Лион Фейхтвангер и его Пауль Крамер: к вопросу о психотерапевтических механизмах в эмигрантской литературе

Персонажи, наделенные более или менее ярко выраженными автобиографическими чертами, достаточно широко представлены в мировой литературе. И нередки случаи, когда создание такого персонажа выполняет определенную психотерапевтическую функцию – это можно встретить как в классической литературе, так и в неклассической. В первом случае показательным примером может служить роман «Страдания юного Вертера», который Гете, как известно, писал, чтобы самому не стать Вертером [Людвиг 1965: 67–83]. В современной литературе стоит отметить в качестве примера Фредерика Бегбедера, который, как демонстрирует в своей статье А. К. Корюкова [Корюкова 2010], создает в романе «Windows on the World» персонажа-двойника Картью Йорстона, что позволяет ему символически пережить собственную смерть.

Автобиографический компонент некоторые исследователи – например, Г. Вальтер – обнаруживают в исторических романах

Л. Фейхтвангера [см.: Чирка 2017], которые, как принято считать, составляют основную и наиболее ценную часть его творческого наследия [Апт 1979: 191–192; Изотов 2010: 20; Kleinschmidt 1988: 201 и др.]. В еще более явном виде автобиографический элемент присутствует в произведениях Фейхтвангера, посвященных актуальным событиям немецкой истории. В частности, он довольно очевиден в романе «Изгнание» (1939), где трудности жизни в эмиграции изображены на основании личного опыта Лиона и Марты Фейхтвангер [см.: Köpke 1989] и их окружения. Но, на наш взгляд, с более интересным случаем автобиографического включения мы имеем дело в романе «Братья Лаутен-зак» (1943). В этом аспекте нас интересует такой персонаж, как Пауль Крамер – представитель немецкой интеллигенции, оппозиционной зарождающемуся и укрепляющемуся национал-социализму.

Остановимся на тех чертах этого персонажа, которые имеют значение в контексте обозначенной проблемы.

• 1.    Пауль, по определению повествователя, – «полуеврей» [Фейхтвангер 2011: 101], причем в его внешнем облике акцентированы «нос с горбинкой, …живые карие глаза» [Фейхтвангер 2011: 100] – черты, которые, как правило, отличают людей с семитским происхождением [Внешность евреев URL]. Д. В. Затонский отмечает «строжайшую функциональность» [Затонский 1988: 281] портрета у Фейхтвангера. Портрет Пауля тоже «функционален»: его семитские черты важны, так как подчеркивают его статус «чужака» в новой немецкой реальности. Для нас же важно еще и то, что перечисленные внешние черты есть и у самого автора.

• 2.    Пауль Крамер – автор «единственного подлинно критического труда о Рихарде Вагнере» [Фейхтвангер 2011: 95]; статьи «о том, почему немцы оказались столь восприимчивыми к нацизму» [Фейхтвангер 2011: 101]; исследования, посвященного популярности магии [Фейхтвангер 2011: 158]; «статьи о Гитлере как литераторе» [Фейхтвангер 2011: 201]. Учитывая разнообразие проблем, которые затрагиваются в его научных и научно-популярных трудах, можно в качестве обобщения предложить для него определение «публицист» или «журналист». Художественным творчеством Пауль не занимается. Но в слове повествователя он, тем не менее, неоднократно назван писателем: «он писатель, а не юрист» [Фейхтвангер 2011: 103], «…свой писательский труд» [Фейхтвангер 2011: 103]. Сам герой тоже называет себя «писатель Пауль Крамер» [Фейхтвангер 2011: 105]; он говорит сестре: «Я не рыцарь, я писатель» [Фейхтвангер 2011: 163].

• 3.    Следующий аспект, заслуживающий пристального внимания, – взгляды героя. Его ценностные установки определяются, во-первых,

  бескомпромиссной оппозиционностью идеологии и практике национал-социализма; во-вторых – безусловным приоритетом разума, рационального начала. Пауль ощущает себя участником «сражения между наукой и суеверием» [Фейхтвангер 2011: 204]. К иррациональному он относится негативно и усматривает в нем большую опасность: «Насаждение магии и мистики – самый легкий способ удержать массы от нежелательных размышлений. <…> Поэтому-то в сегодняшней Германии все мутное, туманное имеет такую притягательную силу. Поэтому Гитлеру и его клике легче завоевать массы, чем Марксу и Фрейду» [Фейхтвангер 2011: 117–118].

• 4.    И, наконец, заслуживают особого внимания биографические обстоятельства Пауля Крамера. Во-первых, он не просто занимает анти-нацистскую позицию – он стремится донести до широкой публики, насколько опасен национал-социализм: «Я считаю свои долгом указать людям на сеть, в которую их хотят поймать» [Фейхтвангер 2011: 163]. Ту же цель преследует и Фейхтвангер – о чем он заявляет, например, в предисловии к роману «Семья Опперман»: «Я стремился …показать читающим людям всего мира подлинное лицо нацизма и опасность

  нацистского господства» [Фейхтвангер 1992а: 312]. В эти годы творчество Фейхтвангера во многом определяется его «этической ответственностью» [Симян 2015: 264]. На Парижском конгрессе писателей он завершает свою речь словами «Я всегда старался своими историческими романами служить делу разума и бороться против глупости и насилия» [цит. по: Изотов 2010: 27], которые справедливы и по отношению к его романам о современности.

