Накануне гегемона? Мир-системный подход к перспективе глобального лидерства КНР

Перспективы гегемонии КНР в ситуации утраты влияния США — тема сегодня крайне актуальная и содержит пока больше вопросов, чем ответов. С учетом сказанного выше и сложности проблемы я не надеюсь в этом тексте дать исчерпывающие ответы. Удовлетворительным результатом будет хотя бы постановка частных вопросов внутри большого, скрытого в названии. Думается, этому будет способствовать беглый обзор некоторых сюжетов в современных дискуссиях. Особое внимание попробую уделить мир-системной парадигме, с позиций которой считаю наиболее уместным рассматривать современные глобальные процессы. Отмечу любопытный факт — китайский язык стал единственным, на который переведены все 500 комментариев И. Валлерстайна о различных мировых событиях, последний из которых увидел свет 1 июля 2019 г. [55]. 31 августа 2019 г. весь мир оплакивал мэтра современной социальной науки. Пожалуй, лучшее, что мы, как последователи, можем сделать — это продолжать исследования в рамках подхода, навсегда связанного с именем профессора Иммануила Валлерстайна [13]. Я буду рассматривать достижения КНР и Пекинский консенсус, проблемы и противоречия в развитии Китая, исследовательские оценки возможностей глобальной гегемонии КНР.

Достижения КНР и Пекинский консенсус

Известный российский китаевед В. Портяков считает, что к декларации ученых из КНР о достижении Китаем паритета с США по комплексной мощи стоит отнестись вполне серьезно [11, с. 439‒448]. ВВП КНР в 2016 г. в 4,22 раза превысил ВВП 2000 г. Таким образом, намечавшееся на 2020 г. увеличение ВВП страны в 4 раза по сравнению с началом столетия достигнуто на четыре года раньше срока [12, с. 102]. Другая иллюстрация роста ВВП КНР: в 1978 г. ВВП на душу населения составлял менее 100 долл. США, а в 2015 г. ВВП Китая на душу населения приблизился к 8 000 долл. [43]. Рост Китая влечет изменения во многих сферах мировой экономики. Например, прослеживается влияние Китая даже в сфере международного экономического права [24]. Данные убедительно свидетельствуют о том, что вход Китая в мировой рынок чеснока имел пагубные последствия для производства и экспорта этого продукта в Мексике [37]. Сегодня Китай занимает первое место в мире по потреблению люксовых изделий [3]. Т. Дейч отмечает, что на ХIХ съезде Коммунистической партии Китая руководство во главе с Си Цзиньпином консолидировало власть и повысило влияние Китая на мировой арене. За основу во внешней политике взята концепция «единой судьбы человечества». Пекин и дальше будет исходить из принципа невмешательства в дела других и выступать за мирное решение конфликтов. Китай намерен укреплять свои международные позиции и защищать свои интересы, значит, усилит внимание, в том числе, к Африке [4]. Роль Китая в обеспечении безопасности в Африке действительно растет, как и бизнес-интересы на континенте. Во всех отношениях Китая с ключевыми региональными организациями на континенте имеются аспекты мира и соображения безопасности [18]. В. И. Бартенев призывает освободиться от иллюзий о «нетрадиционных» донорах, имея в виду Китай, поскольку тот не отчитывается ОЭСР и не выставляет реципиентам политических требований [2]. В. Н. Коваленко предполагает, что Африка становится полигоном, где на практике реализуется попытка тиражирования китайской социально-экономической модели в иных цивилизационных условиях, что чрезвычайно важно для Китая в качестве претендента на роль великой державы [7, с. 33‒34]. Пекин активно предлагает миру новые, синоцен-тричные инициативы. Одной из наиболее известных является «Один пояс — один путь». Цель — занять одну из ключевых ролей в глобальном экономическом управлении и постепенное выстраивание китаецентричной системы международных правил, норм и институтов [8]. Глобальный проект содействия экономическому развитию и обменов между Китаем и более чем 60 странами набирает ход. В рамках проекта Китай может создать новую систему безопасности как на морском, так и на сухопутном маршрутах. Решение может быть в международных компаниях, которые обеспечивают вооруженную частную безопасность, специальную оценку рисков, страхование и смягчение последствий кризиса [20]. Ряд экспертов справедливо полагает, что «Один пояс — один путь» является не только региональным проектом, но отражает великую глобальную стратегию достижения «китайской мечты» [45]. Осмысление проекта «Один пояс — один путь» ведется сегодня многими мировыми интеллектуальными центрами, и этот процесс весьма далек от завершения [23]. У экспертов есть опасения, что Центральная Азия может стать более зависимой от экономики и политики Китая. Традиционно Москва считает этот регион частью российской исторической сферы влияния. Могут ли разворачивающиеся процессы привести к усилению напряженности в отношениях между Россией и Китаем за влияние в Центральной Азии в будущем остается вопросом для исследователей [29]. Поскольку объем китайских инвестиций в России составляет 1% от общих объемов инвестиций Китая за рубежом, карта Москвы в диалоге с Пекином вряд ли может быть экономической, при очевидной силе геополитических инструментов [17, с. 209‒220]. С точки зрения Соединенных Штатов, китайские глобальные инициативы бросают вызов их доминирующей роли в существующей международной системе. С одной стороны, так как международные структуры меняются, Китай будет иметь возможность реализовать свою собственную повестку в области развития через «Один пояс — один путь», но с другой стороны, бифуркация может обнажить и неожиданные для КНР препятствия [52]. Авторы доклада Конгрессу США, предполагают, что Китай, скорее всего, будет стремиться создавать дополнительные объекты военной логистики в страны, с которыми он имеет давние, дружеские отношения. Соединенные Штаты должны продолжить искать направления сотрудничества с конкурентами, сохраняя способность успешно соперничать с позиции силы. США необходимо стремиться к конструктивным и ориентированным на результат отношениям с Китаем [19]. Новые стратегические амбиции Китая в мире волнуют Индию как еще одну бурно развивающуюся экономику. Взаимодействие Китая с региональными элитами строится на убеждении азиатских стран в преимуществах привязки их программ развития к китайской экономической политике, и в то же время заверениях партнеров в доброкачественном характере подъема КНР. Это значимо для исследований вообще и с точки зрения перспективы развития Индии, в частности [42].

