Новые памятники вещевой эпиграфики с северной периферии византийского мира

DOI:

Цитирование. Виноградов А. Ю. Новые памятники вещевой эпиграфики с северной периферии византийского мира // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2022. – Т. 27, № 6. – С. 284–297. – DOI:

Введение. Византийская вещевая эпиграфика, то есть надписи на портативных объектах (посуде, орудиях труда, предметах личного благочестия и т. п.), обычно остается бедной родственницей эпиграфики лапидарной. Причин этому несколько: меньший объем и содержательность надписей на вещах, меньшая связь с местом находки и больший отрыв от контекста создания. Как результат, памятники вещевой эпиграфики реже издаются (а зачастую не издаются археологами вообще или издаются без прочтения), почти не включаются / объединяются в сводные работы, особенно в Северном Причерноморье (редкие исключения – [4] и [1]) и тем более корпусы и, соответственно, редко попадают в базы данных.

Методы. Между тем это пренебрежение вещевой эпиграфикой далеко не всегда оправдано. Отрыв от контекста создания здесь, во-первых, не абсолютен (для многих вещей устанавливается место производства), а во-вторых, не фатален: где использовался объект с такой надписью порой важнее того, где он был создан. Меньший (хотя и не обязательно) объем текста далеко не всегда делает такие надписи менее информативными в сравнении с лапидарными, где часто повторяются стандартные формулы. Наконец, подобные надписи имеют свою специфику, позволяющую легче заглянуть в мир рядового византийца, увидеть его надежды и страхи, склонности и пристрастия, радости и горести, смех и слезы.

Анализ. В настоящей статье будет издано (в двух случаях – заново) несколько нестандартных памятников такого типа, найденных в последнее время или прежде не публиковавшихся.

Бронзовый филактерий из Херсонеса. В Государственном историческом музее в Москве хранится бронзовый медальон (инв. № 25740, оп. Б 113/41), найденный в 1899 г. в Херсонесе при раскопках К.К. Косцюшко-Валюжинича (точное место находки неизвестно). Высота медальона – 3,9 см, ширина – 2,7 см; повреждены верхний, правый и нижний края (рис. 1). Оборотная сторона совершенно гладкая, а на лицевой имеется четырехстрочная надпись, вырезанная между линеек, за которой следуют пентаграмма и еще один или два несохранившихся знака.

I IpoaZv- oc дф(0)илр- o™ ’AvaoTa-

σ[ί]ου {Ι} σου.

«Оживи (?) от сглаза Анастасия твоего».

Сочетание альф с наклонной и ломаной перекладинами и W-образная омега с невысокой серединой говорят в пользу ранневизантийской датировки медальона 2. Пентаграмма указывает на магический характер предмета, который был, по всей видимости, нашейной подвеской. На то же указывает и текст надписи.

Однако ее точное понимание вызывает затруднения, несмотря на то что все буквы в ней ясно читаются. Сразу бросается в глаза пропуск буквы в слове дфбаХрои и перестановка буквы в имени ’AvaaTaafou. Вместе с уникальным словом npoaZvog все это создает впечатление сознательного искажения текста. Такой феномен связан с боязнью, что недоброжелатели могут, прочтя, преодолеть силу филактерия, и известен по магическим надписям: в Северном Причерноморье пример этого дает надпись IOSPE3 V 343 c Таманского полуострова, где вместо φθόνον («зависть») написано πθόνον, а вместо ψόφου («пустого звука») – ψόφης. В нашем случае подобному искажению подверглось в том числе слово дф0aZцo™, которое в магическом контексте должно означать «дурной глаз, сглаз».

В таком контексте загадочное npoaZvo^ должно быть специальным словообразованием, обозначающим то, что избавляет от сглаза. Уточнение σου («твоего»), обращенное, очевидно, к Богу или святому, вроде бы указывает на то, что это должен быть глагол: возможна сознательная перестановка букв в императиве πρόσζωσο(ν), однако глагол προσζωόω («оживлять») нигде более не зафиксирован. Поэтому вероятней, что это прилагательное, которое, судя по своим составным частям (πρός «к» + ζωός «живой»), должно означать «оживляющий», – тогда оно использовано здесь в предикативном значении («будь оживляющим, оживи»). В любом случае заказчик амулета обращается к своему небесному покровителю с просьбой оживить его от некоего страдания или болезни, которые он приписывал сглазу.

Энколпион из Воронежской области. Серебряный двустворчатый крест-энколпион был найден кладоискателями в Воронежской области 3 и сейчас хранится в частной коллекции. Высота – 7,5 см, ширина – 5,5 см (рис. 2). Обе стороны энколпиона заняты надписями, расположенными необычным образом: в виде креста, каждый рукав-сегмент которого состоит из двух строчек надписи, разделенных обведенных на лицевой стороне сплошной линией (так что образуется крест), а на оборотной – пунктирной. Текст читается целиком.

recto:

"Ayio;

s i aKupo;, «yio;

a 6avaT(o;), ZAesi-gov л ц « ;. verso:

"Ayio;, «yio;

K(vpio); © 6(s o );

Σαβαώθ, nXipi; © oypavo;

Ka( i ) л yi.

ti; S6^⁽n;^).

«Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас.

Свят, свят Господь Бог Саваоф, полны небо и земля славы».

Оба текста имеют апотропеический характер (во втором из-за недостатка места не дописано σου («Твоей»)) и вполне типичны для филактериев. Прогнутая спинка ро, формы мю и кси и элементы bouletée однозначно указывают на время после IX в., но альфа с ломаной перекладиной и прямоугольная сигма не позволяют датировать надпись временем позднее X века. Надпись переполнена итациз-мами и смешением омикрона и омеги (так, артикль о постоянно пишется через омегу). По-видимому, именно отступлениями от орфографической нормы, а не ранневизантийским произношением следует объяснять форму zZesiaov вместо dZenaov. Однако это может быть и особенностью произношения, как и в обращающем на себя внимание написании siaKup6; вместо iaxup6;: такой переход действительно зафиксирован в византийское время (ср. GKapa < daxapa) [5, p. 186]. Как кажется, это важный аргумент против возможного предположения о поддельном происхождении энколпиона.

Амфора из Херсонеса. Состоящая из двух фрагментов стенка точно не датируемой византийской амфоры была найдена в Херсонесе Н.В. Пятышевой в 1969 г., вероятно, при раскопках водохранилища и хранится в ГИМ ⁴ (рис. 3). Почти всю поверхность занимает чуть подстертая надпись углем, у которой обломаны левый верхний угол и низ. Читается следующий текст:

+ ’E nsXv.9i-| [ о (?)

va ™ ;

Aapiavo C .

"A Zs np( o ;)

πολύ [..]

δε..

δε

«Отправлен корабль Дамиана. Суши´ сильно...»

Надпись выполнена наклонным минускулом и датируется средневизантийским периодом: обращают на себя внимание формы дельты, близкой альфе, и конечной сигмы, похожей на гамму. В отличие от большинства надписей на сосудах, имеющих владельческий или благопожелательный характер, данный текст представляет собой скорее деловую записку. Тот факт, что надпись точно вписывается в ширину сохранившегося фрагмента стенки амфоры, говорит в пользу того, что перед нами письмо на черепке, хорошо известное в античности и реже встречающееся в Византии VII–XV вв., судя по небольшому числу опубликованных остраконов.

Письмо сообщает об отплытии корабля некоего Дамиана: он мог отплыть как из Херсона, так и, скорее, в Херсон, куда и было доставлено послание вместе с грузом товара. Этот товар, очевидно, нуждался в сушке во время или после плавания, на что автор послания и указывает своему корреспонденту. Таким образом, перед нами оказывается редкий образец византийского делового письма, связанного с торговлей и выполненного, к тому же, на черепке.

Амфора из Чернигова. В 2016 г. С.В. Под-левский обнаружил в фондах Черниговского областного исторического музея им. В.В. Тар- новского византийскую амфору для вина, которая может быть датирована первой половиной XII в.5 (рис. 4). На боку амфоры идет однострочная греческая надпись:

T ro 6n « T to nAtow.

«Это для плавания».

Однострочная надпись процарапана на тулове готовой амфоры и выполнена смесью унциала и минускула, с надстрочными гласными окончаний и должна датироваться примерно тем же временем, что и сама амфора. Обращает на себя внимание последовательная замена омикронов омегами, даже в дифтонге ου.

Формально текст надписи можно было бы считать благопожелательным (ср. выше), однако отсутствие какого-либо элемента священного (типа изображения или имени Христа или святого) заставляет искать другие объяснения. Судя по тому, что амфора была предназначена для перевозки вина, надпись должна относиться к ее содержимому. В таком случае перед нами, скорее всего, указание на то, что вино в данной амфоре было предназначено не для продажи, а для потребления корабельщиками во время плавания. Вместе с другими амфорами эта также попала на Русь.

Кувшин из Таматархи. В 2009 г. на Таманском городище (раскоп «Перемычка» К-Л–22-23) в слое развала керамики второй половины IX – начала X в. был найден фрагмент (длина – 6,8 см, диаметр – 3,2 см) ручки высокогорлого кувшина с плоскими ручками [2] (рис. 5). На ней процарапано трехстрочное граффито (в конце стоят орнаментальные разводы, похожие на три коппы).

[...] To v g (resp. [...]TOug) y’ , P -

τονήσα-

ς.

«... три, обессилев».

Шрифт надписи вполне совпадает с датировкой кувшина, хотя и лишен каких-либо ярко выраженных особенностей. Судя по тому, что перед нами конец надписи, гамма в первой строке скорее всего представляет собой цифру 3 (титло над ней может быть обломано). Учитывая следующее за ней причастие PTovpaag «обессилевший», надо предпола- гать, что имелись в виду три неких объекта, лишивших героя сил. По своей квантитативной структуре слово PTovpaag хорошо подходит для окончания стихотворной строки: гекзаметрической или, что вероятней для данного периода, додекасиллабической. Перед нами, скорее всего, окончание стихотворения – учитывая первоначальный размер носителя (ручка кувшина), вряд ли оно состояло более чем из двух строк.

