Либертарианство как постмодернистский социопроект

LIBERTARIANISM AS POSTMODERN SOСIAL PROJECT

Vyacheslav A. Remizov

Moscow State Institute of Culture,

Valeriya A. Tikhonova

Moscow State Institute of Culture,

Valentina S. S adovskaya

Moscow State Institute of Culture,

В современное бифуркационное время довольно сложно осуществить устойчивый мониторинг множества социосистем, взглядов, концептов, теорий и подходов. В последние десятилетия в научный оборот влились такие понятия, как «симулякр», деконструкция», «дискурс», «текст», «ситуационизм», «мейнстрим и так далее. Постмодернизм еще в ХХ веке довольно зримо мимикрировал под формальную логику в работах Г. Роззака, Р. Барта и др. Достаточно отметить, что в энциклопедии «Альтернативная культура», изданной в Екатеринбурге в 2005 году, уже было включено более 150 формально-логических терминов и понятий [1]. Они активно входят в научный оборот. Одни понятия со временем теряют смыслы, устаревают и исключаются из оборота, другие закрепляются в познавательном процессе, сливаясь с потоком более общих социокультурных конструктов: «мультикультурализм», «геттоиза-ция», «толерантность», «общечеловеческие ценности», «ризомизация», «регулятивные (англосаксонские) нормы», «гендерные регулятивы», «личная свобода выбора пола» и т. п.

Нет сомнения в том, что даже закрепляясь в общественном «дискурсе», весь этот «понятийный букет» вторично фильтруется социокультурной практикой и формирует текущие познавательные мемы. Вместе с тем, здесь проявляется и другое. Ряд социоконструктив-ных идей-понятий не выдержали испытания практикой, оказавшись ошибочными, не соответствующими реалиям или достаточно спорными. Так, например, произошло с концептами «толерантность», «общечеловеческие ценности», «мультикультурализм». Полемика ведется по поводу понятий «либеральный демократизм», «свобода личности», «правила», «свобода гендерного выбора», «ризома» и др. Естественно, что последние, в свою очередь, сливаются с волной поиска новых идей общественного развития, цивилизационного процесса. Особое внимание здесь привлекают такие проблемы, как свобода личного выбора, долга, ответственности, отношения в системах «Я – Другой», «Свой – Чужой», «Моя культурная ценность – Иная культурная ценность». Неслучайно поэтому, что в наши дни актуализировалась концепция либерализма в форме неолиберализма и либерального демократизма. Причем, несмотря на внешнюю функциональную контрарность, все это сводится к идее абсолютизации свободы, понимаемой в рамках агрессивного предпринимательства, накопления личного капитала, финансово-экономического волюнтаризма, подчиняющего личную жизнь и общественно-ценностные ориентиры.

Основные характеристики неолиберализма, порой противоположные, такие как акцент на свободном рынке и участие государства в регулировании конкуренции, отмечаются в «Краткой Российской энциклопедии». При этом авторы подчеркивают, что с конца ХХ века происходит «сближение идей либерализма, консерватизма и социал-демократии» [2, с. 323]. Одновременно неолиберализм рассматривается как теория и практика процесса трансформации социал-демократического развития. При этом основные принципы функционирования социал-демократического государства, предусматривающие полную трудовую занятость населения, повышение уровня благосостояния народа, безопасность граждан и другие, входят в противоречие с принципами неолиберального государства, где за основу берется накопление капитала без учета занятости населения и роста его благополучия. В России в 90-х годах прошлого века эти противоречия приобрели особенно искаженные формы.

В наши дни возросла англо-саксонская враждебность к различным формам социальной поддержки. Система безопасности сведена к правовому минимуму, абсолютизирована роль административных постановлений и судебных решений. Деятельность оппозиции сводится к защите индивидуальных прав и свобод че- ловека. Напрашивается вывод, что перед нами образец псевдолиберальной идеологии, имеющей безграничную финансово-экономическую свободу, именуемую свободой рынка, но на деле конституирующей бесконтрольное подчинение рыночных процессов определенным группам лиц, которые сумели подчинить своим корпоративным интересам основные направления общественного развития.

К числу главных черт такого образа жизни, сложившегося вследствие деформации демократических принципов хозяйствования, Э. Фромм относит «ориентации», которые именует как «эксплуататорские» и «рыночные» [13. с. 37]. «Эксплуататорская ориентация» представляет собой образ мыслей и действий людей, для которых при достижении своих целей все средства хороши, когда желаемое разрешается получать любыми способами, в том числе, с помощью подлога и насилия. В силу этого любой человек рассматривается как объект возможного манипулирования и эксплуатации. И что важно отметить: он оценивается по степени управляемости.

«Рыночная ориентация» – это когда в обществе главенствует отношение к человеку как к товару. Здесь неслучайно вводится термин «человеческий капитал». Успех может прийти к человеку только тогда, когда он пользуется спросом и умеет себя хорошо позиционировать, другими словами, продать себя на рынке труда. Ценность человека определяется не его личностно-профессиональными качествами, а успехом в рыночной конкуренции.