Проблемы и противоречия в развитии КНР

Предоставим голос скептикам относительно возможной гегемонии Китая. По их мнению, экономика страны изобилует противоречиями и зависит от США. Более того, внутренние проблемы, включая угрозу терроризма, беспорядки угнетенных религиозных меньшинств, растущую безработицу, нехватку воды и кризис со здоровьем, ограничивают способность Китая заботиться о внешнем мире. Экономические, социальные и экологические проблемы КНР, требующие много внимания, предотвратят появление мирового лидерства [33]. Экологические ограничения называются едва ли не главным вызовом для развития Китая [51]. При сохранении сегодняшних тенденций Китай будет испытывать ежегодно рост городского населения, который превышает общее население большинства народов мира в 2000 г. Такого роста (городского) населения в пределах одной страны ранее не было в истории человечества. Вероятно, приблизиться к подобному может только Индия. Это означает, что нагрузка на имеющиеся ресурсы, такие как земля, вода и энергия намного выше, чем на сопоставимых этапах Европейского опыта урбанизации. Таким образом, это рост городского населения создает огромные проблемы для устойчивых моделей урбанизации [38]. Глобализация оказывает глубокое влияние на все аспекты городской жизни и в КНР это вызов заметен как нигде [28]. Ученые даже утверждают, что судьба урбанизации Китая вполне может повлиять и на глобальную урбанизацию [26]. Поражая масштабами спортивных стадионов и торговых центров, сотни новых городов в Китае стоят пустыми, а к 2030 г. планируется построить еще сотни. Между тем городское население страны составило уже больше миллиарда. Города-призраки Китая — это все еще вызов для правительства [47]. Ближайшее будущее в области прав человека в КНР кажется мрачным. Китайское правительство контролирует один из самых строгих онлайн-цензурных режимов в мире. Школы и государственные СМИ непрестанно рекламируют верховенство Коммунистической партии Китая и Си Цзиньпина как лидера. Проблемы в Синьцзяне, номинально автономной области с 11 миллионами тюркоязычных мусульманских уйгуров, не решены и периодически усугубляются. Сложности в отношениях с Гонконгом известны во всем мире. Безусловно, возросшее глобальное влияние Китая означает, что многие из проблем с правами человека в настоящее время имеют международные последствия [36]. Отметим, что впечатление о стране, которая управляется жестким контролем, не совсем точно соответствует реальности. По мнению некоторых исследователей, современный Китай чрезмерно контролируется, но неадекватно управляется [30]. Проблемы с авторским правом в современном Китае можно отнести к этой же группе проблем [50]. Китай с его быстрорастущей экономикой, крупнейшим населением и развитыми диаспорами все больше интегрируется в мировую систему. Поскольку китайский народ вновь соединился со своими зарубежными диаспорами, китайская эмиграция может определить новый «китайский век». Потенциал эмиграции из Китая уже сравнивается с «Цунами на горизонте» [40]. Не менее важной задачей, поставленной руководством КНР, являются повышение культурной привлекательности и рост мягкой силы. На этом пути есть определенные успехи, но до заветной цели еще далеко. Согласно Индексу мягкой силы 2018 г., Китай занимает 27-е место в мире [49]. Обычные люди в большинстве европейских стран, как показали опросы, считали, что Китай и Европа не имеют общих ценностей и интересов, стороны не смогут сотрудничать по международным