Наблюдения над семантическими и синтаксическими преобразованиями в комическом контексте

Введение такого распространителя при сказуемом, как плачут в нерабочие часы , способствует актуализации наравне с прямым и переносного значения слова актриса ‘о человеке, показывающем себя не таким, каков он есть на самом деле; о притворщике’ (СлРЯ 1: 30).

Я отморозил пальцы ног и уши головы !.. (Чирков и Берендеев: 61).

Коммуникативно «лишним» является определение уши головы , но его смысловая нагрузка неоспорима (контекстуальный знак малограмотного человека).

Окказиональная синонимия отдельных лексем или словосочетаний усиливает комический эффект в демонстрации речевых возможностей персонажей:

– Я стал другим человеком , Натэлла. Не веришь? Я в институт поступил. Более того, я - студент (Блюз для Натэллы: 49).

– В Ленинграде, увы, ждет меня аспирант Рабинович Григорий, я дала ему слово.

– Я тоже выучусь на аспиранта. Прочту много книг. Можно сказать, я уже прочитал одну книгу.

– Как она называется?

• - Она называется - повесть .

  – И больше никак?

  - Она называется - СерафимовичХ (Блюз для Натэллы: 50).

Контекстуально ложными синонимами являются другой человек – студент (появляется частичное совпадение в значении ‘социальный статус’); повесть – Серафимович (отождествляются наименование жанра и фамилия писателя, интегральная сема ‘название’). Данная парадигматика развивается при совпадении синтаксической функции (в первом случае – функции сказуемого, во втором – обстоятельства).

Стиль Довлатова, как отмечают исследователи-литературоведы, характеризует приоритетность диалога над описаниями и рассуждениями. Динамика разговора способствует возникновению окказиональных комических смыслов. Прежде всего это проявляется при парцеллировании простого или сложного предложений:

– Как там наши? – спросил я.

– Многие померли, – ответил Секин, – например, Шура Глянец. Глянец пошел купаться и нырнул. Да так и не вынырнул. Хотя прошло уже более года (Хочу быть сильным: 45).

В приведенном выше примере несоответствие действия и его продолжительности с реальностью.

– Дядя, – сказал он, – помогите! Окажите материальное содействие в качестве двенадцати рублей! Иначе, боюсь, пойду неверной дорогой!

- Один неверный шаг , - реагировал дядя, - ты уже сделал . Ибо просишь денег, которых у меня нет. Я же лишь полковник, а не генерал (Чирков и Берендеев: 61).

В данном случае парцеллированием достигается акцентирование внимания на хорошем достатке офицерского состава вне зависимости от мнения отдельного его представителя, намеренно преуменьшающего истинное положение вещей.

– Обещаю, – сказал, чуть не плача, ефрейтор, – обещаю, товарищи, больше не буду. Пить больше не буду\

Потом он сел и тихо добавил:

– И меньше тоже не буду (Солдаты на Невском: 151).

Приведенная парцелляция приводит к семантической подмене: больше ‘в отрицательном предложении: далее , впредь; уже’, фраза И меньше тоже не буду меняет семантику слова больше на ‘ сравнит. степ. к наречию много’ (СлРЯ 1: 106).

Учитель пения говорил ему:

- Голоса у тебя нет . И души вроде бы тоже нет (Встретились, поговорили: 222).

Парцелляция апеллирует к известному выражению душа поет : отсутствие способностей к пению свидетельствует, по мнению героя, об отсутствии души.

- Я могу остаться в пятницу. Или в субботу.

– Нет, сегодня, – раздражительно выговорила Лиза, – я этого хочу.

– Я тоже, – просто ответил Головкер.

И затем:

– Останусь, если вы добавите мне рубль на такси. С возвратом, разумеется... (Встретились, поговорили: 224).

Парцеллирование является знаком передачи собирательного представления – образа жизни обывателя (холостяка). Семантически и отчасти функционально по- добным можно назвать, например, бессоюзное предложение определенной синтаксической структуры (все части, входящие в него, – односоставные, нераспространенные и неосложненные), ряд лексем которого по смыслу на первый взгляд никак не связан, но по сути является отражением традиционного меню холостяка советского времени: Дни потянулись томительной вереницей. Сон, кефир, работа, одиночество (Хочу быть сильным: 42).

В диалоге возможна резкая смена семантики одной или нескольких лексем при дополнении высказывания распространителями или уточнителями к ним. Такая тенденция отмечается чаще для слов и словосочетаний прецедентного характера:

Фрида сказала:

- Все мы - люди определенного круга .

Я кивнул.

- Надеюсь, и вы - человек определенного круга ?

– Да, – сказал я.

– Какого именно?

- Четвертого , - говорю, - если вы подразумеваете круги ада .

– Браво! – сказала девушка (Хочу быть сильным: 42).

