Некоторые особенности подтекста и интертекста в структуре современного медиатекста

Семантика текста, как известно, складывается из нескольких компонентов: это содержательная сторона высказываний, составляющих текст, а также подтекст и интертекст. Данным компонентам семантики текста посвящено достаточно много работ, однако большинство из них посвящены художественному тексту. Между тем, понятие текста в последнее время стремительно меняется. Если раньше под этим словом подразумевался письменный монологический текст, то в наши дни термин «текст» все больше меняет свое значение. Так, с ростом социальных сетей и доступного Интернета появились, распространились и закрепились такие понятии как «поликодовый текст», «медиатекст» и др. При этом определения текста применительно к языкознанию («последовательность вербальных знаков») и семиотике («осмысленная последовательность любых знаков, любая форма коммуникации, в т. ч. обряд, танец, ритуал и т. п.») [Словарь лингвистических терминов] под влиянием указанных факторов во многом смешались, и в качестве нового, не до конца исследованного объекта выступает поликодовый текст, который получает широкое распространение в современных медиа. Мы будем употреблять именно этот термин, поскольку он шире понятия СМИ; медиа – это и СМИ, и материалы социальных сетей, и мобильных приложений, и онлайн-сервисов (в т.ч. образовательных – coggle.it, linoit.com и т. д.). Поэтому здесь и далее термин «медиатекст» будет подразумевать поликодовость как сочетание элементов различных семиотических систем в одном тексте – визуальной, звуковой, видео, вербальной. По словам Г.Я. Засурского, «медиатекст в каком-то смысле больше, чем текст» (цит. по [Фаткуллина, Хабиров, 2015]).

Основная часть

Однако сохраняются ли при этом в медиатексте подтекст и интертекст в той же функции, что и в вербальном тексте, если медиатекст подразумевает поликодовость? Исследователи отмечают, что «интерпретация текста ... это раскрытие его смысла или смыслов, выраженных в совокупности языковых знаков» [Морозкина, Насанбаева, 2013, c. 86]. Однако данный тезис справедлив больше для художественного текста, который в абсолютном большинстве случаев поликодовым не является. В поликодовом же медиатексте, как отмечает Н.А. Кузьмина, «специфика медиадискурса связана более с прецедентностью, чем с интертекстуальностью». Прецедентные знаки, по Н.А. Кузьминой, преходящи и, в отличие от вневременных текстов культуры, составляющих интертекстуальные знаки, «обречены на забвение». При этом прецедентные тексты – это «сильные тексты, вступающие в резонанс с читателем и рождающие новые метатексты, то есть вторичные речевые произведения разного стиля и жанра» [Кузьмина, 2011].

Следует отметить, что модель создания современного медиатекста достаточно проста и строится по принципу «топик-комментарий», подобно двухкомпонентному высказыванию типа Городу – порядок! [Клочко, 2017, 2017а]. В подобной структуре говорящий «объявляет топик», а затем уже «нечто сообщает о нем» [Лайонз, 1978, c. 356]. В большинстве современных медиатекстов подобный принцип реализуется согласно данной схеме. Во многих жанрах медиатекста известному образу (топик) приписывается некий признак (комментарий) в форме фразы, слова, цитаты и т. д. В ряде случаев – наоборот, новости (топику) приписывается некий известный образ, выступающий в роли комментария. Стоит сказать, что подобная форма и стиль общения проникают из Интернета и в оффлайн коммуникацию (особенно в молодежную среду).

Таким образом, многие образцы современного медиатекста сочетают в себе три компонента: 1) формальный (механизм реализации в высказывании предикации по схеме «топик-комментарий»); 2) семантический (моделирование общего значения высказывания за счет собственной семантики компонентов); 3) прагматический (достижение определенной коммуникативной цели текста).

Второй и третий компоненты оказываются взаимосвязаны, поскольку составляющие подобный текст элементы оказываются вышеупомянутыми «сильными» текстами, которые за счет собственной прецедентности модулируют общее значение всего текста за счет отсылки к другим текстам (интертексуальности), в том числе неявной; а также собственного двойственного значения (подтекста).

Н.А. Кузьмина отмечает, что «интертекстуальность в современном медиатексте воспринимается скорее как коммуникативная помеха, коммуникативная аномалия текста и не интерпретируется в полном объеме потребителем СМИ» [Кузьмина, 2011]. Между тем, в той же статье упоминаются термины «интериконичность» (отсылка к визуальным образам) и «интердискурсивность» (отсылка к моделям построения текста), что подразумевает широкое использование подобных средств ( а значит и их востребованность – К.К. ) в современной массовой и межличностной коммуникации. В.Е. Чернявская называет феномен интериконичности визуализированной интертекстуальностью [Чернявская, 2008, c. 227]. Она пишет, что «и автор текста, и читатель разделяют знание об общих ментальных принципах, типологических моделях текстопроизводства или культурных кодах» [Чернявская, 2008, c. 229].

