очередным письмом [Там же, с.105-106]. Данный пример свидетельствовал о растущем англо-российском соперничестве в Средней Азии.

Кашмир, находившийся на перекрестке важнейших торговых путей, использовал выгоды своего положения. Через его территорию шли караванные дороги из Тибета, Индии, Пенджаба, Афганистана, Китая, ханств и небольших владений Средней Азии. Часть товаров, доставляемых в Кашмир из соседних государств, реэкспортировалась в ханства Средней Азии, а уже оттуда – в Россию.

Уже упоминавшийся выше Мехти Рафаилов (Мяхтие Рафо, кстати, скончавшийся в Кашмире в 1820 г. во время очередной торговой поездки. – В.Ш.) был не просто купцом. Тонкий знаток Востока, он нередко привлекался российскими властями и для выполнения официальных поручений. Так, при посредничестве М. Рафаилова управляющий Министерством иностранных дел К.В. Нессельроде передал письмо магарадже Пенджаба Ранджит Сингху (от 17 (29) января 1820 г.). В послании, в частности, говорилось о том, что российские власти заинтересованы в развитии двусторонних торговых связей: ”…дабы купцы российские и Ваши имели свободный приезд во взаимные области” [3, Л.137]. Сам М. Рафаилов не раз бывал в Пенджабе, доставлял туда российские товары и вывозил оттуда традиционные пенджабские изделия. Бывал в Лахоре и другой российский подданный, грузинский купец Рафаил Данибегашвили. Он отмечал, что в Пенджаб стекается немало иностранцев, край этот славится шелководством и земледелием [16, С.59-60]. Можно предположить, что отечественным купцам хорошо были известны товары из этого государства, поскольку они находили широкий сбыт в Иране, Афганистане, доходили и до Средней Азии. В 30-е гг. XIX в. на рынках среднеазиатских городов сбывалось огромное количество пенджабского индиго, а из окрестностей Лахора привозился сахар-сырец [8, С.79].

Из-за большого привоза индиго в Бухару и другие города его сбыт вызвал затруднения. Доставлявшие краситель из Пенджаба афганцы-ло-гани намеревались в 1834 г. отвезти большую партию индиго на Оренбургскую линию, однако, бухарские торговцы, боявшиеся потери прибыли и установления прямых торговых связей между афганскими и российскими купцами, всячески отговаривали кочевников. Вместе с тем, расширявшееся отечественное производство требовало значительного количества красителей, поэтому и российские власти, и торговцы, и фабриканты были заинтересованы в увеличении импорта пенджабского индиго. Побывавший дважды в Индии в 1841 – 1843 и 1845 – 1846 гг. князь А.Д. Салтыков также оставил подробное описание Пенджаба, его природных богатств. Автор ”Писем об Индии” заметил, что магараджа и его вельможи утопали в роскоши, а сам дворец, в котором его принял Шер Сингх (1842-1843 гг.), произвел на князя неизгладимое впечатление [18, С.81-83]. Встреча магараджи Пенджаба с русским князем способствовала расширению представлений о России, а также продемонстрировала стремление властей азиатского государства к развитию торговых связей с северным соседом.

Одной из важных статей российского экспорта в Пенджаб являлись сундуки. Этот традиционный отечественный товар можно было встретить в разных уголках Индии, вплоть до Калькутты. Только через Оренбург ежегодно вывозилось до 9 тыс. сундуков [5, Л.33 об. - 34]. В России в них загружались мелкие, хрупкие и скоропортящиеся товары, а во время торга в Пенджабе продавали вместе с товаром или как отдельное изделие. Производство сундуков на Урале учитывало вкусы и запросы народов Востока. Вот почему эти изделия отличались большим разнообразием: сундуки были разного объема, цвета, имели уникальную резьбу, металлическую инкрустацию и т.д. Подобного рода дифференцированный подход в производстве сундуков был нацелен на максимальный учет потребительского спроса.

Заметную роль в российско-пенджабских торгово-экономических отношениях играли индийские торговцы, жившие в среднеазиатских городах. В начале 20-х гг. XIX в. их число значительно выросло в Бухаре. По свидетельству Е.К. Мейендорфа, только в этой столице их было около 300, ”часть которых прочно осела там, часть же уезжает и приезжает с караванами из Кабула” [11, С.90]. Эти индийские купцы были родом из Мултана, Кабула и Шикарпура, откуда они привозили индиго, кашмирские и персидские шали.