– Я знаю, – сказала Фрида, – что вы пишете новеллы. Могу я их прочесть? Они у вас при себе ?

- При себе , - говорю, - у меня лишь те, которых еще нет .

– Браво! – сказала Фрида (Хочу быть сильным: 44).

Семантика ‘наличие’ сменяется антонимичной, синтаксическая функция лексемы остается неизменной.

Как-то раз около «Метрополя» я повстречал бывшего одноклассника Секина.

– Где ты работаешь? – спрашиваю.

– В одном НИИ.

- Деньги хорошие ?

- Хорошие , - отвечает Секин, - но мало .

– Браво! – сказал я (Хочу быть сильным: 44 – 45).

Характеристика количества сменяется характеристикой отношения к этому количеству, синтаксическая функция остается неизменной.

– Отчего ты грустный? – Секин коснулся моего рукава.

- У меня, - говорю, - комплекс неполноценности .

- Комплекс неполноценности у всех , -заверил Секин.

– И у тебя?

– И у меня в том числе. У меня комплекс твоей неполноценности .

– Браво! – сказал я . (Хочу быть сильным: 45).

Введенный уточнитель твоей провоцирует иное тема-рематическое членение с изменением смысла устойчивого выражения комплекс неполноценности (‘болезненное осознание своих недостатков, своей неполноценности’ (СлРЯ 2: 85)) и появлением дополнительного негативного оттенка при его употреблении ‘отсутствие желания воспринимать психологические проблемы другого человека’.

Отмечаются случаи семантической асимметрии при параллелизме синтаксических структур:

– Мало водки. Ты самый юный. Идив гастроном.

– А далеко? – спрашиваю.

– Туда – два квартала и обратно – примерно столько же (Когда-то мы жили в горах: 70).

Модифицирующее воздействие лексического значения отмечается в следующем примере:

– Как здоровье?

– Хвораю, – ответила тетушка Сира-нуш. – Надо бы в поликлинику заглянуть.

– Ты загляни в собственный паспорт , – отозвался грубиян Арменак. И добавил: – Там все написано (Когда-то мы жили в горах: 69).

Грамматическая семантика обстоятельства под воздействием лексической меняется: локализация места действия – локализация места воздействия.

Конфликтующими в прозе Довлатова становятся не только семемы отдельных лексем, но и разные литературные стили, намеренно неуместно использованные в ходе повествования. Так, в рассказе «Чирков и Берендеев» разговорная речь главных героев, дяди и племянника, тяготеет к построениям в соответствии с законами официально-делового стиля, что также приводит к формированию комического эффекта.

– Дядя, – сказал он, – помогите! Окажите материальное содействие в качестве двенадцати рублей! (Чирков и Берендеев: 61).

Неумение героев рассказа пользоваться официально-деловым стилем речи приводит к ошибкам в построении высказываний: Прошлую зиму, будучи холодно, я не обладал вигоневых кальсон и шапки (Чирков и Берендеев: 61). Комизм достигается подменой семантики отдельных лексем научного стиля (например, согласный (1), -ая, -ое: ‘лингв. образуемый при прохождении сильной струи воздуха через преграду в каком-либо месте речевого аппарата (о звуках речи)’; согласный (2) ‘с кем-чем. Придерживающийся одинакового с кем-либо мнения, образа действий’ (СлРЯ 4: 178): Есть, конечно, недовольные. Которые на службе у империалистов. Декаденты! Но их мало. Заметь, даже в русском алфавите согласных больше, чем гласных... (Чирков и Берендеев: 63).

Иногда герои Довлатова неоправданно употребляют фразеологические обороты, устойчивые высказывания и восклицания междометного характера, которые могут несколько преобразовываться в устах его персонажей или оставаться неизменными:

– Дядя, – возвысил голос захолустный родственник, – не причиняйте мне упадок слез ! Я сутки не ел. Между прочим, от голода я совершенно теряю рассудок. А главное – сразу иду по неверной дороге.

– Дорогу осилит идущий, – не к месту сказал Берендеев (Чирков и Берендеев: 61).

Идти по неверной дороге - ошибочное употребление фразеологизма идти по ложному пути ‘действовать неправильно, ошибочно; избирать неверное направление в жизни’ (СлРЯ 2: 197).

Иногда устойчивый оборот служит базой для реконструирования и передачи другого смысла ( упадок сил ‘ослабление или отсутствие физических или духовных сил’ (СлРЯ 4: 500) преобразуется в упадок слез - ‘плач’).

Советизмы-лозунги:

- Коммунизм построим! Поголовную безграмотность ликвидируем! Кухарка будет управлять государством!.. (Чирков и Берендеев: 63).

