Компенсационные миграции 1930-х гг. на Кубани и Ставрополье

В изучение отечественного опыта управления миграционными процессами нельзя обойти вниманием административный подход, активное применение которого в нашей стране характерно для периода 1930-х гг.

Колоссальные задачи, поставленные государством, требовали качественных трудовых ресурсов, освоения новых территорий, средств для проведения индустриализации. Новая власть решала важнейшую для себя задачу – разрушение традиционной культуры, переход общества от экстенсивной к интенсивной социально-исторической модели, радикальному изменению ментальности. Существенным элементом этой новой системы было введение санкций насилия на витальном уровне, что, по мнению советских идеологов, позволит традиционному субъекту более эффективно вписаться в новую систему. В рамках административного подхода в управлении миграцией человек воспринимался как винтик в огромной государственной машине, место которому определяет сама машина, и люди, которые ей управляют.

1930-е гг. – период, в течение которого произошли события, прямо и косвенно повлиявшие на демографическую динамику Кубани и Ставрополья. Массовые выселения жителей станиц, попавших на «черные доски» (так называемая «кулацкая ссылка»), голод 1932–1933 гг. привели к существенному сокращению здесь численности населения. Значительное сокращение численности населения в таком важном с экономической и стратегической точки зрения регионе, могло иметь негативные последствия, чего власть не могла допустить. Для решения проблемы была предпринята попытка заселения этих территорий лояльным советской власти населением – в первую очередь демобилизованными красноармейцами.

20 декабря 1932 г. Реввоенсоветом Союза за подписью заместителя наркома обороны М.Н. Тухачевского была принята секретная директива № 97299 о порядке вербовки, отбора и отправки красноармейцев в Полтавскую и другие станицы [1].

Особо указывалось, что отбор должен проводиться из числа «добросовестных колхозников, хозяйства которых находятся на неудобных землях и в условиях малоземелья». Уроженцы Северного Кавказа и Украины вербовки не подлежали. В составе завербованных должно было быть не менее 40% «тщательно проверенных» членов и кандидатов партии и 20% комсомольцев. С ними проводилась соответствующая идеологическая работа: беседы об экономике Северо-Кавказского и Азово-Черноморского краев, о роли казаков при царизме и Советской власти, о политике партии в вопросах колхозного строительства [2].

Среди переселенцев распространялась брошюра А. Радина и Л. Шаумяна «За что жители станицы Полтавской выселяются с Кубани в Северные края», в которой ясно утверждалась мысль – «кто не с нами, тот против нас».

«Районы Кубани позорно отстали в хлебозаготовках… А в станице Полтавской мы имеем, по существу, контрреволюционное выступление против советской власти… Вот причины, которые приве- ли к тому, что жители станицы Полтавской сурово наказаны советской властью – выселяются с кубанского чернозема за пределы края. Над этими причинами обязаны призадуматься жители и ряда других районов, станиц и сел Северо-Кавказского края… Кубань должна быть очищена от контрреволюционного кулачья и его пособников. Кубань должна быть и будет очагом цветущего социалистического земледелия. Кто не пожелает этого – будет убран с дороги» [3].

В том же русле публикует материалы, обличающие контрреволюционные элементы в станице, местная периодическая печать: «В станице Медведовской орудовал враг», «Лишить паразитов приусадебных земель», «Кулаки, белогвардейцы, лодыри – вот кто хозяйничал в Старокорсун-ской», «Добьем врага» и др.

Переселение красноармейцев регулировалось государственным переселенческим комитетом, велась строгая документация, материалы которой сегодня рассекречены и находятся на хранении в фондах Российского государственного архива экономики (РГАЭ).

При анализе документов в РГАЭ государственного переселенческого комитета обращает внимание на себя масштабность планируемых мероприятий. Так в первоначальной телеграмме начальника Главного управления рабоче-крестьянской красной армии (ГУРККА) Фельдмана в переселенческий комитет от 11.09.1933 г. представляется разнарядка переселяемых красноармейских семейств по районам края: Славянский район – 1 200 чел.; Краснодарский – 2 100; Тихорецкий – 1 150; Тимашев-ский – 1000; Ейский – 1000; Усть-Лабинский – 800; Брюховецкий – 500; Армавирский – 500; Павловский – 800; Кореновский – 600; Кущевский – 500; Старо-Минский район – 900; Курганинский – 250; Крапот-кинский район– 200 чел.; всего 12 000 человек [4].