В рассматриваемый период возрастает интерес российских предпринимателей и к далекому Тибету. Укрепление позиций России на юге Сибири, активное развитие торговли по Сибирской линии с соседними азиатскими народами способствовали продвижению отечественного торгового капитала не только в Восточный Туркестан (Джунгарское ханство, затем Синьцзян и Каш-гария), но и дальше – за Памир в Тибет. Безусловно, определенную роль сыграли и тесные связи российских подданных-буддистов с Лхасой. Паломники из России практически всегда отправлялись в далекий путь, прихватив с собой товар (собственно также поступали в то время мусульманские паломники, следовавшие в Мекку, и православные – в Иерусалим. – В.Ш.). С буддистскими паломниками в Россию попадали традиционные тибетские товары, в том числе культовые изделия.

Тибет, с конца XVIII века полностью включенный в состав Цинской империи, вызывал повышенный интерес российских властей. Особенно он усилился после приема в Москве Екатериной II бандидо-хамбо-ламы Доржи Заяева в 1767 (по некоторым данным в 1768 г. – В.Ш.), кото- рый бывал в Лхасе. Среди вопросов, которые императрица обсуждала с духовным лидером российских бурят-монголов, были и вопросы развития российско-тибетской торговли. Это желание косвенно подтверждается и свидетельством британского посла в Лхасе капитана С. Тернера, который утверждал, что российская императрица предпринимала попытки завязать прямые торговые связи с внутренними областями Тибета [23, Р. 272].

В одной из лучших отечественных работ по истории российско-тибетских отношений петербургского историка А.И. Андреева, опубликованной в 2006 г., утверждается, что в конце XVIII – начале XIX века ”попытки завязать отношения с Тибетом… с помощью азиатских купцов, отправлявшихся с торговыми караванами в Восточный (Китайский) Туркестан и далее в Северную Индию из ”Семиполатной крепости” (Семипалатинска) – форпоста русской торговли в Средней Азии, также не имели успеха” [6, С.52]. Мы не можем согласиться с таким выводом автора по следующим причинам. Во-первых, сомнительно называть Семипалатинск форпостом русской торговли в Средней Азии: подобного рода определение справедливо (и по важности, и по объемам торговли) к Оренбургу. Семипалатинское направление имело особое значение для развития российской торговли, прежде всего, с Синьцзяном, Кокандом, Кашмиром. Во-вторых, при отсутствии прямых российско-тибетских торгово-экономических отношений именно среднеазиатские, кашгарские и монгольские торговцы становились посредниками торговых связей России и Тибета. Это подтверждается многочисленными фактами. Купить тибетские товары российские торговцы могли на рынках Синьцзяна, в Кашгаре, Яркенде, отчасти, в Ташкенте, Коканде, Бухаре, Хиве, Кабуле и других городах.

После разгрома Китаем Джунгарского ханства цинские власти стали проводить ту же политику изоляционизма в покоренных землях, которая была характерна для Поднебесной. В соответствии с указами императора Цяньлуня от 1768 и 1790 гг. была запрещена торговля российскими товарами на всей территории Синьцзяна [7, С.174-175]. Это привело к изменениям в направлениях торговых потоков. При этом товары из Тибета по-прежнему поступали в Синьцзян (поскольку обе территории номинально являлись неотъемлемыми частями Цинской империи) и, в то же время, через земли Кашмира – в ханства Средней Азии. Кроме этого, российские торговцы прибегали и к разного рода уловкам, которые позволяли им обходить запретительные законы китайских властей. К примеру, татарские купцы, заручившись письмами от султанов Среднего и Старшего жузов о якобы казахской принадлежности товара, вывозили с Оренбургской и Сибирской линии отечественный товар непосредственно в Кашгар, Кульджу, Чугучак и другие торговые города. Российские товары попадали в Синьцзян и с бухарскими караванами. Таким образом, у российских торговцев сохранялась возможность приобретения тибетских товаров в Синьцзяне даже в период запрета отечественным купцам вести торговые операции на северо-западе Китая. Такое положение сохранялось вплоть до середины 20-х гг. XIX в., когда торговые связи России с Синьцзяном были сильно подорваны вследствие участившихся нападений на караваны в Семиречье. Однако, внешняя торговля, встречая на своем пути препятствия, всякий раз находила либо обходные пути, либо прокладывала новые. Это непреложный закон развития всемирной торговли. Так, российские товары, встречавшие препятствия для сбыта в Синьцзяне, все в больших объемах стали сбываться в ханствах Средней Азии и в землях киргизов – вплоть до Памира и Ладака.

