Научно-теоретическая основа судебной психологической экспертизы достоверности показаний в Федеративной Республике Германия

Актуальность, значимость и сущность проблемы. Судебная психологическая экспертиза (далее — СПЭ) достоверности показаний в ФРГ имеет длительную историю развития и является одним из основных видов экспертизы, которые сегодня предлагает психология юридической практике. Федеральный верховный суд ФРГ, официально признав СПЭ достоверности показаний допустимым видом экспертизы в 1954 г., исходил из того, что психологи обладают компетенциями и знаниями, которые способствуют оценке достоверности показаний и которыми не владеют судьи [1]. При этом в 1950-е гг. еще не существовало какой-либо общепризнанной методики оценки достоверности показаний, и потому экспертная практика была достаточно эклектична, а ориентированный на содержание подход к оценке достоверности показаний только начинает активно развиваться.

В последующие десятилетия работы М. Штелле-ра, Г. Кёнкена, Р. Фольберт и Л. Гроэль и ряда других немецких авторов внесли значимый вклад в развитие и утверждение данного подхода [2], который стал известен как Statement Validity Assessment (SVA) и решением Федерального верховного суда ФРГ по делу № BGH 1 Str. 618/98 1999 г. был признан методической основой СПЭ достоверности показаний [3–6]. Необходимость принятия данного решения была вызвана методическими проблемами СПЭ достоверности показаний в процессах 1990-х гг. о преступлениях против половой неприкосновенности несовершеннолетних. Немецкий юрист и психолог Р. Баллофф в 2000 г. характеризует содержание решения следующим образом: «В указаниях и выводах решения Федерального верховного суда от 30.07.1999 тематизируется по большей части давно известное; по этой причине порой вызывают удивление разъяснения Федерального верховного суда в этом уголовном деле, т. к. большинство затронутых в нем вопросов относительно содержательно-методической стороны и процедуры экспертизы поднимались, обсуждались профессиональным сообществом в течение многих предшествующих лет, имеются и многочисленные публикации. В отношении сообщества судебных экспертов следует все же сделать следующее критическое замечание: до настоящего времени они, очевидно, не были в достаточной мере способны согласовать и установить единые и общеобязательные стандарты или же соблюдать давно существующие стандарты (например, применение системы критериев достоверности; отказ от признанных недопустимыми средств доказывания, как интерпретации детских рисунков, использования анатомических кукол и проективных методик)» [7]. В связи с вышеприведенным критическим замечанием в адрес сообщества психологов необходимо, тем не менее, упомянуть, что начиная с 1995 г. Федерация немецких объединений психологов проводит обучение, целью которого является подготовка экспертов-психологов для проведения всех признаваемых в ФРГ видов СПЭ. Сегодня обучение, длительность которого составляет не менее трех лет (400 занятий), завершается аттестацией, состоящей из теоретического экзамена и проведения трех самостоятельных экспертиз. Успешное прохождение аттестации подтверждается сертификатом, при этом владельцы сертификатов обязаны непрерывно повышать свою квалификацию в области юридической психологии, чтобы обеспечить соответствие своей профессиональной компетенции современному уровню науки [8].

Принятию Федеральным верховным судом ФРГ упомянутого решения предшествовало рассмотрение дела о преступлении против половой неприкосновенности несовершеннолетнего земельным судом Ансбах, приговорившим обвиняемого в совокупности к шести годам и шести месяцам лишения свободы по девяти эпизодам. Результатом СПЭ достоверности показаний 14-летней предполагаемой жертвы стало признание ее показаний о сексуальном насилии приемным отцом в течение 8 лет достоверными. Сторона защиты возразила, что имеет место нарушение § 244 абз. 4 предл. 2 Уголовно-процессуального кодекса: экспертное заключение содержит ошибки теоретического и процессуального характера и по этой причине не соответствует современному уровню научного знания. Земельный суд Ансбах не стал ставить под сомнение профессионализм эксперта и не обнаружил предпосылок для применения названной нормы закона. Федеральный верховный суд подверг критике позицию земельного суда, который не изучил должным образом заявляемые стороной защиты ошибки экспертизы и также не привлек другого эксперта для ее рецензирования. По заказу Федерального верховного суда ФРГ рецензирование все же было выполнено. Две группы экспертов (К. Фидлер и Ж. Шмид (институт психологии Гейдельбергского университета); М. Штеллер и Р. Фольберт (институт судебной психиатрии Свободного университета Берлина)) установили, что экспертиза содержит ошибки и не соответствует современному уров- ню развития научного знания. Федеральный верховный суд присоединился к выводам рецензентов [7]. Решение Федерального верховного суда ФРГ № BGH 1 Str. 618/98 рассматривается сегодня как один из значимых этапов развития СПЭ достоверности показаний в ФРГ, результатом которого стало признание SVA методической базой данного вида психологической экспертизы.