Таким образом, неолиберализм оказался теорией, согласно которой система спекулятивных рыночных отношений и рыночного обмена в полной мере применима к любым сферам человеческой деятельности, в том числе и как регулятор морально-нравственных отношений. Неслучайно поэтому, что поиск концептуальных социоидей в стиле «liberty» продолжается. Сегодня он в значительной степени сосредоточен вокруг идеи либертарианства. В него включались такие теоретики как Карл Гесс, Дэвид Ноланд, Джон Хосперс, Джон Боуз и др. [2].

Надо отметить, что и современная Украина устами ее администрации определила свой курс

«как либертарианский». Особую популярность либертарианство обрело в США. Здесь можно выделить философа и писателя Айн Рэнд (Алиса Розенбаум). Художественному осмыслению либертарианства посвящен популярный и в России роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» [11]. Проповедуемая ею философия основана на принципах индивидуализма и эгоизма, являющихся интеллектуальным обоснованием консервативных западных ценностей, хотя сама она свою философскую систему назвала «объективизмом». Заметим, что объективизм есть мировоззренческая позиция, в основе которой «…лежит ориентация познания на социальнополитическую нейтральность, на воздержание от социально-критических оценок о ценностях и целях, мировоззренческих и нравственных проблемах…», что само по себе приводит к абсолютизации несущественного и случайного, что, в свою очередь, оборачивается нигилизмом по отношению к культурно-историческому процессу, к миру человека, «не подмененному отношением вещей» [12, с. 453]. Перед нами маскировка классического субъективизма, который отрывает субъекта от его деятельности и от характера его взаимоотношений с другими.

В гносеологическом плане такой «объективизм» не только оборачивается «субъективизмом», но и сопрягается с «разумным эгоизмом», особой направленностью на собственное «Я». Это выражается в современном концепте «рационального индивидуализма», ориентированном на «человека» организации» как объединения исключительных «Я». Отсюда в исследовательских работах по либертарианству отмечаются три его принципиальных недостатка: 1. Слабость связи между социальным действием и личностью; 2. Отсутствие возможности «поступить иначе» или «онтологических реальных альтернатив»; 3.Аксиоматичность не «свободы воли», а «свободного действия» (индетерминизм) [8, с. 49]. Это касается по существу обоих современных направлений в либертарианстве: событийно-причинного (event-causal) и «аген-ства» (agent-causal) [3, с. 103]. Отметим, что по понятным причинам понятие «либертарианство» отсутствует в советском «Философском энциклопедическом словаре» (М., 1983). Но его нет и в «Большом энциклопедическом словаре» (М., 2002), в «Социологическом энциклопедическом словаре» (М., 1998). Нет его и в «Словаре иностранных слов» (М., 2008) [7, с. 5].

Поисковые системы интернета, характеризуя «либертарианство», отмечают в его теории такие принципы: человек принадлежит только себе, он абсолютно свободен; человек не обязан жить во имя какой-то внешней цели, а только ради субъективного интереса; нельзя применять общественное насилие по отношению к тем, кто не применял физического насилия; отказ от государственного регулятива в пользу индивидуального суверенитета; отказ от общественного перераспределения государственного валового дохода [2]. В этом ряду принципов можно отметить связь с уже известными в политической идеологии и философии явлениями. Во-первых, помимо крайнего эгоцентризма (солипсизм) в данном случае явно обозначен фактор анархизма и представлены черты реакционной формы экзистенциализма, а также – позиции субъективно направленного буржуазного консерватизма. Все отмеченное давно признано как ценностно-мировоззренческие крайности, и отсюда они насыщены не только агностическим субъективизмом, но и оценочной ограниченностью, а поэтому определяются на гранях социального потребительского прагматизма.

В связи с этим будет уместно актуализировать ряд функционально-позиционных моментов. Первый относит нас к замечанию немецкого философа 20-х годов ХХ века Эрнста Трельча, выделившего «нарциссический комплекс» западных культур (а-ля: либертарианство), а именно то, что они понимают и утверждают только «самих себя, и как завоевателей». Второй момент отсылает к О. Шпенглеру и А. Тойнби, которые связывали историческое развитие с конкуренцией цивилизаций по типу «вызов-ответ»: та цивилизация определяет эпоху, которая на ее «вызов» конструирует смыслоадекватный «ответ». Третий момент связан с позицией Н. Я. Данилевского. Он, отмечая конкурирующие характеристики Запада и России, указывал на «самостоятельность» российской цивилиза- ции, но при этом шел дальше, отмечая, что есть еще и коллективная человеческая идентичность, а отсюда возникает вопрос о коллективном выживании человечества в целом. Эту же мысль мы находим у В. Вернадского, подчеркивающего, что «человечество» живет, несмотря на раздоры, еще и некой «общей жизнью». Таким образом, вырисовывается системно противоречивая картина: нарциссизм Запада – «Вызов» времени – необходимость адекватного «Ответа» и «коллективное выживание». Они, в силу всеобщности, не могут обретать согласованность с нарциссическими идеями либертарианства. Между тем, отмеченный «нарциссизм» встроен в идею свободы и «высшего целеполагания».