Знания россиян о Тибете, Кашмире, Пенджабе в конце XVIII – начале XIX в. значительно расширились. Это стало возможным, благодаря увеличению числа переводной литературы, а также публикации ”странствований”, ”записок” и иных мемуаров россиян, волею судьбы оказавшихся в этих далеких землях. Среди них особо следует выделить ”Странствование Филиппа Ефремова, российского унтер-офицера…” [19]. Он, как и Абдулла Амиров, о вынужденном путешествии по Востоку которого мы писали, во время пугачевского восстания на Урале волею судьбы оказался в Средней Азии, откуда под видом татарина отправился из Маргелана с местными купцами в Кашгар. Из Яркента его путь вместе с другими купцами лежал в Тибет. В 3-м издании ”Странствова-ния…”, подготовленного Петром Кондыревым, наряду с воспоминаниями Ф. Ефремова в разделе ”Тибет” добавлены сведения об этом районе Азии из иных, в том числе европейских, источников. Кроме собственно Тибета в разделе приведены сведения о Непале и Бутане. Филипп Ефремов заметил, что в Тибете разводят особый вид овец, шерсть которых ”подобна шелку” и употреблялась в Кашмире для выделки знаменитых шалей. В разделе упоминаются и иные богатства этого высокогорного края: золото, горный хрусталь, медные, железные и ртутные руды и т.д. Особую ценность имел ревень, который считался одним из лучших в Азии и представлял важную статью тибетского экспорта. Предметом тибетской торговли являлась и струя кабарги, которая ценилась выше, чем сибирская, поскольку обладала особым ароматом. Центрами торговли в Тибете были города Ладак и Лхаса. В независимом владении Ладак жило много купцов из Кашмира, которые вывозили отсюда местные изделия и продукты. Ладак играл роль и центра транзитной торговли, через который проходили пути из Тибета, Кашмира, Бадахшана, Синьцзяна, Средней Азии и Индии [19, С. 110-127].

В ”Странствованиях…” дано описание Кашмира и его торговой жизни. Автор отмечает, что в этом крае выращивались разнообразные фрукты, овощи, зерновые культуры, хлопок, выделывались шелк и знаменитые на весь мир кашмирские шали. Далее П.Кондырев счел необходимым добавить повествование Ф. Ефремова сведениями о торговле: ”…кашемирцы – народ довольно торговый, часто ездят в Индию и Тибет, также и Бухарию…Серебро достают из Тибета, где его в горах находится довольное количество; деньги повсюду видны почти одни серебряные” [19, С.130].

Несколькими годами позже (1792 г.) в Тибете и Кашмире побывал другой вынужденный путешественник – греческий митрополит Хри-санф Неопатрасский. В ”Объяснениях…”, подготовленных им для графа В.А. Зубова, содержатся ценные материалы, характеризовавшие торговые связи государств Востока. И хотя некоторые сведения явно преувеличены и неточны, тем не менее, увиденное митрополитом и отображенное им на бумаге представляет несомненный интерес для исследователей истории торговых связей России с народами и странами Азии. Автор заметил, что в Кашмире торговля сосредоточена в руках богатых индийских купцов: ”Богатства их и сокровища превосходят, наверно, всякого богатого государства” [15, С.282]. Говоря о Лхасе, митрополит заметил, что это многолюдный и богатый город, жители которого ”занимаются знатною торговлею с Китаем, Индией и с мунгалами (калмыками). Далай-лама покровительствует торговых людей, если они не христиане, и таковые пользуются совершенною свободою; всякие товары менять позволяют со взятием пошлины” [15, С.290].