Изучение заключений М. Штеллера, Р. Фольберт [9] и К. Фидлера, Ж. Шмид [10] представляет интерес с точки зрения формирования понимания научно-теоретических основ SVA (включая Criteria-Based Content-Analysis, CBCA — системы критериев достоверности, применимой к содержанию показаний) и оценки научной обоснованности данного подхода. Далее будут приведены лишь некоторые выдержки из экспертного заключения «Экспертиза о методике и критериях оценки психологической экспертизы достоверности показаний» К. Фидлера и Ж. Шмид. Своей целью авторы видели разработку научных критериев оценки СПЭ достоверности показаний, а также изложение материала языком, понятным широкому кругу лиц. Представленные ниже выдержки, безусловно, не способны заменить изучение полного текста экспертного заключения, но будут полезны для понимания ряда общих идей, лежащих в основе СПЭ достоверности в ФРГ.

Авторы в заключении обращаются среди прочего к проблеме применения критериев достоверности в рамках CBCA (проблема использования множества индикаторов в контексте индуктивно-статистической модели объяснения), которая не будет раскрыта в полной мере, но даже приведенные ниже отрывки позволяют убедиться, что сведéние CBCA до проверочного листа недопустимо и противоречит логике индуктивностатистической модели научного объяснения, лежащей в основе SVA.

Материалы, результаты и обсуждение

Методика и критерии оценки психологической экспертизы достоверности показаний. В предварительных замечаниях к заключению К. Фидлер и Ж. Шмид указывают, что «не являются практикующими диагностами и судебными экспертами-психологами и, следовательно, не занимаются в рамках своей профессиональной деятельности проведением экспертиз конкретных случаев» и что их задача, прежде всего, «будет состоять в разработке общих научных критериев, которые следует применять к оценке экспертизы достоверности показаний, и обосновании данных критериев посредством значимых в данном случае результатов научных исследований», а также в обосновании того, «что нормативные предписания для оценки экспертизы в значительной мере должны отсылать к общенаучным или даже научно-теоретическим положениям, которые частью значительно дистанцированы от экспертной практики и независимы от нее» [10, S. 6].

Далее авторы переходят к вопросу эпистемологического статуса экспертизы. «Психологическая экспертиза достоверности показаний должна основываться на последовательной аргументации, при этом выводы из наблюдения или нескольких наблюдений должны быть обо- снованы с помощью законоподобных принципов. Если качество или валидность научного объяснения (в данном случае — экспертного заключения) подвергается оценке или разностороннему обсуждению, то речь в целом идет о том, чтобы подвергнуть сомнению следующие аспекты» [10, S. 7–9], которые соответствуют трем классам методических проблем:

• 1)    надежность и валидность диагностических наблюдений;

• 2)    доказанность используемых законоподобных принципов (законов), их применимость к конкретному случаю;

• 3)    корректность логических выводов (отсутствие логических ошибок).

К. Фидлер и Ж. Шмид иллюстрируют выделенные три класса методических проблем на примере СПЭ достоверности показаний следующим образом: наблюдение эксперта о высокой степени детализации показаний свидетеля приведет к выводу об их достоверности, если обратиться к предполагаемой закономерности, согласно которой высокий уровень детализации показаний возможен лишь в том случае, если в их основе имеются реальные события. Оценка заключения эксперта в таком случае предполагает поиск ответов на следующие вопросы: 1) может ли наблюдение эксперта быть подвергнуто сомнению (действительно ли имеет место высокая степень детализации); 2) является ли закон, к которому обращается эксперт, эмпирически подтвержденным (имеются ли соответствующие исследования, удовлетворяющие требованиям современной науки; есть ли исследования, которые подтверждают обратное); 3) обнаруживаются ли проблемы в формулировании логических выводов (если известно, что достоверные показания отличаются высокой степенью детализации, то допустим ли обратный вывод, что показания с высокой степенью детализации достоверны; каким образом осуществляется сложение импликаций в случае обращения к нескольким законам). Предлагаемые авторами классы критериев оценки СПЭ достоверности показаний соотносятся с вышеперечисленными классами методических проблем.