Подобное «высшее» в духовном багаже либертарианцев перерождается в идею избранности – государства, этноса, нации, личности. Это прямой путь к фашизации сознания. В начале ХХ века мы услышали лозунг «Германия превыше всего». Сегодня из уст президентов США Барака Обамы, а затем и Джо Байдена звучат утверждения об особой миссии Америки и североамериканцев в цивилизационном развитии человечества. В силу таких аргументов США сегодня навязывает всему миру свои «правила». Это государство окутывает земной шар военными базами, биологическими лабораториями, повсеместно объявляет насильственные санкции, вплоть до «запрета русской культуры», организуя в различных регионах режимы «социального управляемого хаоса» и «цветных революций».

Таким образом, либертарианство – это прямой путь через профашистское мировоззрение к профашистскому социальному действию. Ей противоречит иная позиция и стратегия: «Диктат единственного субъекта объединения народов должен сменить диалог» [11, с. 22]. Совершенно очевидно, что здесь отражаются две обозначившиеся в современном общественном сознании модели социально-экономического, духовнокультурного и историко-цивилизационного развития. Одна модель –англо-саксонский капитализм (в том числе и либертарианство), другая модель – социоориентаризм (в его научно-теоретическом понимании). Во всяком случае, сегодня можно убежденно говорить об устойчивом тренде, ориентирующем сообщества в сторону второй модели.

При этом отметим, что современная Россия обозначила на уровне конституции, то есть Основного Закона Российской Федерации, а также на уровне государственной политики, свою «социальную ориентированность». В статье 7 Конституции РФ сказано: «Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека».

Духовно-ценностная атмосфера современного российского общества, ее основные ориентиры в организации социальной жизнедеятельности, характеризуются следующим:

– в основе живого социального опыта для большинства представителей современного российского общества лежит общий для всех поколений предшествующий референтный исторический период [4, с. 8].

– восприятие Россией мира окрашивается поворотом к Востоку с его обращенностью к гуманистической духовности, а не к западным постмодернизму и либертарианству, философии консьюмеризма.

– нарастает внимание к «романтическому проекту» (Л. Шестов), в котором представлен приоритет не идей прагматизма, а идеи братства, русского мессианства, не противопоставления, а единения «русского мира» в духе «всеединства» (В. Соловьев, Н. Федоров), ибо, как утверждал В. Шуберт, русские способны радоваться счастью другого и жить жизнью другого [14, с. 298].

Но эти духовные ориентиры не упраздняют социальную поддержку, гражданское и социальное обеспечение: увеличение прожиточного минимума, гарантированность трудоустройства. Такие позиции занимают 74% населения страны [6, с. 8]. Это проявилось в конкретной форме и тогда, когда вырабатывались стратегии развития России до 2030 года и далее.

Все обозначенное в значительной мере обусловило и самоидентификацию россиян в социокультурных, исторических и групповых рамках [5, с. 7]. Здесь устойчиво проявляются и даже возрастают показатели «поколенческой» оси идентификации: дети – родители. Существенно укрепляются «локальные» оси идентификации: свой город, район, регион, республика. Как известно, именно об этом говорил в свое время Ю. Лотман, отмечая, в частности, что культура есть «пространство собственных имен».

Вместе с тем, как резюмируют исследователи, идентификация россиян претерпевает насыщение а) рациональными отношениями; б) материальным наполнением. Однако эти две тенденции не определяют содержание и суть российской самоидентификации. Ведущими здесь выступают обычаи, чувства, о которых писал еще Н. Бердяев в работе «Судьба России»: сострадательность, общинность, уважение к иному во взглядах и верованиях, стремление к справедливости, а также русский традиционализм, интуитивность и приверженность к идеалам добра [10. с. 7]. Государство и гражданское общество активно поддерживают эти ориентиры, опираясь на массмедиа, общественные и политические движения, церковь, учреждения культуры и искусства.

Как мы видим, в современной России, как в части целого, проявляются и черты мировых социокультурных трендов, и свои специфические, только ей присущие черты, характеризующие ее цивилизацию, ее социокультурную сущность. В наиболее обобщенном плане можно отметить, что состоянию ценностномировоззренческой атмосферы современного российского общества присуща особая тональность, выражающаяся в осознании самодостаточности и одновременно в стремлении обрести себя в трансформирующейся реальности. Эта позиция контрирована либертарианству. Она лишена крайнего постмодернистского индивидуализма и государственного эгоизма. Она привержена системе полилога и взаимного сотрудничества во благо международного цивилизационного созидания.