Употребление в речи героев регулярно повторяющихся в советское время кан-целяризмов-советизмов (переструктурированные или нет):

Антонина Георгиевна без конца твердила:

– Еду на «Ленфильм». Буквально на одну минуту. Плюну в рожу Киселеву и скажу: « Чиновнику – от драматической актрисы! Распишитесь в получении! » Или – еще лучше. Зайду в художественную часть и крикну: «Идиоты! Не может художественное целое подчиняться художественной части !..» (Роль: 179).

Само упоминание названия прецедентного текста формирует комический эффект в следующем примере:

– Внук Ираклий поздравляет с днем рождения бабушку Натэллу . В ее честь исполняется лирическая песня ...

Он выждал паузу и торжествующе договорил:

– Лирическая песня: « Ты еще жива, моя старушка ...» (На улице и дома: 217).

Одним из способов синтаксического трансформирования, создающего комический эффект, служит миграция в пределах одного текста (рассказа) 1) члена предложения с фиксированной синтаксической функцией или 2) интонационно дифференцированной группы высказываний с последующим изменением их коммуникативной роли.

– О чем мы будем говорить? О Джойсе? О Гитлере? ... А может быть, о Ясперсе или о Кафке ?

- О Кафке , - сказал я.

...

Останавливает меня коллега Барабанов.

– Вчера, – говорит, – перечитывал Кафку . А вы читали Кафку ?

– К сожалению, нет, – говорю.

- Вы не читали Кафку ?

– Признаться, не читал.

Целый день Барабанов косился на меня. А в обеденный перерыв заходит ко мне лаборантка Нинуля и спрашивает:

– Говорят, вы не читали Кафку . Это правда? Только откровенно. Все останется между нами.

– Не читал, – говорю.

Нинуля вздрогнула и пошла обедать с коллегой Барабановым

Возвращаясь с работы, я повстречал геолога Тищенко. Тищенко был, по обыкновению, с некрасивой девушкой.

– В Ханты-Мансийске свободно продается Кафка! – издали закричал он.

– Чудесно, – сказал я и, не оглядываясь, поспешил дальше.

– Ты куда? – обиженно спросил геолог.

– В Ханты-Мансийск, – говорю.

Через минуту я был дома. В коридоре на меня обрушился сосед-дошкольник Рома.

– А мы с бабулей Кафку читали!

Я закричал и бросился прочь. Однако Рома крепко держал меня за ногу.

– Тебе понравилось? – спросил я.

– Более или менее, – ответил Рома.

Тогда дошкольник вынес большую рваную книгу и прочел:

- РУФКИЕ НАРОДНЫЕ КАФКИ.

– Ты умный мальчик, – сказал я ему, – но чуточку шепелявый. Не подарить ли тебе ружье?

Так я и сделал (Хочу быть сильным: 43 – 44).

Миграция словоформы (о Кафке/Каф-ку) сопровождается трансформацией семантического наполнения: эталон эрудиции – эталон показной эрудиции – комический номен ‘преследователь’, звуковое искажение в устах ребенка (Кафка – сказка). В результате такой кольцевой динамики словоформы наблюдается семантическая замена ‘предмет разговора – творчество писателя’ на ‘события, сопровождающие упоминание имени писателя’.

Блок заготовленных фраз (с ведущими смыслами ‘пренебрежение, высокомерие, показная отстраненность’) героя рассказа «Встретились, поговорили» иммигранта Бориса Головкера (при общении с женой и незнакомыми советскими людьми: 1) Джинсы с тоником. Но без лимона. 2) Это уже не хамство. Однако все же не сервис ... 3) Такого со мной не бывало даже в Шанхае ... 4) Надеюсь, Горбачев хотя бы циник. Идеалист у власти – это катастрофа ... 5) Америка не рай. Но если это ад, то самый лучший в мире ... 6) Непременно расскажу об этом моему дружку Филу Керри... 7) Большевики меня поистине умиляют. 8) Я бы купил этого зеленоватого Тинторетто. Надо спросить – может, у большевиков есть что-то для продажи?.. 9) Цены, я так полагаю, указаны в рублях? 10) Прости, у меня завтра деловое свидание. Подумываю о скромной концессии. Что-нибудь типа хлопка. А, может, займусь электроникой. Меня интересует рынок ) теряет предполагаемое коммуникативное воздействие, по ходу развития сюжета будучи неуместно воспроизведенным лишь наполовину или опустошаясь содержательно (реплики-пустышки).

Таким образом, в комических рассказах С. Довлатова можно выделить ряды семантических и синтаксических преобразований, которые могут осложняться стилистически и выступать в комплексе. Семантические трансформации чаще встречаются при взаимодействии понятий в грамматической основе, в группе распространителей сказуемого либо в соотнесении лексем-распространителей в группе подле- жащего со сказуемым. Синтаксические трансформации проявляются прежде всего во включении в состав группы сказуемого коммуникативно «лишних» распространителей и при парцелляции простых и сложных высказываний.