Особую роль для понимания значения каждого из классов критериев в оценке СПЭ достоверности показаний играет различение моделей научного объяснения, а также их веса в СПЭ достоверности показаний. «Речь идет о различении дедуктивно-номологической модели объяснения (далее — ДН-модель), с одной стороны, и индуктивно-статистической модели (далее — ИС-модель), с другой стороны... В основе обеих моделей лежат одинаковые составляющие: наблюдение, закон, вывод» [10, S. 8–9], но их прагматическое различение заключается в относительном весе каждой из трех составляющих в каждой из моделей объяснения. В случае ДН-модели исходят из того, что закон настолько хорошо подтвержден, что может применяться почти автоматически; закон носит универсальный характер и рассматривается как обязательный и исчерпывающий для объяснения какого-либо явления. При этом, как правило, имеет место один закон, а не «конструк- ция» из нескольких законов. Объяснение дедуктивно-номологического типа, следовательно, кардинальным образом зависит от основного эксплицитно сформулированного закона. Надежность наблюдения, безусловно, также важна, но она должна быть обеспечена в любой из моделей научного объяснения. Логический вывод в ДН-модели объяснения также не представляет проблему ввиду свойств применяемых законов. Проиллюстрировать обоснование достоверности в рамках ДН-модели можно с помощью следующего гипотетического примера (табл. 1).

Таблица 1. Гипотетический пример дедуктивно-номологической модели объяснения (Table 1. Hypothetic example of a deductive nomological model of explanation )

Составляющие	Содержание
Наблюдение	Свидетель дает показания с высокой степенью детализации
Закон	Если показания отличаются высокой степенью детализации, они достоверны
Вывод	Показания свидетеля достоверны

В ДН-модели «логический вывод не вызывает существенных проблем. Наблюдение должно быть получено в результате применения распространенных в практике диагностических средств (при условии, что применяются необходимые методы). Проблему представляет прежде всего закон, от доказанности которого зависит то, выдержит ли аргументация критику или нет. Следовательно, такая концепция экспертизы предполагает предъявление высоких требований к степени доказанности закона; в данном случае (пример в табл. 1) необходимо наличие надежного доказательства подтвержденности и достаточной универсальности предположения о том, что высокая степень детализации показаний свидетельствует об их достоверности» [10, S. 10].

ИС-модель, в отличие от ДН-модели, «вместо амбициозного, но зачастую нереалистичного предположения о существовании хорошо подтвержденных, универсальных законов, из которых экспертные выводы могли бы быть логически просто дедуцированы, использует множества „мини-законов“ — далее обозначаемые как индикаторы — каждый отдельно взятый из которых обладает скромной доказательной силой, но ожидаемое значение которой (в среднем) должно быть выше случайности» [10, S. 11]. Обращение к нескольким индикаторам предполагает соответственно наличие нескольких наблюдений (табл. 2).

«Несмотря на незначительную валидность отдельных индикаторов, экспертный вывод, сформулированный на основании всей совокупности индикаторов, может тем не менее достигать диагностического значения, которое будет значительно выше такового отдельных индикаторов. Это счастливое обстоятельство можно объяснить логически и математически „принципом агрегирования“...

Поскольку составляющие отдельных несовершенных законов, содержащие несоответствия, по определению статистически независимы, а системно надежные со- ставляющие имеют общее (т. е. величину, подлежащую установлению; в данном случае — достоверность показаний), последние усиливаются, когда содержащие несоответствия составляющие отдельных элементов ослабляют друг друга» [10, S. 10–12]. Так, в приведенном выше примере (табл. 2) наблюдение Н2 (отсутствие деталей о временных отношениях) является аргументом против признания показаний достоверными, но его значение ослабляется множеством наблюдений с противоположным значением (Н1, Н3, Н4, Н5), так что при агрегировании возникает достаточно однозначный вывод в пользу признания показаний достоверными.