вопросам. Респонденты высказывались о значимости различий китайцев и европейцев, осложняющих сотрудничество [34]. В этом месте интересен случай, рассказанный М. Сан-делом [39, p. 278]. Его друг и бывший коллега из Гарварда Ту Вейминг однажды отметил, что Китай является цивилизацией учебы, тогда как Запад является цивилизацией преподавания. Он не расценивал это как комплимент Западу. Речь шла о том, что общества, которые считают себя моделью для всего остального мира, впадают в определенную гордость. Их инструкции переходят в проповеди. Помимо порождения негодования цивилизация, стремящаяся к преподаванию и проповеди, теряет свою способность встречать мир, слушать и учиться. Cуй Ян, задавая европейцам вопрос «Что вы знаете о Китае?», получал в большинстве случаев ограниченные ответы, вроде, «Великая китайская стена», «Шелк», «Председатель Мао» и т. д. Большое количество людей отвечали ему: «почти ничего» [48]. Китай уже добился значительного прогресса в развитии новых высокотехнологичных отраслей, но до полной реорганизации промышленности еще далеко и на этом пути тоже есть затруднения [25]. Этой цели служит, например, сотрудничество КНР и Германии по проектам «Сделано в Китае — 2025» и Industrie 4.0 соответственно. Сотрудничество открывает дополнительные возможности как для реорганизации китайской промышленности, так и для развития потенциала немецких компаний [15, с. 338‒351].

При всем бурном росте китайской экономики она не является единым монолитом, рыночная интеграция Китая была неравномерной. Экономический рост привел к увеличению неравенства доходов между прибрежными регионами Китая и его центральным и западным районами [44]. О степени устойчивости КНР как глобализационного ядра тоже есть сомнения у экспертов. Китай как экономический актор и как социум не застрахован от внутренне мотивированных затруднений, снижения темпов роста, вплоть до глубокого системного кризиса и социально-политического коллапса. Китайская экономика — одна из наиболее сложно управляемых [16, c. 68]. Как видно, оборотной стороной достоинств и преимуществ современного Китая являются внутренние противоречия развития страны. Приведенный выше обзор поможет уточнить координаты Китая в современной мир-си-стеме, опираясь на работы сторонников мир-системной парадигмы в последующей части текста. Прежде чем переходить к сторонникам мир-системного подхода, зафиксируем в качестве рамки ситуацию в ее основных характеристиках. Эксперты сегодня говорят о кризисе существующего миропорядка в разных сферах [9]. Суммируя, исследователи отмечают, что к многополярному миру ведут: 1) рост значимости незападных стран в экономике мира; 2) международные миграции и конфликт элит Запада; 3) рост правых настроений на Западе; 4) проблемы США в отношениях с Китаем, Европой и Россией; 5) спорные эффекты от принятых решений в технологической, социальной и политической сфере [10]. По мнению экспертов ИМЭМО РАН [14, с. 63–64], можно говорить о трех возможных сценариях развития международных отношений. Простейший вариант, на который надеется Китай, заключается в том, что США уступят лидерство мирно и согласятся с тем, что растущий Китай будет постепенно занимать их место. Если реализуется обратный сценарий, то США пойдут на силовой конфликт с целью не допустить китайского лидерства. Третий обсуждаемый сценарий — это раздел сфер влияния, напоминающий старый биполярный мир, разделяющий мир на два лагеря — либеральный капитализм и авторитарный капитализм.

