Многоязычие в художественной литературе: статус, рецепция, тенденции

Интерес литературоведов к многоязычной литературе и вопросам многоязычного творчества сигнализирует о творческом потенциале многоязычия в общественной, частной, интеллектуальной и культурной жизни. Вслед за растущим вниманием к вопросам мультикультурализма, массовой миграции и глобализации литературоведение направило вектор своего внимания на писателей, которые «играют в двуязычные игры», а также на потенциал и возможности, которые можно найти в много-язычности художественных произведений. Однако многоязычие ни в коем случае не может быть названо исключительно современным явлением. А вот в противовес ему может быть выражена идея одноязычного общества, которая имеет тесную связь с современностью и идеей национального государства. Парадигма многоязычия, многоязычной практики имеет намного более длинную историю по сравнению с одноязычием.

Говоря о статусе многоязычия в современном обществе, можно отметить, что в нем до сих пор доминирует одноязычная парадигма наряду с параллельным функционированием многоязычных практик. Но, несмотря на это, заинтересованность исследователей-литературоведов в применении транслингваль- ного подхода в исследовании языка и лингво-дидактике стимулировала научный интерес к процессу, когда используется весь коммуникативный репертуар говорящего, а языки и культуры плавно перетекают друг в друга, где-то помогая, а где-то мешая. В данном контексте актуализировался термин трансъязычие, поскольку в современном мире нарастают транскультурные и транслингвальные «потоки» (transcultural flows) [5], по выражению А. Пэн-никука, которые неизменно меняют и языки, и культуры.

Всеохватность и релевантность явления много- / мультиязычия рассматривается в работах различных лингвистов и переводове-дов. Например, такие концепты, как «транслингвизм», «транскультурализм», как отмечает З.Г. Прошина, являются тесно связанными между собой, обнаруживают новые переходные грани и синергетически развивают новые направления языкознания, литературоведения, педагогики, переводоведения, рекламо-ведения и, возможно, других дисциплин и реальной практики [2, с. 164].

Для исследования явления литературного многоязычия в различных культурных контекстах, а также связанного с ним транслингвизма с целью предоставления нового понимания его репрезентативных, формальных и интерпретационных аспектов мы рассмотрим соответствующий аспект творчества писателей – представителей многоязычной парадигмы, проанализируем подходы зарубежных исследователей к заявленной проблематике, выявим основные особенности многоязычной писательской практики на основе классических образцов многоязычной литературы, а также ее культурологическое значение.

В писательской сфере и сфере художественного перевода во всем мире работают писатели, относящие себя к многоязычной парадигме и занимающиеся различными видами литературных многоязычных практик, включая творчество на нескольких языках, переход от одного языка к другому, самоперевод и создание литературных произведений, которые непосредственно в той или иной мере являются многоязычными текстами.

За прошедшее десятилетие было издано значительное количество работ, в которых исследовалось литературное многоязычие в том или ином ракурсе, начиная от критики явления многоязычия, его периодизации, обоснования теоретических подходов к данному явлению и заканчивая явлением многоязычия в контек- сте художественного перевода. Концепция литературного многоязычия и идея многоязычной литературы формируют три основных блока вопросов, связанных с представлением, формой и интерпретацией и касаются политических, эстетических, этических и творческих аспектов многоязычных текстов.

Художественные тексты отражают и воплощают реальность многоязычного общества с его многоязычными звуковыми ландшафтами повседневной жизни и разнообразием предлагаемых им языковых коллабораций. Понимание языкового плюрализма, эстетика и политика языковых пограничных зон, контактных зон или зон перевода, а также роль художественного перевода (успешного, частичного или неудачного) – все это имеет культурологическое и социальное значение в многоязычных текстах.

Многоязычие является мощным инструментом, посредством которого можно бросить вызов национальной сфере, оспорить существующие языковые и культурные иерархии, сделать более размытыми жесткие категории идентичности. В литературной сфере многоязычные произведения способны открыть новые, более тонкие грани литературного представления и поэтического мышления о жизни человека в постоянно меняющемся социальнокультурном контексте, о перманентном посредничестве между собой и другими.