Таблица 2. Гипотетический пример индуктивно-статистической модели объяснения

(Table 2. Hypothetic example of an inductive-statistical model of explanation )

Составляющие	Содержание
Наблюдения	Н1: показания содержат много деталей о пространственных отношениях Н2: показания не содержат много деталей о временных отношениях Н3: показания содержат много деталей о социальных интеракциях Н4: показания содержат много деталей об эмоциональном состоянии Н5: показания содержат много деталей о физических интеракциях и пр.
Законы	З1:    р(достоверность / много деталей о пространственных отношениях) >50% З2:    р(достоверность / много деталей о временных отношениях) >50% З3:    р(достоверность / много деталей о социальных интеракциях) >50% З4:    р(достоверность / много деталей об эмоциональном состоянии) >50% З5:    р(достоверность / много деталей о физических интеракциях) >50% и пр.
Вывод	р(показания достоверны) >50%

«Особенно тогда, когда отдельные наблюдения / индикаторы обладают очень ограниченным весом (т. е. в среднем их значение лишь немногим превышает случайность), эффект агрегирования проявляется наиболее сильно. Так, с помощью формулы Спирмена-Брауна возможно предсказать, что при среднем значении корреляции между наблюдениями и величиной, подлежащей установлению, для каждого отдельного закона r=0,15 в результате агрегирования 10 наблюдений получается значение r=0,64. При агрегировании свыше 20 наблюдений значение коэффициента корреляции как показателя степени взаимосвязи повышается до r=0,78 (корреляция есть уровень статистической взаимосвязи, максимальное значение которой составляет r=1, если две переменные идеально взаимосвязаны, и имеет значение r=0, если переменные независимы друг от друга). Данный объясненный здесь принцип агрегирования прошел тщательную математическую и психометрическую проверку и является основой многих диагностических методик, особенно признанных тестовых методик» [10, S. 12].

Необходимым условием индуктивно-статического типа объяснения, базирующегося на множестве индикаторов достоверности, является обоснованная и проверенная диагностическая модель, лежащая в их основе.

Только такая модель позволяет установить диагностическую направленность индикаторов и ожидать от агрегирования отдельных слабых индикаторов соответствующий эффект, который в итоге позволит достичь высокой точности диагностического решения.

«Индикаторы не имеют константного, эссенциального значения, а обладают лишь прагматическим значением. Одни и те же индикаторы могут использоваться для диагностик самых разных явлений; в сущности один и тот же индикатор в зависимости от контекста может выступать как индикатор достоверности и как индикатор недостоверности. Чтобы исключить произвольное, необоснованное применение индикаторов (как если бы речь шла об универсальных законах), чрезвычайно важно эксплицирование диагностической модели принятия решения, в рамках которой индикаторы только приобретают свое значение (например, высокий уровень детализации как индикатор реально пережитого события и как индикатор высокого уровня владения языковыми средствами). Использование статистических индикаторов необходимым образом предполагает формулирование эксплицитных предположений о модели или, иначе, гипотезе (например, реально пережитые события; высокий уровень владения языковыми средствами). Решение в пользу определенной гипотезы (вывод о наличии реально пережитого события в основе показаний на основании наблюдения о высоком уровне детализации) и исключение альтернативной гипотезы (вывода о высоком уровне владения языковыми средствами и искусной лжи) должны быть принципиально обоснованы и подтверждены подходящими для этого методами» [10, S. 12–13].

Для ИС-вывода, помимо необходимости экспликации и проверки модели, немаловажное значение имеет и преодоление проблемы селективности. Возвращаясь к вышеприведенным примерам, можно проиллюстрировать проблему так: «Поиск индикаторов высокой степени детализации (детали о пространственных, временных отношениях, о социальных, физических интеракциях, об эмоциональном состоянии) представляет собой односторонне направленный поиск индикаторов достоверности показаний. Чем больше индикаторов свидетельствуют о высокой степени детализации, тем больше поддерживается вывод о достоверности показаний. В качестве альтернативы возможен поиск индикаторов противоречивости показаний; возрастающая агрегация таких наблюдений поддержит противоположный вывод о недостоверности показаний, т. к. согласно предполагаемой закономерности, признаки противоречивости позволяют сделать вывод о недостоверности. Вывод о достоверности или недостоверности показаний решающим образом будет зависеть от того, как долго и тщательно осуществлялся поиск индикаторов высокой степени детализации, с одной стороны, и индикаторов противоречивости, с другой стороны» [10, S. 13–14]. Следовательно, альтернативные или противоположные гипотезы, которые подразумевают иные индикаторы и потому приводят к иным выводам, способствуют преодолению проблемы селективности. В ИС-модели объяснения поиск противо- положных гипотез, которые ведут к противоположным выводам, обязателен.