Здесь Пауль высказывает мысли, принадлежащие, очевидно, самому автору. Они звучат и в других его художественных произведениях: «Семья Опперман», «Успех», «Гойя», «Изгнание». Например, один из героев романа «Семья Опперман» отмечает, что причина успеха нацистов – «самое низкопробное невежество» [Фейхтвангер 1992а: 349] их сторонников. Об этом же Фейхтвангер говорит и в публицистике. Он известен своими симпатиями к советскому государству, которые отрицательно сказались на его репутации [Köpke 1989: 216, 219]; и в СССР он видел, прежде всего, «государство только на базисе разума» [Фейхтвангер 1990: 164].

Борьба Пауля против магии и мистики, отстаивание им разума лежит в основе не только его идеологического противостояния с национал-социализмом, но и личного противостояния с Оскаром Лаутенза-ком. Лаутензак стремится «околдовать» его сестру Кете Зеверин, «внушить ей …веру» [Фейхтвангер 2011: 220], побуждает «безнадежно утонуть в своем чувстве» [Фейхтвангер 2011: 128]. Пауль же, напротив, желает « отрезвить ее», хочет, чтобы она «исцелилась от своего безумия » [Фейхтвангер 2011: 127; курсив мой. – А.П .]. Когда Оскар хочет подчинить себе волю Кете, но она вспоминает о брате, – у нее «настораживается разум» [Фейхтвангер 2011: 219]. И именно Пауль, отстаивающий разум и вступающий в борьбу с различными проявлениями иррационального, становится в романе «Братья Лаутензак» носителем и выразителем авторских взглядов.

Во-вторых, роковую роль в судьбе героя сыграла его статья о «Гитлере как литераторе», или «статья о стиле Гитлера». После поджога Рейхстага Пауль намерен бежать из страны, но выбраться из Берлина ему не удается. Влиятельные наци – Ульрих фон Цинздорф и глава штурмовиков Манфред Проэль – используют эту статью, включенную в дело Пауля [Фейхтвангер 2011: 316], чтобы повлиять на решение Гитлера. «Гитлер был очень чувствителен к критическим суждениям о своем немецком языке. Своим стилем он гордился» [Фейхтвангер 2011: 316–317]. В итоге Пауль приговорен к смерти, и мотивировано это так: «Пусть на меня клевещут сколько душе угодно. Но чтобы такой человек, как Крамер, нападал на немецкий язык, пачкал благороднейшее достояние нации и в дальнейшем, – этого я не потерплю» [Фейхтвангер 2011: 318]; «Я обязан надеть намордник на Крамера» [Фейхтвангер 2011: 319].

У самого Фейхтвангера тоже была своя «статья о стиле Гитлера», после которой его имя было занесено в соответствующие списки, – роман «Успех» [см.: Хильшер 1979: 167], посвященный провалу мюнхенского «пивного путча». В своих «Автобиографических заметках» он пишет: «Ввиду того, что писатель Л.Ф. позволил себе заметить, что в книге Гитлера “Моя борьба”, содержащей 164000 слов, 164000 раз нарушены правила немецкой грамматики или стилистики, собственные книги писателя Л.Ф. были преданы поруганию, на него было возведено 943 чрезвычайно грубых клеветнических обвинения, …его книги были объявлены ядом для германского народа» [Фейхтвангер 2003: 32].

В «Успехе» с Гитлера списан образ монтера Руперта Кутцнера – главы партии «Истинные германцы», основанной в Мюнхене [Затон-ский 1988: 292]. Введя в роман «Успех» этого героя, Фейхтвангер сразу же критически высказывается о его стиле: «Владелец типографии начал выпускать небольшую газетку, выражавшую взгляды Руперта Кутцнера. Правда, его идеи в напечатанном виде производили в достаточной мере жалкое впечатление» [Фейхтвангер 1992б: 198]. Кутцнер назван «несчастным истерическим субъектом» [Фейхтвангер 1992в: 179], его сторонники – «группой особо отсталых» [Фейхтвангер 1992в:

243], а поднятый ими путч - «дурацким мятежом» [Фейхтвангер 1992в: 243].

«Все время повторявшиеся фразы Кутцнера» [Фейхтвангер 1992в: 255] во время суда над «истинными германцами» после провала путча, по определению присутствующего на процессе Тюверлена, «бессодержательны» [Фейхтвангер 1992в: 255]. Кленк, временно примкнувший к «истинным германцам», дает их вождю уничижительную характеристику: «Вечно и днем и ночью дерет глотку, а вот когда дошло до дела, - он закрывает рот и накладывает в штаны» [Фейхтвангер 1992в: 178]. Наконец, одному из героев романа - Антону Мессершмидту -поручаются рассуждения об умственной неполноценности «истинных германцев», в том числе главных вождей путча Руперта Кутцнера и генерала Феземана, прототипом которого был Людендорф [Затонский 1988: 281]: «Этот человек …превратился в безумца. И этого безумца и после войны не выгнали и не заперли в сумасшедший дом. Безумец сидел здесь, в Мюнхене, и поддерживал другого, умственные способности которого тоже были не в блестящем состоянии » [Фейхтвангер 1992в: 94; курсив мой. - А.П .]. Роман «Успех» не просто критически заострен против национал-социализма - он наполнен ироническими и саркастическими интонациями в адрес наци и их сторонников в целом и лично Гитлера.

