Национально-специфические термины вежливости в адыгских языках

В любом языке человеческого общества выражены деятельность, мысли, чувства, окружающая среда, социальные взаимосвязи людей, отношение к старшим и младшим по возрасту, к женщине и мужчине, а также особый этикет, выработанный тем или иным народом и т. д. В настоящей работе мы хотим обратить особое внимание на специфические термины вежливости адыгских языков, используемые в случаях или обстоятельствах радостного сообщения или встречи (по-адыгейски – «гъэшIоныгъэ гущыIэхэр») уважаю- щих друг друга людей. В подавляющем большинстве термины вежливости такого рода образуются с помощью слова-суффикса -пкIэ со значением «цена» («стóит», видимо, произошедший от слова пыкIын в смысле «от души», «исходить от чистого сердца»). Речь идет о таких терминах вежливости у адыгов, как: хъ-упхъа-пкIэ («за прилежность», т. е. «премия»), лэжьа-пкIэ («за работу (даю), т. е. «зарплата»,) гуихы-пкIэ («дар за испуг»), укIыта-пкIэ («плата за стыд»), лъэхэхьа-пкIэ («дар за нарушение обычая избегания»), кIуа-пкIэ («дар за то, что пошел за тебя куда-то») и т. д. Такие термины несут заряд вежливого обращения и служат составной частью адыгской культуры, основанной на национальных традициях, и адыгского речевого этикета.

Вместе с тем следует отметить, что термины вежливости обычно объединяются и с экстралингвистическими явлениями, т. е. образуются с помощью языковых и внеязыко-вых средств. В данном случае термины вежливости типа гушIуа-пкIэ («плата за сообщение радости») превращаются из обычного слова со своим морфологическим строем в понятие с общим коммуникативным значением. Другими словами, лингвистическое средство преобразуется в логическое понятие и приобретает общенародное, общечеловеческое значение, отражающее культурные ценности данного народа.

Что такое «культурные ценности народа»? Для ответа на этот вопрос необходимо объяснить общественную значимость каждого термина вежливости, поскольку они являются не только обычными словами со своими лингвистическими объяснениями, а целыми понятиями культурной истории адыгского народа, наполненными национальным и социальным содержанием.

Предварительно следует отметить, что почти все термины вежливости ориентированы на душевное сближение людей, на смягчение их отношений. Лингвистическое толкование рассматриваемых терминов подсказывает, что они используются в языке со значением дарить что-то кому-то за что-то. Однако с точки зрения логики или культурной ценности они выражают лишь вежливое самовыражение общающихся друг перед другом, вовсе не обязательное для реализации их лексического значения. Главной общественной функцией терминов вежливости является создание корректного в этикетном смысле культурного взаимоотношения в обществе. Именно такие слова в полной мере показывают связь языка с культурой народа, создают сродство душ собеседников.

Так, термин гуш1уапк1э ( «дар за сообщение радости») используется при сообщении, несущем особый положительный эмоциональный заряд, например: сообщение о том, что родился сын так ждавшему его отцу;

живым и здоровым вернулся сын с войны к родителям; дочь поступила в высшее учебное заведение, выдержав конкурс, и т. д.

Первому лицу, сообщившему о радости, по обычаям адыгов, полагается гушIу-апкIэ («дар за сообщение радости»). Нужно отметить, что подношение за сообщение может иметь самую разную форму, и не носит обязательный характер, также не определен его размер и вид, но само подношение должно быть приятно и тому, кто сообщает, и тому, кому сообщают. В качестве предметов подношения могут выступать деньги, овца, курица или петух, платье, специальная вечеринка с празднично накрытым столом. Вид дара за радостное сообщение во многом зависит от возраста, пола, наклонностей сообщившего, а также от возможностей дающего гушIуапкIэ .

Термин гуихыпк1э («дар за неожиданный испуг») употребляется больше всего при игре в къандис - «душку»¹, при которой участники разламывают душку и устанавливают срок, в течение которого они не должны ничего брать друг у друга. Если же один берет что-либо у другого, то берущий должен сказать, что «помнит» о споре. Если же он не напомнил и взял какую-нибудь вещь, то тот, у кого он взял, заявляет (напоминает): « Къандис!» («душка»). При этом тот, кто забыл, сильно испугается с сожалением, что проиграл и теперь должен отдать условленный предмет спора. Однако выигравший игру, по обычаю, должен платить гуихыпкIэ – «дар за испуг» проигравшему. Здесь, как обычно, все строится на добровольных началах, никаких обязательств друг перед другом стороны не имеют – все совершается ради обоюдного веселья. Впоследствии термин гу-ихыпкIэ использовался при испуге (или при вызове испуга) пожилой женщины, или при неуместном шуточном сообщении чего-то страшного с целью напугать. Тот, кто пугал пожилого человека, должен был «откупиться» или извиниться перед старшим за испуг подношением гуихыпкIэ («подношение за то, что напугал»). При этом оба были довольны и благожелательны по отношению друг к другу.