В СПЭ достоверности показаний возможны и ДН-модель, и ИС-модель. Например, ДН-модель имеет место тогда, когда показания свидетеля априорно не могут быть достоверными (если место нахождения свидетеля исключает возможность наблюдения чего-либо). Но в СПЭ достоверности такие случаи являются скорее исключением, и проведение экспертизы будет в таком случае избыточным. Но предположение о существовании универсального закона, из которого действительно возможно было бы дедуктивно вывести заключение о достоверности, вряд ли обоснованно, а потому обычно экспертные заключения о достоверности показаний имеют форму индуктивно-статистического вывода. Как правило, точность ИС-заключений, выведенных с помощью множества слабых законов, выходит за пределы случайности, и предпосылки, необходимые для применения принципа агрегирования, выполняются.

19 признаков или критериев (систематизация М. Штеллера и Г. Кёнкена 1989 г., CBCA) являются по содержанию критериями достоверности, т. е. присутствие данных признаков свидетельствует о достоверности показаний, их отсутствие повышает вероятность обратного диагностического вывода. Многие исследования подтвердили валидность данной системы критериев для оценки достоверности показаний. Но «анализ и критическая оценка данных эмпирических исследований в соответствии с нашим убеждением не позволяет сделать иного вывода, кроме как вывода о том, что критерии, рекомендуемые профессиональными психологами и используемые экспертами-практиками, не могут никоим образом претендовать на статус номологических законов... данные критерии выглядят вполне подходящими, чтобы как полезные индикаторы в рамках специфицированной и критически проверенной модели вносить значимый статистический вклад в установление истины» [10, S. 17].

Отсутствие универсальных законов в диагностике достоверности можно объяснить по меньшей мере двумя причинами. Во-первых, несоответствие содержания показаний реальности не является однородным феноменом, а есть собирательная категория, включающая в себя многие психические процессы: изначально некорректное восприятие, забывание, искажение воспоминаний, внушение, осознанную ложь, патологические процессы, в том числе галлюцинации, и пр. Поскольку источники и причины недостоверности показаний негомогенны и имеют разную природу, было бы «неоправданно и даже неосторожно предполагать существование инвариантной закономерности и пользоваться ею при принятии диагностического решения — без обоснованного предположения об эксплицитных моделях» (см. пример выше о нескольких возможных объяснениях высокой степени детализации показаний).

Во-вторых, «априорная причина отсутствия истинных законов заключается в почти полном отсутствии возможности эмпирической валидации таких законов. Этот аргумент аналогичен аргументу, который был приведен в уголовных делах 1 Str. 156/98 и 1 Str. 258/98 против так называемого теста на полиграфе и в итоге привел к пониманию того, что большинство тестов на полиграфе (т. е. различные виды теста контрольных вопросов) непригодны. Попытка придать какому-либо тесту или другому индикатору статус диагностического инструмента со значением универсального закона, который мог бы использоваться любым экспертом без изменений и без критической проверки специфичной, адаптированной под конкретный случай модели, была бы несостоятельна не только по вышеназванным причинам. Такой подход, прежде всего, предполагал бы, что закон должен пройти очень трудоемкую процедуру проверки и нормирования. Для этого необходима неискаженная репрезентативная выборка показаний, изначальная достоверность которых не вызывала бы сомнений. Эта предпосылка как раз и отсутствует в случае тех показаний, для которых необходима психологическая диагностика достоверности. Те показания, которые в итоге будут использоваться в валидационном исследовании, по причине селективности могут быть настолько искажены, что это приведет к ошибочным выводам. Такая опасность присутствует особенно тогда, когда оценка достоверности не независима от подлежащего валидации теста или критерия, что приведет к систематическому завышению оценки валидности» [10, S. 17–21].