Мир-системный взгляд на Китай

При взгляде на возможности китайской гегемонии нам следует обратиться к ряду классических версий мир-системного подхода. Начать стоит с самого И. Вал-лерстайна. Классик уделял немало внимания процессу, который принято называть возвышением Восточной Азии. В 1997 г. И. Валлерстайн выступал на симпозиуме «Перспективы капиталистической мир-системы в начале XXI века», организованном Институтом международных исследований Университета Мейдзи Гакин в рамках программы «Перспективы международных исследований» в Токио. Наиболее вероятным следующим гегемоном он назвал Японию, которая сможет одержать победу как морская держава, опирающаяся на помощь и поддержку предыдущего гегемона — своего союзника Соединенных Штатов Америки [54]. В своем последнем комментарии на тему возможного лидерства КНР профессор Валлерстайн писал: «В любом случае скрытый танец между Китаем и Соединенными Штатами, этот поиск партнерства будет оставаться основной геополитической реальностью в мир-системе на ближайшие десятилетия. Китай и США станут партнерами» [53]. Напомню, что согласно мэтру мир-система переживает кризис и предсказать его исход невозможно. Еще один классик мир-системного подхода Андре Гундер Франк, как известно, считал, что современной системе 5 000 лет и ее центром традиционно был Китай. Некоторое время назад центр капитализма сместился на Запад и сегодня все возвращается на круги своя. Центр мировой экономики снова возвращается в Китай [27]. Рассказ о классиках мир-системного анализа был бы не полным без упоминания Джованни Арриги. Его последняя книга называлась «Адам Смит в Пекине: что получил в наследство XXI век». Название книги самым красноречивым образом говорит о ее содержании и прогнозе автора [21]. На мой взгляд, нужно обозначить еще несколько принципиально важных сюжетов для любого исследователя мир-системы. Исследователям мир-системы известно, что переходы гегемонии не были краткосрочными. Процесс перехода всегда сопровождался вооруженными конфликтами за новую конфигурацию мира. Как известно, таких лидеров в истории мир-системы, по наиболее часто упоминающейся версии, последовательно было три: Нидерланды, Великобритания и США. Этот сюжет означает, что даже если мы вступили сегодня в переходную эпоху, скорее всего, переход будет долгим. Реальный системный переход продолжался целый век (с 1900 по 2000 г.) и только недавно был завершен. Столетие перехода было кровавым, репрессивным (для всех сторон) и беспорядочным. Сейчас все закончилось, и следующий системный переход, вероятно, не будет короче. Исследователи международных отношений все еще живут в старой системе и многие из них, похоже, жаждут старых войн. Между тем новая система будет иметь свои собственные характеристики [22, p. 69]. Другой сюжет касается армии. Несомненно, гегемон это тот, кто может защищать сложившееся мироустройство. Противоречие состоит именно в том, что чем больше гегемон тратит усилий на поддержание гегемонии, на военную сферу, тем яснее это означает его ближайший кризис и упадок. Последний сюжет, который обязательно нужно здесь отметить, касается монополий. Гегемон — это тот, кому удается создать монополию на рынках производства, обмена и потребления. Лидер должен предложить нечто новое и зафиксироваться благодаря этим новациям в статусе лидера. Поскольку монополии не вечны, со временем преимущество теряется, а возможность оставаться лидером напрямую связана с возможностью постоянно предлагать новации и формировать новые монополии. Этот сюжет связан с предыдущим, поскольку чем больше слабеющий гегемон тратит на вооружение, тем меньше возможности остается на развитие экономики. Пол Кеннеди отмечает, что сегодня и Китай и Германия изо всех сил стремятся избежать чрезмерных военных расходов, ибо это может негативно сказаться на их темпах роста экономики в долгосрочной перспективе. Включаясь в войну или принимая решение о перенаправлении значительной части своих «производительных сил» на