Помимо сказанного выше для нас важным будет отметить, что литературное многоязычие поднимает также иной блок вопросов о форме подобной литературы: можно ли ее отнести к определенной художественной форме или все же считать многоязычную литературу экспериментальной или гибридной и каков потенциал эстетики, заложенной в ней.

Если обратиться к ярким образцам многоязычия в русской литературе, то следует назвать историко-философский роман-эпопею Л.Н. Толстого «Война и мир», в котором писатель весьма часто прибегает к иностранной речи в светских диалогах персонажей. Так, например, в первом томе романа можно выделить четыре вида кодового переключения (перехода на другой язык):

• •    русский – французский;

• •    французский – русский;

• •    русский – французский – русский;

• •    французский – русский – французский.

Само произведение открывают строки на французском языке с переводом в виде сноски. Наиболее часто встречается кодовое переклю- чение: русский → французский → русский. Например:

– Сейчас. A propos, – прибавила она (Анна Михайловна), опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de Morte Mariet, il est allié aux Montmorency par les Rohans [Кстати, – виконт Мор-темар, он в родстве с Монморанси чрез Роганов], одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l’abbé Morio [аббат Морио]; вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем [3, с. 160].

Можно предположить, что в данном случае французский антропоним обусловливает употребление французской речи, французских вкраплений в русскоязычный текст.

Тот факт, что французская речь в романе то появлялась, то исчезала в различных изданиях книги, свидетельствует о том, насколько масштабным и оправданным было двуязычие данного художественного произведения. В.В. Виноградов в следующем ключе интерпретирует двуязычность романа «Война и мир», говоря о том, что русский язык «сталкивается и смешивается с французским. Это двуязычие свойственно не только стилю документов эпохи и системам диалогической речи, но и самому авторскому повествованию. Толстой видел в этом двуязычии симптом стилистической достоверности исторического романа, залог его соответствия стилю изображаемого времени и воспроизводимой среды» [1, с. 123].

Следовательно, бесконечное стремление Л.Н. Толстого к предельному реализму в конгломерате с описываемой автором эпохой требовали ясного, всеохватного использования французского языка. Взаимодействие русского и французского языка в произведении великого классика – это не только пример двуязычной игры, используемой для воплощения реальности многоязычного общества и создания характеристики персонажей, но и особая форма проявления авторской точки зрения.

Безусловно, творческий потенциал многоязычной литературы в отношении формы и структуры велик, и вопросы относительно интерпретации многоязычного произведения/ли-тературы весьма актуальны. Разумеется, автор может ориентироваться на «идеального читателя», который понимает все языки и может получить доступ к тексту как единому целому, не отвлекаясь на подстрочник, не отрываясь от основной сюжетной линии произве- дения. Наряду с таким нечастым читателем, существуют и другие читатели, для которых один или несколько языков произведения не являются понятными или просто незнакомы. В таком случае многоязычный текст порождает разные уровни смысла и оказывает различное воздействие на описанные выше типы читателей. Идеальный читатель романа-эпопеи Л.Н. Толстого ‒ тот, кто бегло читает как на русском языке, так и на французском, сможет оценить и полноценно воспринять значение каждой двуязычной страницы, диалога, фрагмента, сможет впитать гармонию и самость языков и культур в их уникальности и взаимодействии. Такой идеальный читатель сможет извлечь различные значения из подобной многоязычной формы – значения, которые связаны со множественными идентичностями и литературным, культурным и социально-политическим потенциалом контактов русского и французского языков и людей, которые на них говорят.

Однако большинство читателей многоязычных произведений не могут быть этим самым воображаемым идеальным читателем, в результате чего закономерно возникает вопрос: каково влияние подобных произведений на читателя, который может читать его только на одном из языков? Что будет, когда читаешь текст, понятный лишь частично? Какую шутку сыграет «нечитаемость» обозначенных выше типов текстов с читателем?