У адыгов есть хорошее слово укIы-тапкIэ («дар за стыд»), используемое обычно при появлении молодых перед родителями или старшим по возрасту родственником после их женитьбы. Этот дар тоже считается знаком уважения родителей и старших. После свадьбы или даже при появлении перед родителями с первым ребенком, молодые появлялись перед старшими с каким-нибудь подношением, что воспринималось как великое выражение вежливости и воспитанности молодых перед старшими и достоно ими оценивалось. Выполнение этой этикетной нормы рассматривали в качестве признака воспитанности молодых. Разумеется, важность в данном случе имеет не ценность подарка, но соблюдение адыгского этикета, «адыгэ хаб-зэ», «адыгагъэ» – «адыгства». В подношении укIытапкIэ нет, конечно, ничего обязывающего, но соблюдение его как элемента культуры адыгов очень приятно и молодым, и старшим.

Термин лъэхэхьапкIэ («плата за преодоление избегания») является частью адыгской культуры и выражает уважение к старшим, олицетворяя вежливые взаимоотношения, в первую очередь, между свекровью или свекром и невесткой, между тещей или тестем и зятем. При первой встрече невестки со свекровью или свекром нужно было дарить лъ-эхэхьапкIэ, что знаменовало собой завершение периода действия обычая избегания и являлось обязательным выражением вежливости по отношению друг к другу. Стоит отметить, что лъэхэхьапкIэ должна была преподнести инициативная сторона, но, как правило, подношения совершались с обеих сторон. Плата за прекращение избегания – лъэхэхьапкIэ – за редким исключением сближала их. Иногда при горячем характере отношений или плохом воспитании одной из сторон, этот обряд нарушался, и обычай избегания снова возобновлялся. В фольклоре адыгов встречаются случаи подобного рода.

Слово гъэшIуапкIэ («подарок за почитание») является знаком уважения к старшим (родным, соседям, приятелям). Преподносится он, например, когда отсутствовавший долгое время молодой человек при возвращении домой, наносит визит соседке-старушке, справляется о её здоровье, обнимает её и при этом дает ей гъэшIуапкIэ в виде платка, бус, тапочек, носков или какой-нибудь безделушки. Этот дар, возможно, не очень ценный, имеет огромное морально-этическое значение, ведь соседский парень за долгое отсутствие не забыл её и пришел к ней с подарками. Такое отношение для неё – настоящий праздник души. Таким же образом, например, внучка, отсутствовавшая целый год, после сдачи экзаменов приехала на каникулы и в первую очередь посетила любимого дедушку, подарив красочную палку с изогнутой головкой в знак особого уважения – гъэшIуапкIэ. Дедушке это очень приятно, от этого подарка он молодеет душой. Разумеется, получатель подарка радуется не столько ценности палки, сколько тому, что внучка помнит о нем и по-прежнему любит его, не забыла адыгскую культуру выражения вежливости и уважения.

Когда-то у адыгских народов использовался термин тхьэпчъыIуапкIэ («дар за молебное причитание»). Такой подарок давали пожилой женщине, которая молилась при выводе невестки из комнаты молодых, и организовывали « нысэудж » – «танец с участием невестки», обычно среди женщин [2, с. 117–118].

Суть обряда, заключенная в слове тхьэпчъыIуапIэ , такова: родители невестки присылали длинный платок специально для обряда « нысэудж », во время которого этот платок должен быть перекинут через плечо той женщины, которая произносила напутственное моление-пожелание невестке. После завершения обряда моления, платок оставляли (дарили) той, которая пела молитву добра. Морфологический состав слова подсказывает его лексическое значение – Тхьэ «бог» + Iуа ( Iо ) «произносить» + пкIэ «стоит» («цена»), т. е. «цена за просьбу (причитание) перед Богом». Что же касается морально-этического или культурного значения этого обряда, то для общества он представлял большую ценность, выступая в качестве знака уважения, любви и сближения, поскольку далеко не каждой женщине доверяли вести этот обряд, и пользоваться правом первой обнимать невестку.

Слово кIуапкIэ («знак внимания (доверия) идти») или «выбор-доверие пойти», то есть некто доверяет именно тебе идти куда-то для решения важного дела. В этом термине имеется слово-суффикс -пкIэ, означающее в данном случае не «дарение», а выражает лишь «выбор», «доверие», т. е. из всех кандидатов-послов тебе больше всех доверяют быть посланным. Подобное отношение поднимает авторитет посылаемого, и именно в этом смысле данному слову придается культурно-этическое значение, поскольку самое дорогое для человека во все времена – доверие окружающих, доверие общества.