создание «непродуктивного» военного вооружения, государство рискует разрушить свою национальную экономическую базу, особенно если оно нацелено на долгосрочное инвестирование доходов в рост экономики [6, c. 786]. Действительно, ситуация, при которой страна, равная 20% населения мира, переходит из состояния периферии в полупериферию за короткий период времени, беспрецедентна. Такая новая форма многослойной мировой экономики создаст усиливающееся давление на страны ядра мир-системы [31]. Сегодня Китай, как полагают многие, способен возглавить усилия, направленные на свержение мирового господства США. Возможных сценариев будущего мировой системы два: полупериферийное трансформационное поглощение системы или продолжение гегемонии США во втором раунде [35]. По-видимому, задача, стоящая перед следующим гегемоном глобальной системы, состоит также в том, чтобы учитывать деградацию, которую производственное накопление наносит природной среде и людям, обеспечить устойчивое воспроизводство природы и труда [32]. Будет ли эта задача посильна для КНР? Структурные условия, похоже, подталки- вают Китай к сохранению глобального статус-кво в очень последовательной манере. Изменение геополитической конфигурации межгосударственной системы является важной частью мировых процессов построения гегемонии. Когда меняется территориальная конфигурация межгосударственной системы, как в случае с Южным Суданом и Крымом, Китай старается избегать конфликтов с великими державами. С этой точки зрения, даже если Китай станет новым гегемоном, то межгосударственная система, которой он будет руководить, не будет новой (то есть более «прогрессивной» и «более демократичной») системой [46]. Дискурс о властных основаниях миропорядка еще более усложняет прогнозирование. Конец глобализации по-американски обнажает скорее смутные перспективы. Ситуация, когда миром, кажется, уже никто не правит, становится опасной для всех [5, c. 3‒ 18]. Упадок власти означает, по мысли Мозеса Наима, что пророчить гегемона или клуб элитных стран сегодня бессмысленное занятие [41]. Стало быть, претенденты на гегемонию вынуждены будут отвечать еще на ряд сложных вопросов. Лидерство, каково оно — политическое или военное? Ведомые — подданные или союзники? Каковы узы между ними — добровольные или вынужденные? Каждая следующая форма, в которой являлась гегемония, содержала в себе эту двусмысленность [1, c. 275]. Ослабление нынешнего гегемона еще не означает вероятного нового претендента на мировую гегемонию. До сих пор Китаю удалось расширить свои сети в регионах, которые являются маргинальными в мировом порядке под руководством США. Приведет ли нынешняя стратегия Китая к мировой гегемонии, остается неясно [56].

Заключение

В заключение сформулирую для себя несколько задач или вопросов. Мы наблюдаем конец капитализма или все-таки завершение американского системного цикла накопления/упадка гегемонии? В ситуации конца географии возможна симуляция распада мир-системы на ряд мир-империй и мини-систем с их борьбой, чтобы обеспечить в последующем новую экспансию системы (например, в Африке) или «буфер поддержки» (ситуация, напоминающая биполярный мир прошлого века)? Есть ли шансы у США вернуть лидерскую позицию, и теряют ли они ее на самом деле (может из-за экономических успехов на Востоке просто показалось, что США в упадке)? Хватит ли у США воли и возможностей зайти на новый круг (т.е. выскочить с гонки вооружений или использовать новые войны в свою пользу)? Насколько эффективны наши теории для глобальных прогнозов, если гегемония после США прочится всякий раз новому государству в период его подъема? Кажется, мы пока еще не очень хорошо умеем прогнозировать глобальные исторические тренды или события. Хорошо бы нам разобраться с этим, не дожидаясь новых плачевных уроков истории.

Исследование проведено при финансовой поддержке РФФИ, грант № 17-2710001. The article is down with support of the Russian Foundation for Basic Research. Grant № 17-27-10001.