Один из крупнейших отечественных исследователей истории внешней торговли России Г.П. Неболсин отмечал: ”Шерстяные платки и шали вывозятся из Кашемира и Тибета и доставляются к таможням или индийцами, или персиянами, бухарцами, а иногда русскими купцами: татарами и армянами” [14, Т.1, С.179]. Автор заметил, что кашмирские шали и материи, привозившиеся в Россию из государств Востока, в основном находили сбыт на Нижегородской ярмарке, а также Москве и Санкт-Петербурге. Во втором томе своей знаменитой работы Г.П. Не-болсин уточнил, что почти все шерстяные изделия, доставлявшиеся бухарскими купцами на Оренбургскую линию, были кашмирскими: ”Это единственный товар, доставляемый в Россию сухопутно из Индии; азиатцы берут кашемирские шали потому, что в случае нападения на караван удобнее скрыть их, дабы высокая ценность этого изделия могла вознаградить их убытки” [14, Т.2, С.178-179]. О количестве кашмирских шалей, привозимых на Оренбургскую линию, можно судить по статистическим данным Оренбургской таможни за 1818 по 1825 гг. (табл. 1)

Все доставляемые через территорию Средней Азии и казахские степи кашмирские шали и другие изделия подвергались таможенной очистке. В соответствии с тарифом 1822 г., с кашмирских шалей и платков взималась пошлина в размере 8 руб. сер. с фунта, по тарифу 1831 г. произошло увеличение сбора на 12 Ѕ %, а к середине XIX в. с этого товара стали взимать пошлину в размере 10 руб. 50 коп. сер. с фунта. [14, Т.1, С.382]. Повышение таможенных пошлин отчасти было вызвано тем, что в России, как и в Европе, менялась мода; более популярными и востребованными на внутреннем рынке становились отечественные товары из козьего пуха. Кроме этого во второй четверти XIX в. возрос импорт в Россию британских шерстяных изделий; расширилось и отечественное производство, в том числе шалей и платков по качеству практически не уступавших кашмирским.

Оренбуржье было не единственным местом импорта кашмирских шалей. Значительная их часть экспортировалась в Иран, а оттуда расходилась в другие страны, включая и Россию. При этом следует заметить, что спрос на кашмирские шали в Иране оставался достаточно высоким на протяжении всего рассматриваемого периода. С купеческими караванами шали расходились по всему Среднему и Ближнему Востоку. К примеру, в Решт в 1847 г. из Багдада и Шираза было привезено 200 кашмирских шалей на общую сумму 10 тыс. руб. асс. [4, Л.193] А в 1848 г. только из Тебриза было вывезено шалей на общую сумму 177 100 руб. [Там же, Л.57] В 1849 г. в Россию из Тебриза было доставлено шалей на сумму 1 150 руб., а в 1850 г. – 8314 руб. [Там же, Л.321] В 1850 г. в Константинополь было доставлено из Тебриза шалей на сумму 409 924 руб. Таким образом, товары из Кашмира попадали в Россию разными каналами: через Синьцзян, ханства Средней Азии, Афганистан, Иран, Османскую империю.

К середине XIX века торговые связи Российской империи с Кашмиром, Пенджабом и Тибетом значительно расширились. Это стало возможным, в частности, за счет увеличения импорта восточных товаров через европейские границы. Великобритания, усилив экспорт из Индии, большую его часть реэкспортировала в государства Европы и Россию. Как заметил русский исследователь Н.И. Тарасенко-Отрешков, характеризуя российско-индийские торгово-экономические связи в середине XIX века, ”ныне торговля России, как непосредственно чрез страны, отделяющие Индию от России, так преимущественно посредством англичан, значительна” [20, С. 9]. Более того, автор отметил, что Индия ”в некоторых статьях заграничного нашего отпуска становится нашею соперницею в Европе”. [Там же]

Таким образом, на протяжении второй половины XVIII – первой половины XIX века торгово-экономические связи России с Кашмиром, Пенджабом и Тибетом расширились. Все стра-

Таблица 1. Динамика привоза кашмирских шалей на Оренбургскую линию

Показатель	1818	1819	1820	1822	1823	1824	1825	1826	1827
Количество	987	288	369	261	96	159	528	298	138
На сумму	378360	157460	193475	145300	29550	46570	393230	264600	99325
Средняя цена одной шали	383	547	524	556	308	293	745	887	719
% стоимости шалей в общем годовом привозе	9.6	4.6	6.7	13.8	24.8	5.7	16.2	22.6	11.2

Источник: ГАОО, ф.339,оп.1,д.29, л.270 об. – 280 (Подсчитано нами. – В.Ш.)

ны были заинтересованы во взаимной торговле. И хотя прямые контакты между их торговцами были редкими, тем не менее, при посредничестве среднеазиатских купцов товары из России находили сбыт на рынках северной Индии и Тибета. Кроме этого, возросший английский экспорт сырья и изделий из Южной Азии в Европу способствовал увеличению притока восточных товаров в Россию через европейскую границу, черноморские и балтийские порты.