Взаимные отношения людей, основанные на поддержке и взаимопомощи, обусловили возникновение обычая улэупкIэ («плата за бескорыстную помощь»). В морально-этическом плане – это проявление человечности, вежливости и уважения человека к человеку. Помочь другу, соседу и просто знакомому человеку – характерная черта адыгов, воспитанных по законам «адыгагъэ» – «адыгства». Тот, кто помогал ближнему, не думал об оплате за труд, более того, если начнут платить за его труд (помощь), такой человек может и обидеться. Но тот человек, которому в нужный момент оказали бескорыстную помощь, как правило, все же хочет проявить человеческое внимание в награду за нее и в очень корректной форме, не обижая своего помощника, может сделать ему любезное подношение. Такое подношение в адыгской лексикографии обозначается словом улэупкIэ («плата за утомленность»). Разумеется, дарение за помощь не является обязательным, а служит выражением уважения, вежливости, проявляемых к человеку, составной частью традиционного этикета адыгов.

В адыгской свадебной обрядности присутствует обычай, когда невесту выводят из родительского дома, один из дружков жениха оставляет на столе или кладет незаметно под подушку деньги, сумма которых четко не определена, будучи зависимой от состояния и желания жениха. Этот акт этикета в языке адыгов отразился словом гъэтэджыпкIэ , означающим «дар за то, что девушка согласно встала и покидает родительский дом». Подарок расходуется по усмотрению родителей невесты. Оставленные гъэтэджыпкIэ подчеркивают уважение жениха к родителям и родственникам невесты.

Термин плъапкIэ («подношение за предсказание…») использовался, когда провидец или чаще всего эфенди («мулла») предсказывает человеку о том, что его ожидает в будущем. «Предсказание», если оно пози- тивно, смягчает человека, делает его бодрее; если же его ждет не совсем удачная жизнь, то мулла (провидец) все же оставляет человеку надежду на улучшения в будущем. Это придает веру в поправлении его дел, укрепляет в стремлении к лучшему. За «предсказание» обычно преподносят что-нибудь провидцу (или мулле). Такой дар, являвшийся необязательным, народ называл словом плъапкIэ.

Со словом плъапкIэ сходен по значению или характеру и термин пщапкIэ («подношение за то, что целитель (или мулла) подул на больного или больное место»). Суть этого обряда заключается в том, что если человек заболевал горячкой, страдал лихорадкой или предположительно подвергся сглазу, то приглашали целителя или эфенди (муллу), которые осматривали больного. За неимением лекарств и соответствующих знаний о характере болезни они что-то приговаривали и дули на больного, убеждая его и его родственников в том, что ничего страшного нет, скоро все пройдет и он поправится. Такое внушение в некоторой степени обнадеживало пациента и положительно действовало на родственников. Ободренные этим внушением родители или близкие считали своим долгом преподнести эфенди или целителю пщапкIэ («подношение за то, что подул на больного»).

Термин къэшъуапкIэ («подношение за танец») использовался применительно к традиционному ритуалу, проводившемуся в женском обществе в конце свадьбы и имевшему шуточный характер. У адыгов пожилым или замужним женщинам, как правило, не было положено танцевать на свадьбах, однако этот традиционный порядок нарушали в кругу женской компании. В конце свадьбы, когда невестку вводили на кухню, где находились в основном женщины, затевались танцы, на которых заставляли танцевать женщин-родственниц жениха. Некоторые из них отказывались принимать участие в этом действе и должны были оплатить несостоявшийся танец – и все присутствующие в шутку кричали къэшъуап-кIэ къыптефагъ «ты заслужила плату за отказ танцевать». Никто не отказывался платить «наказание». Обычно платили кружку бузы (бакъсымэ), жареная курица, узорчатые щэ-лам – «тонкие лепешки, жаренные в масле», фигурные и узорчатые хьалыжъо – «пирожки с сыром, испеченные в масле» и т. д. Этот ритуал вносил дополнительное веселье в женский коллектив. О тех женщинах, которые принимали танец и танцевали превосходно, днями и неделями ходили добрые хвалебные слухи не только в женском кругу, но и во всем свадебном обществе. Все эти элементы культуры вежливости вносили в адыгское общество живость, уважительное отношение друг другу.