В отчете о результатах вербовки демобилизованных красноармейцев в Азово-Черноморский и Северо-Кавказский края отмечается, что было предложено завербовать по директиве Замнаркомво-енмора т. Каменева 15 900 семейств, в итоге завербовано 17 280 и фактически отправлено к новому месту жительства 16 681 семейств. Заметно перевыполнение плана, не считая глав семей, членов семей было переселено 34 255 чел. [5]. Средний размер семьи составлял 3 человека, это, как правило, молодые люди, недавно создавшие семью и имеющие одного ребенка.

Переселенцев на Кубань и Ставрополье дали фактически все военные округа. Так Московский военный округ (МВО) направил в регион 4 720 семейств, Белорусский военный округ (БВО) – 4 714, Лениградский (ЛВО) – 2 486, Приволжский (ПРИВО) – 1 850, Украинский (УВО) – 1 773, Северо-Кавказский (СКВО) – 162, Среднеазиатский военный округ (САВО) – 905, Кавказская краснознаменная армия (ККА) – 71 семейство [6].

Власть понимала, что закрепление вновь прибывших на новых местах напрямую связано с наличием подсобного хозяйства и денежных средств. Несмотря на сложную экономическую ситуацию в стране, в отчетном документе говорится об отправлении с переселенцами крупного рогатого скота в количестве 3 684 ед. и о расходах по переселению в сумме 2 404 630 р., в число которых входят: выдача пособий, расходы по командировкам, покупка ж/д билетов, продовольствие и фураж на дорогу и др. Из этой суммы наиболее значительную часть составили выданные 100-рублевые пособия каждому завербованному семейству. Для того времени это были довольно значительные деньги.

В РГАЭ находится документ на имя Председателя Всесоюзного переселенческого комитета при СНК СССР, показывающий политику и тактику выделения денежных средств переселенцам-красноармейцам. «Приволжский военный округ по решению крайкомов ВКП(б) Нижней Волги и Урала, сообщается в документе, оставил на территориях последних из числа завербованных красноармейцев на Северный Кавказ 1 098 красноармейцев, из коих всего было поднято со своих мест жительства и возвращено обратно 701 человек и распределено по другим краевым колхозам и совхозам 153 человека. Таким образом, всего было поднято и оставлено на Нижней Волге и Урале 854 красноармейца.

Этим красноармейцам выданы округом подъемные деньги по 100 рублей каждому, всего 85 400 рублей. Приволжский военный округ запрашивает – подлежат ли возврату указанные подъемные деньги.

Считаю, что эти деньги ни в коем случае нельзя требовать обратно, т.к. все 854 красноармейца были подняты со своих мест жительства и тем самым введены в непроизводственные расходы по вине государства» [7].

Определяя переселение на Кубань и Ставрополье как важную политическую задачу, и понимая, что могут обостриться отношения с местным населением, возникнуть вопросы относительно правильности мер репрессий в отношении казачества ГУРККА приказывает выделить спецуполномоченных переселенческого комитета в каждый район, куда переселяются красноармейские семейства и крупные станицы, куда вселяется не менее 300 чел.

Местное население и переселенцы противопоставлялись друг другу, наряду с репрессивными мерами в отношении местных станичников осуществлялась поддержка переселенцев. Методика организации этой поддержки и ее конкретные экономические составляющие прописывались в постановлениях и распоряжениях.

Так рекомендовалось переселяемые семейства комплектовать в специальные колхозные бригады по 50-60 чел. трудоспособных с учетом членов семьи, а колхозы должны были обеспечить эти бригады орудиями производства, инвентарем, тяглом, с тем, чтобы эти бригады «были бы наиболее сильно технически вооружены». В частности в донесении говорилось «В колхозе обязать МТС первоочередным обслуживанием красноармейских бригад для того, чтобы эти бригады находились в наиболее благоприятных условиях в колхозах» (выделено - В.Р.) [8].

Колхозы несли ответственность за обеспечение красноармейских бригад продуктами (с приложением количества и перечня обязательных). Кроме того колхозы должны были создать специальные хлебные фонды в размере 25-50% потребного до нового урожая для обеспечения исходя из нормы потребления хлеба аналогично численности при вселении красноармейцев в станицу.