Наконец, необходимо обратить внимание на общность Пауля Крамера с героями-эмигрантами - она есть, даже несмотря на то, что он уехать из Германии не успевает. Когда он принимает решение покинуть страну, он объясняет это в разговоре с сестрой Кете такими словами: «Не я отказался от Нюрнбергерштрассе. Берлин отказался от меня. Берлин меня выплюнул» [Фейхтвангер 2011: 273]. Что характерно, Гитлер тоже называет его «чужак» [Фейхтвангер 2011: 317], то есть несовместимость героя с реальностью Третьего рейха осознается, так сказать, с обеих сторон. Пауль - герой того же типа, что и эмигранты из романа «Изгнание», которых «выталкивает» враждебный им Третий рейх (см. об этом: [Поршнева 2014]), и подобно им, Пауль поставлен в ситуацию ценностного выбора.

С одной стороны, он испытывает сильную привязанность к своему городу: «Он любит эту страну, любит этот некрасивый Берлин, сросся с этим ландшафтом и покидает город с болью» [Фейхтвангер 2011: 270]. С другой - Пауль понимает, что «здесь его на каждом шагу подстерегает опасность» [Фейхтвангер 2011: 269-270], и намерен «отряхнуть прах этой страны от ног своих» [Фейхтвангер 2011: 274]. Герой романа испытывает к Германии в целом и к Берлину в частности противоречивые чувства, составляющие сложный комплекс притяжения и отталкивания, привязанности и отвращения. В точности такой же акт аксиологического самоопределения, выбора отношения к покинутой родине совершают герои-эмигранты – и у Фейхтвангера, и у других авторов немецкого эмигрантского романа.

Психологию такого выбора Фейхтвангер очень хорошо понимал. Он чувствовал не только отвращение к национал-социализму, но и сильную привязанность к Баварии, которая «прорастала» в его романах, например, упоминаниями характерных черт баварского быта (как в «Изгнании»). Такой ностальгически окрашенный фрагмент есть и в романе «Братья Лаутензак»: «Фокусник Калиостро тоже ценил портниху Альму. <…> Вся окружавшая ее атмосфера – ее спокойная медлительность, непринужденный народный говор – напоминала ему родные края. Она ставила перед ним пиво, колбасу, редьку, искусно нарезанную ломтями и посоленную, а он говорил об Оскаре. Алоиз привык к этому точно так же, как привык, приезжая в Мюнхен, выпивать по вечерам кружку пива в дымном, шумном, мрачном ресторане “Францисканец” и жаловаться на тяжелые времена» [Фейхтвангер 2011: 249]. И с точки зрения развития романного сюжета, и с точки зрения характеристики персонажей приведенный фрагмент никакой роли не играет. Упоминание «народного говора» и типичных блюд баварской кухни – свидетельство ностальгии Фейхтвангера по Мюнхену и Баварии.

Итак, Пауль типологически близок героям-эмигрантам. Решение покинуть страну окончательно оформляется у него после поджога Рейхстага и имеет следующую мотивировку: «Здесь ему больше делать нечего. Теперь здесь господствует неприкрытое насилие, против которого можно бороться пока только с необыкновенной изворотливостью, а эти качества отнюдь не являются его сильной стороной. Если он и сможет действовать, то лишь по ту сторону границы» [Фейхтвангер 2011: 269]. Таковы же могли быть и аргументы, которые в 1933 году удержали самого Лиона Фейхтвангера от возвращения на родину.

Все отмеченные черты (от происхождения до биографических обстоятельств), общие у Фейхтвангера и его героя, позволяют заключить, что в образе Пауля Крамера он воплотил самого себя и «разыграл» альтернативный вариант собственной биографии. Как известно, Фейхтвангер оказался в эмиграции благодаря «счастливой случайности» [Хильшер 1979: 168], которой могло и не быть. Он остался в живых в реальности, но символически погиб в своем романе.

Поэтому «Братья Лаутензак» – это не только художественное разоблачение преступлений национал-социализма, но и ответ на вопрос, что было бы, если бы Фейхтвангер остался в Германии. Другие его произведения тоже содержат следы раздумий на эту тему – они замет- ны, например, в том, как выстроена сюжетная линия Густава Оппермана. Многочисленные следы «прорастания» авторской личности в личности героя свидетельствуют, что Фейхтвангер испытывал определенное чувство вины перед теми, кто боролся против нацизма в самой Германии и погиб; и в романе «Братья Лаутензак» происходит непрямое проговаривание этой травмы. Внимание к биографическим и психологическим аспектам эмиграции Фейхтвангера помогает прояснить логику характеров и сюжетных решений в этом его романе.