В случае романа Л.Н. Толстого «Война и мир» его воздействие на одноязычного читателя будет отличаться от его воздействия на идеального читателя. Одноязычному читателю, скорее всего, каждый фрагмент с иноязычными вкраплениями будет напоминать о чем-то, что находится за пределами его досягаемости, а именно о существовании языка и культуры, которые остаются вне границ их понимания. Таким образом, многоязычные произведения художественной литературы по-разному обращаются к разным читателям, передавая с помощью вариативных средств сообщение о том, что может быть недоступным и что возможно осознать, изучив иной язык, иную культуру и получив тем самым доступ к иным вариантам прочтения, которые порождает многоязычный текст.

Как отмечают исследователи многоязычной литературы, сложность многоязычия позволяет преодолеть границы языка и национальной идентичности. Одной из особенностей многоязычного текста является его сосре- доточенность на межъязыковых и межкультурных различиях, которые стимулируют читателей на проверку своих собственных языковых границ. Однако у различных читателей границы могут кардинально отличаться.

Как отмечает Ш. Саймон, позиционируя многоязычие и перевод в пространственном ракурсе и анализируя их воплощение в пространстве, эти два процесса метафорически напоминают отель, как площадку для многоязычия и перевода с одного языка на другой. Исследовательница отмечает сложное взаимодействие, граничащее с конкуренцией между языками в многоязычной среде. В своей статье “The Hotel as a Translation Site: Place and NonPlace, Difference and Indifference” Ш. Саймон подчеркивает всю парадоксальность одновременного сосуществования изобилия языков и лингвокультурного опыта, которые, напротив, подрывают возможность реального взаимодействия с особенностями культур. Делая вывод о том, что перевод не может гарантировать отдельные реальности, Ш. Саймон задается вопросом о потенциальности возникновения индифферентного отношения к данному явлению многоязычия в связи со слишком большим различием или повторением типичных различий, а также дает несколько классификаций подобного безразличного отношения, начиная с нейтрального равнодушия и заканчивая активным ожесточением себя по отношению к иной культуре, языку, мышлению [7].

Распространение и перевод популярной литературы в многоязычной среде формирует альтернативное культурное пространство с лингвистической динамикой, которая отличается от традиционной, так называемую высокую литературную культуру того или иного времени.

В статье С. Келлмана «Литературный транслингвизм: что и почему?» исследователь приходит к выводу, что транслингвальные тексты часто являются метаязыковыми, концентрирующимися на самом языке, и поэтому они более приспособлены к двусмысленности и демонстрируют большее осознание относительности [4, с. 341], имеется в виду относительности языков разного уровня. Писатели-транслингвы не только воссоздают собственный транснациональный опыт, они олицетворяют усиливающийся транслингвизм непосредственно в социуме.

Однако существуют иные мнения о ценности подобной литературы. Так, некоторые авторитетные исследователи придерживают- ся мнения, что невозможно написать что-то стоящее кроме как на родном языке. Немецкий романтизм постулирует, что для каждой нации и каждого человека существует только один язык, способный выразить подлинный дух. В ходе разработки основ теории перевода в своем эссе 1813 г. «Über die verschiedenen Methoen des Übersezens» («О различных методах перевода») Фридрих Шлейермахер отрицает возможность транслингвальной литературы, заявляя, что невозможно писать что-то имеющее художественную ценность на иностранном языке: «es nicht möglichistet was der Uebersetzung, sofernsie Kunst ist, würdiges und zugleich bedürftigesurspränglich in einerfremden Sprachezuschreiben» [6, S. 77]. И хоть писать в совершенстве даже на одном языке мало кому дано, стихи Петрарки на итальянском и латинском языках, Райнера Марии Рильке на французском и немецком и Фернандо Пессоа на португальском и английском опровергают постулат о невозможности полноценного культурного творчества в рамках мульти- и транслингвизма.

С практической точки зрения можно ожидать, что в работах писателя-транслингва в связи с обозначенными нами особенностями создаваемых им многоязычных художественных произведений будет преобладать большая языковая свобода, подпитываемая эмоциональной устойчивостью, более широким диапазоном воображения их творца, отсутствием фиксированной идентичности и объективным осознанием относительности вещей. Вместе с этим влияние литературного многоязычия на языковые границы читателей может носить как мотивационный, так и отчуждающий от иного языка и культуры характер, если реципиентом произведения не является «идеальный читатель».