Уделялось внимание и бытовым проблемам. Ставилась задача подготовить к приезду красноармейцев отремонтированное жилье, обеспечить его наличием кухонных плиток, гвоздей, стекол. Переселенцам планировалось выделение долгосрочных кредитов на хозяйственное обзаведение исходя из 300 р. на каждое семейство и 100 р. на каждую семью для приобретения скота и птицы [9].

Колхозы, принимавшие переселенцев, так же получали значительные льготы. Предполагалось освободить все колхозы, имеющие переселенческие семьи от индивидуальных поставок молока, мяса, картофеля на 1934-1935 гг. на 100%; освободить посевы колхозов имеющих в своем составе переселенцев-красноармейцев от хлебозаготовок по зерновым, масличным и картофелю на 50% посевного задания красноармейских бригад; все переселенческие красноармейские семьи на 3 года освободить от оплаты с/х налога, кроме того освободить на 1 год от сельскохозяйственных налогов посевы тяглоогородные и сенокосные угодья закрепленные, согласно производственных планов, за красноармейскими переселенческими бригадами [10].

Все административные структуры должны были предоставлять отчетную документацию организационного и хозяйственного характера о красноармейских переселенцах. В Центре документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК) представлены отчеты и докладные записки политотдела МТС Азово-Черноморского края за 1933 г. о реализации программы закрепления красноармейцев на Кубани. Так, в политдонесении № 6 от 26 декабря 1933 г. начальника политотдела Новопластунов-ской МТС Гатина говорится, что при колхозах «Молот» и «Заря революции», расположенных в ст-це Старолеушковской, организованы 3 полеводческие бригады из переселенцев-красноармейцев. В колхозе «Молот» укомплектованы красноармейцами-переселенцами 2-я и 3-я бригады. Во 2-й бригаде 28 красноармейских семей и 17 семей родственников, в 3-й бригаде того же колхоза 24 семьи красноармейцев и 18 семей родственников, в 3-й бригаде колхоза «Заря Революции» 29 семей красноармейцев и 15 семей родственников. Соответственно трудоспособных 89, 79 и 96 чел. [11].

Как же воспринимали эти льготы сами переселенцы, явились ли они той опорой государства, тем костяком новой колхозной системы, который пыталась создать советская власть? Ведь нельзя снимать со счетов и то, что они направлялись по разнарядке армейских подразделений, соответственно переселение имело «добровольно-принудительный» характер.

Многие переселенцы были искренне рады тому, что попали на Северо-Западный Кавказ. Их восторженные письма сохранились в архивах.

«Наша задача не только построить образцовые колхозы на Кавказе, а доказать всем трудящимся, как мы красноармейцы умеем работать. В условиях Кавказа всего можно добиться. Нужно иметь только старание и желание работать» [12].

«Я попал туда, куда мечтал давно. Вот тут и есть, как мне кажется, и настоящая жизнь… Если пожелаете работать и пить виноградное вино, то просим, пожалуйста» [13].

«Квартира хорошая, огород большой, очень хорошие сады. В избе у нас есть русская печь, топим дубовыми дровами… В нашем доме было оставлено 3 стола, койка деревянная, комод для белья, шкафчик для посуды... хорошая собака, кошка, скамеек 4 штуки - не такие, как у нас, а лучше много раз, а богов и икон так много, что печки топим» [14].

Вместе с тем, возникшие сложности, нерешенность многих бытовых проблем: не подготовленное жилье, задержка посевного материала, задержка выплаты пособий и др. вызывала у переселенцев отрицательные настроения. Среди переселенцев, отмечает источник, шли и такие разговоры: «Если на Кубани будет плохо, то сбежим, а там что будет» [15].

Эти настроения были следствием не только хозяйственных и бытовых проблем, но и психологического климата, которой складывался вокруг переселенцев. Имели место случаи запугивания переселенцев разговорами о голоде, о малярии, мести местных жителей и т.д.

Наивно было бы предполагать, что оставшиеся местные жители восторженно встретили переселенцев. Противостоянию способствовало и материальная поддержка переселенцев на фоне голодного существования казачьих станиц, их идеологическая подготовка.

Документы наполнены цитатами из докладов оперуполномоченных собранных оперативным (через осведомителей) путем. В разговорах местные жители отнюдь не радушно встречали вновь прибывших: «… Вы приехали на голодную смерть, с казаками не уживетесь, уезжайте обратно и т.п.» [16].