Наряду со словом лъэуасэ ( «цена, выплачиваемая за убитого») [3, c. 169], у адыгов существовал и другой термин – лъышIэжьып-кIэ («благодарственный поступок (дар) за убитого»). Существовал обычай, когда убийца брал (или выкрадывал) ребенка убитого или малыша из рода убитого. Он воспитывал его у себя до подросткового возраста, обучая верховой езде, джигитовке, стрельбе и другим военно-спортивным играм, а также учил безукоризненно выполнять основные требования адыгства, т. е. воспитывал настоящим адыгом-рыцарем, благородным, порядочным, гуманным. Он одевал его по последней моде современности, дарил положенные черкесу доспехи, самого лучшего коня, дорогие подарки родным, и т. д. С этими дарами молодого человека торжественно приводили домой и представляли (возвращали) родителям и родственникам. Все это смягчало родственников воспитанника, они забывали о мести или прощали, с радостью принимая своего юношу и подарки. Этот обряд (или прием примирения, предотвращения мести) сближал стороны (роды), которые становились почти родственными. Таким образом, этот обряд, как и все перечисленные, являлся знаком выражения вежливости у адыгов.

У адыгов, особенно у кабардинцев, был такой обряд: семья, куда приводили невесту, приглашала признанного народом артиста, увеселяющего гостей. До конца свадебного периода он играл роль распорядителя, тамады, шутника, весельчака, анекдотиста, импровизатора и музыканта. Такому лицу приводили хорошего коня из семьи, куда предварительно отвозили невесту (у адыгов раньше невесту не сразу привозили в дом жениха, а предварительно размещали в доме близких жениху людей, где ей была приготовлена комната) и дарили животное ему. Этот подарок отразился в языке адыгов словом пщынэуапкIэ – «дар му- зыканту (или гармонисту)». Такой дар являлся знаком внимания и вежливого отношения между гармонистом-импровизатором, семьей, от которого привели коня, и семьей хозяев торжества.

Как знак уважительного отношения в среде адыгских князей и дворян использовали обряд тещэрыпкIэ («дар за временное пребывание невесты у своего близкого дворянина в течение около года»). За то, что жена молодого князя находилась в доме своего друга, князь дарил ему одну семью из своих тфокотлей и лошадей, которые были запряжены в телеге, когда невесту везли из родительского дома.

У адыгов был период, когда отдельные люди занимались угоном чужого скота, кражей имущества. Разумеется, собственник украденного усиленно искал свое кровное добро, сильно переживал и опрашивал людей о похищенном. Находились люди, которые были свидетелями угона или кражи и, жалея обворованного, сообщали о виновнике или о способе нахождения краденого добра. Такой человек оказывался в какой-то степени вовлеченным в ситуацию, и назывался хащэ – «лазутчик». Он подсказывал страдальцу то, что знал, не из расчета получить за это вознаграждение, а лишь за то, что пожалел обворованного и относился к нему с уважением и состраданием.

Тот человек, которому он помог найти краденое, в знак благодарности отвечал ему дарением чего-либо в знак уважения. Этот знак в адыгских языках отразился словом хэ-щапкIэ – «дар за то, что втянулся в дело» безвозмездно, по своей воле, из уважения к пострадавшему человеку. Конечно, факт того, что этот человек стал хащэ -«лазутчиком», держался в секрете. Но «дарение за сообщение» все же сближало этих людей, поэтому и слово хэщапкIэ воспринимается адыгами как элемент культуры этикета, связанный с выражением вежливости.

К шуточно-вежливым отношениям культуры адыгов относился ритуал, выражаемый словом убытыпкIэ – «вознаграждение за поддержание уздечек всадника». Суть его заключалась в следующем: к юноше, который уже приступил к трудовой деятельности в поле или на стане, мог подъехать всадник, которого тот встречал, поддерживая уздечки его коня и помогая спешиться. В это время старшие работники вели и привязывали коня к коновязи. Это означало, что всадник должен был привести ягненка или овцу к ним в поле и угощать всех работников. Когда всадник-гость выполнял требование этого ритуала, они возвращали ему коня и считали с этого времени юношу достойным (или созревшим) встречать всадников, помогать им спешиваться и угощать их самостоятельно. За честное проведение такого ритуала все они дарили юноше звание зрелого человека, умеющего с достоинством встречать любого гостя. Это все выражалось в слове убытыпкIэ – «дар за достойное поддержание» или умение встречать всадника-гостя.

Когда-то у адыгов был порядок, в со-ответсвии с которым каждый аул имел своего табунщика, которому платили за труд, причем плату вносили также и те семьи аула, которые не имели коней. Между тем они имели право взять с табуна любого коня и снова пустить его в табун после использования. За пользование чужим конем никто их не упрекал и не наказывал. Так было заведено тогда в адыгском обществе и это считалось обычной практикой. В то время, видимо, появилось слово шэхъуапкIэ – «плата табунщику», воспринимавшаяся как часть уважительных взаимоотношений между жителями данного аула.