Выводы

• 1.    В основу судебно-психологической экспертизы достоверности показаний (SVA) в ФРГ положена индуктивно-статистическая модель научного объяснения, что, вероятно, идет вразрез с изначальными представлениями о методиках детекции лжи, ожидания к которым в литературе нередко формулируются в виде метафор «нос Пиноккио» и «лакмусовая бумажка». Данные ожидания и требования соответствовали бы дедуктивно-номологической модели, но по ряду причин, включая исключительную неоднородность и сложность феномена достоверности / недостоверности, обращение к такой модели в настоящее время выглядит проблематичным и спорным.

• 2.    Федеральный верховный суд ФРГ, приняв в 1999 г. решение № BGH 1 Str. 618/98, способствовал методическому упорядочению СПЭ достоверности показаний, тем не менее не сняв с судов обязанности по оценке достоверности показаний, но подтвердив еще раз необходимость и ценность достижений психологической науки для юридической практики.

Область применения и перспективы. В отечественной юридической практике по настоящее время ведутся дискуссии по поводу привлечения психологов к оценке достоверности показаний. Вопросы вызывает как проблема конкурирующих компетенций суда и эксперта при оценке достоверности показаний, так и непосредственно методика такой оценки.

Как показывает немецкий, а также швейцарский опыт, сотрудничество суда и эксперта при оценке досто- верности показаний необязательно следует рассматривать как конкуренцию их компетенций. Эксперт выступает в качестве «инструмента» суда, а непосредственной обязанностью последнего является всестороннее и объективное рассмотрение обстоятельств дела в целях установления судебной истины. Согласно постановлению Пленума Верховного Суда РФ «О судебной экспертизе по уголовным делам» перед экспертом не могут быть поставлены вопросы по оценке достоверности показаний подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего или свидетеля, полученных в ходе производства допроса, очной ставки и иных следственных действий, в том числе с применением аудио- или видеозаписи *, но нормы уголовнопроцессуального закона РФ допускают использование специальных знаний при оценке показаний, что реализуется в рамках отдельных видов экспертиз и постановкой на разрешение экспертом отдельных вопросов (например, о психологических особенностях личности свидетеля, о способности правильно воспринимать юридически значимые обстоятельства и давать о них показания) [11]. Но вполне очевидно, что постановка отдельных вопросов преследует своей целью получение данных для последующей оценки достоверности показаний судом, а потому ответственность эксперта при производстве таких экспертиз никак не меньше, чем если бы перед ним была поставлена задача комплексной оценки достоверности показаний.

Проводя экспертизы по отдельно поставленным вопросам, которые так или иначе имеют значение для последующей оценки достоверности показаний судом, эксперт фактически участвует в оценке достоверности показаний. SVA, напротив, представляет собой комплексную процедуру оценки показаний, включающую в себя все те вопросы, которые в российской практике могут ставиться на разрешение эксперту по отдельности, а также оценку наличия реальных событий в основе показаний с помощью CBCA [12]. Таким образом, в качестве плюсов комплексного подхода оценки показаний можно отметить снижение административной нагрузки на заказчика экспертизы, с которого снимается обязанность по постановке отдельных вопросов (чему может предшествовать консультация с экспертом), а также снижение вероятности формирования у экспертов установок (через постановку отдельных конкретных вопросов), так как круг вопросов определен непосредственно процедурой SVA, которая предполагает взвешенную оценку нескольких противоположных гипотез, а конкретные вопросы к себе формулирует сам эксперт.

Поскольку SVA и CBCA как возможный этап SVA развивались на материале исследований западных стран, то их внедрению в России должны предшествовать валидация на национальной выборке, описание процедуры SVA в целом и процедуры интеграции выводов отдельных этапов SVA в общий вывод, а также соответствующая подготовка экспертов-психологов. Представляется, что в отечественной науке в настоящее время все же домини- рует видение методик оценки достоверности, больше соответствующее дедуктивно-номологической модели объяснения, которая отличается некоторым максимализмом и, вероятно, выступает идеальным случаем в науке, но не всегда реализуема в силу особенностей подлежащего обоснованию явления. Можно предположить, что смена перспективы и обращение к индуктивно-статистической модели, положенной в основу SVA, позволит лучше понять данный подход и предпринять дальнейшие шаги по его адаптации для российской практики и, может быть, по дальнейшему развитию методик отечественных авторов.