В отдельных случаях наблюдалось открытое противостояние местных жителей и переселенцев.

Так «в ст. Васюринской переселенцу Коновалову была подброшена анонимка следующего содержания: “… Если будешь жить тут, то приду и убью”. В ст. Крыловской 31.10. возле дома переселенца Артеменко был произведен выстрел сыном кулака, высланного на Север, пытавшегося затем ворваться в дом переселенца…» [17].

«Хорошей жизни Вам на Кубани не будет, придется умирать от голода и малярии, выезжайте обратно (ст. Тимашевская, ст. Поповическая)» [18].

Все это имело определенные последствия, стали наблюдаться случаи возвращения некоторых переселенцев на прежние места.

Несмотря на то, что переселенческая политика к концу 1933–1934 г. принимает более масштабные формы, и регион принимал переселенцев с Урала, из центральных областей России, из южнорусских и украинских областей (к середине декабря 1933 г. на Северо-Западный Кавказ прибыло 105 эшелонов с общим числом переселенцев 38 504 чел., из них мужчин – 19 499 чел., женщин – 11 388 чел., детей – 7 617 чел., в том числе: коммунистов – 4 201 чел., комсомольцев – 3 527 чел. [19]), ответственные за переселение отмечали, что за октябрь-декабрь 1933 г. сбежало из мест вселения более тысячи человек [20].

Основными причинами бегства были помимо указанных недочетов при вербовке, ряд дефектов допущенных на местах при расселении и хозяйственном устройстве переселенцев, под влиянием агитации антисоветского элемента. Всего бежало с Кубани и Ставрополья 1 638 чел. / из них 554 побега предупреждены, в том числе по районам: Каневской район – 131/73, Усть-Лабинский – 79/35), Брюховецкий – 197/77, Тихорецкий – 203/62, Кореновский – 67/40, Кропоткинский – 27/14, Павловский – 190/77, Славянский – 157/56, Краснодарский – 127/64, Тимашевский – 105/34, Кущевский – 49/0, СтароМинской – 135/5, Курганинский – 7/0, Ейский – 93/0, Армавирский – 44/11, Белореченский – 9/0, Майкопский – 2/0, Ессентукский – 7/0, Воровсколесско-Александровский – 9 чел. / из них 6 побегов предупреждены [21].

Из числа бежавших переселенцев основная масса приходится на одиночек – 90,5%, семейные составили соответственно 9,5%, среди них большое количество групповых побегов. Не принесла желаемого результата и идеологическая подготовка, 43,7% бежавших были коммунистами и комсомольцами. В связи с массовым характером возвратной миграции в документах появляется термин «обратничество».

Вместе с тем, значительная часть переселенцев остается на новых местах жительства. Разоренная коллективизацией, высылкой и голодом станица не способна была противостоять государственной переселенческой программе.

Проведенные компенсационные миграции в общих чертах решили возникшую демографическую проблему в регионе. Переселенцы были, как правило, выходцами из крестьян, они довольно быстро адаптировались к трудовой деятельности станиц, гармонично вписавшись, насколько можно говорить в этой ситуации, в хозяйственную и повседневную жизнь.

По воспоминаниям И.Л. Полежаева, жителя станицы Уманской, только приезд переселенцев спас ее полное уничтожение. «Станица немного ожила. Правда, здесь главную роль играют теперь переселенцы – белорусы, народ крепкий, надежный, трудолюбивый и симпатичный. Для станицы их приезд равносилен вливанию крови в организм умирающего человека, что его и спасает в конечном счете. Своими собственными глазами увидел я эту агонию. Боль и ужас в сердце» [22, с. 57].

Несмотря на компенсационные переселения, численность населения региона существенно уменьшилась. Смерть людей репродуктивного возраста, высокая детская смертность существенным образом повлияли на численность населения Кубани и Ставрополья, которая не смогла восстановиться и к концу 1930-х гг. Не подлежит сомнению, что это сказывалось на общем состоянии страны, подрывало ее потенциал, не говоря уже о психологическом состоянии населения районов, охваченных голодом, бессилии, подавленности, страхе и т.п. Речь идет не о сотнях и тысячах погибших от голода и репрессий, а о гораздо большем числе человеческих жизней.