Критически по отношению к новой медиареальности настроен В.В. Миронов, полагающий что в интегративной культуре, пришедшей на смену локальным, смешиваются понятия высокого и низкого, происходит «общение ради общения. Общение без насыщения смыслами. Гипотетически это общение со своим зеркальным отображением, но по заданным стереотипам коммуникации» [Миронов, 2003, эл. рес.]. При этом Н.А. Кузьмина не отрицает факта, что подобные тексты являются текстами влияния [Кузьмина, 2011].

Вне зависимости от этической и эстетической оценки содержания, следует признать, что механизм выражения скрытых значений в современном медиатексте строится на интертекстуальности во всех ее формах в гораздо большей степени, чем в вербальных текстах именно за счет сильной семантической составляющей – медиа компонента поликодового текста, включающего и графические, и аудио, и видеоэлементы. Сама форма подобного текста подразумевает более явную, более однозначную аллюзию в связи с графической / аудио / видео репрезентацией образа. Чаще всего, что не удивительно, это популярные образы, Интернет-мемы, персонажи сериалов, объекты поп-культуры и т. д.

Например, в новостных пабликах сети «Вконтакте» почти все записи сопровождаются графическим элементом, иллюстрирующим возможное отношение к новости при помощи отсылки к образам популярной культуры. Так, запись паблика «Пермь Активная» «В пресс-службе центрального военного округа опровергли взаимосвязь полетов военных самолетов и хлопков, напугавших пермяков пару дней назад. Что же тогда это могло быть?» сопровождается, в соответствии с вышеуказанной схемой «топик-комментарий», изображением персонажа по имени Фрай из мультсериала «Футурама». Этот графический элемент за счет отсылки к образу персонажа призван, по всей видимости, усиливать эффект от вербального компонента медиатекста, а также добавлять известную долю иронии к данному материалу.

Точно так же новость «В Перми пройдет благотворительный фестиваль для детей, оставшихся без попечения родителей. Они смогут познакомиться с кухней Пермского края и подготовиться к самостоятельной жизни. Полезное дело!» проиллюстрирована кадром из аниме-фильма «Унесенные призраками» Хаяо Миядзаки с изображением Безликого Бога Каонаси за столом, заставленном огромным количеством блюд. Человеку, не знающему, в чем тут дело, данный «комментарий» покажется просто иллюстрацией; знакомому же с данным фильмом откроются дополнительные смыслы.

Как отмечал Х.Г. Гадамер, «когда несказанное совмещается со сказанным, все высказывание становится понятным» [Гадамер, 1988]. В данном случае также присутствует ирония, или, скорее пост-ирония, состояние, в котором, как пишет философ К. Мартынов, «границы серьезности и иронии оказываются размытыми». Здесь намеренно допускается двусмысленность; «игра состоит в том, чтобы заставить вас сомневаться: он это серьезно или нет?» [Мартынов, эл. рес.]. В этом смысле практически все медиатексты как по своей структуре, так и содержанию, включены в семиотическую игру с реципиентом, который, учитывая современные технические возможности, может вступать в прямой диалог с автором того или иного текста.

В настоящей статье мы вели речь в основном о поликодовых медиатекстах, сочетающих в себе как вербальные, так и невербальные элементы. В них структура «топик-комментрий» явно, в т.ч. за счет графических компонентов, указывает на элемент интертекста (чаще всего, комментарий), несущий целый комплекс ассоциаций и коннотаций. Но языковая и семиотическая игра используется и в монокодовом тексте. И современная медиасреда этому имплицитно способствует. Это объясняется, во-первых, тенденциями развития общества и культуры, а, во-вторых, доступностью информации онлайн, которую автору раньше было проще «шифровать». Например, заметка о выборах в «Новой газете» (№ 14 от 9.02.18) озаглавлена «Все идет по ЦИКу» и имеет явную отсылку к известной песне «Все идет по плану».

Маркером такой отсылки является некая стилистическая несогласованность, шероховатость фразы. Читатель, почувствовавший аллюзию, но не знакомый с источником, может начать вписывать начало фразы в строке поиска в браузере или поисковой системе и легко выйдет на исходный текст, на который и намекает игра слов в заголовке заметки. С каким смыслом автор связал название данной песни и тему выборов, остается догадываться читателю.

Заключение

Таким образом, подтекст и интертекст в современном медиатексте, как и в вербальном тексте, также присутствуют, но могут использоваться шире, поскольку поликодовость, понимаемая как непременный атрибут медиатекста, предполагает оперирование визуальными образами, которые быстрее «опознаются» реципиентами. Это по большей части растиражированные образы, прижившиеся в популярной культуре. Значительная часть из медиатекстов строится по принципу «топик-комментарий». Вопрос об эстетической и культурной оценке данной ситуации остается открытым, однако неоспорим факт, что, благодаря технологиям, сфера языковых и семиотических игр в сфере медиа становятся все более обширной. Ее осмысление является актуальной задачей, поскольку подобные явления и факты прямо или косвенно связаны с использованием языка.