Сам же характер носителя и указание меры в три единицы связывает содержание стихотворения с кувшином или его содержимым. Глагол PTOveto однако вполне мог использоваться и в шутливом контексте (см. подробнее: [2]). И в нашей надписи на ручке кувшина, вероятно, винного, следует видеть шутливую эпиграмму на распитие вина и его меры: ["H5n enivov (resp. eniveg) тои]тоид Tpelg PTovpaag «[Уже я (или: ты) выпил] три таких, лишившись сил». Остроумная эпиграмма, нанесенная на кувшин местным мастером, могла быть направлена против неумеренного винопития, которое греки традиционно приписывали варварам, присутствовавшим среди населения Таматархи IX–XI веков.

Чаша из Фанагории. Недавно на «Нижнем городе» Фанагории (квадрат Д5, объект 10, штык 13) были найдены два фрагмента желтой поливной верхней чаши сосуда для подогрева, вероятно, первой половины IX в. [3] (рис. 6). По сырой глине, еще перед нанесением поливы, была нанесена надпись, текст которой реконструируется лишь фрагментарно.

Ф]рАе KaAe, Ka[X p ]v piS e v фe^[Gag neZXav e.g., 8 V фpa]vтo ™ e.g. Ks[p]6sGa eou[^opsvmg « ««pv e.g.

«Друг милый, милый кубок (?) кто не пощадил, приятного (?) добыл охотно я другой (?)».

Шрифт надписи унциальный: альфа с наклонной перекладиной, бета с нижним штрихом. По палеографии она вполне вписывается в первую половину IX века 6. Перед ню в начале второй строки имеется промежуток, допускающий восстановление здесь только альфы. Объединение фрагментов, конечно, гипотетично, однако в его пользу говорит характер надписи.

Вокативы φίλε («друг») и καλέ («прекрасный, милый») указывают на текст либо сак- ральный (обращение к святому), более обычный для поливной посуды, либо любовный. В пользу последнего вроде бы говорит выражение pnSev ф£1... («нисколько не щад...»). Однако обращение φίλε καλέ («мил друг») имело в IX в. вполне обиходный характер, как можно судить, например, по письмам преподобного Феодора Студита (Письма 95, 98, 101, 260, 299, 467, 479; отметим также вернакуляр-ную форму κέρδεσα). Поэтому перед нами, по всей видимости, остатки короткого шутливого стихотворения из двух додекасиллабичес-ких (?) строк, посвященного самой чаше: в первой было обращение к другу, не пощадившему (разбившему?) красивую чашу, а во второй – описание ответного действия героя, добывшего себе, вероятно, новую.

Миска из Херсонеса. В 1932 г. Г.Д. Беловым в Херсонесе (Северный район, помещение V, цистерна, засыпь) было найдено дно белоглиняной миски второй половины XII – начала XIII в. с зеленой поливой (Glazed White Ware IV по Дж. Хейсу ⁷), которая сейчас выставлена в экспозиции музея-заповедника «Херсонес Таврический» (рис. 7). Внутри поддона, где нет поливы, по кругу идет надпись:

'l EpE(to^), то ™ ка г d novopaZopsvou M(i)xa^X. «Священника, что также называем Михаилом».

Надпись нанесена после обжига и выполнена смесью унциала и минускула с использованием лигатур, надстрочных букв, сокращений и нерегулярной диакритики. По палеографии она совпадает с датой производства миски.

Надпись явно имеет владельческий характер, однако формула ее необычна. Во-первых, непонятно, почему владелец-священник так вычурно вводит свое имя. Во-вторых, неясно, почему его «также» зовут Михаилом, хотя первого имени не указано. Единственным объяснением для столь нестандартной владельческой надписи может быть не совсем удачная попытка составить пятнадца-тисложник («политический стих»), где начальное сочетание гласных je, в согласии с реальным произношением (je), воспринималось как один слог. Надпись становилась видна, только когда пустую миску брали в руки и можно было оценить литературный вкус ее владельца.

Результаты. Итак, всего лишь семь памятников вещевой эпиграфики с северной периферии византийского мира открывают нам окно в мир средневекового ромея. Мы видим в них, с одной стороны, страх перед сглазом и запись защитительных молитв, причем со слуха. С другой – перед нами предстает веселый мир вина и винопития: пили во время плавания и на спор, кто больше выпьет. Шутки затрагивали и тему самих носителей надписи: друга, не пощадившего чашу, и героя, добывшего себе новую. Шутки часто находили себе выражение в стихах, которые византийцы использовали для любых целей, включая даже владельческие надписи. Наконец, перед нами открывается и мир деловых людей – купцов, которые, отправляя свой товар за море, заботятся и о его сохранности и о благополучии корабельщиков.

Как было указано выше, специфика памятников вещевой эпиграфики заключается в путешествии вещей и надписей на них. Эта тема путешествий в лапидарной эпиграфике Византии ассоциируется обычно с паломниками и их надписями. Впрочем, не чужда паломничеству и вещевая эпиграфика (паломнические евлогии, предметы личного благочестия и т. п.), однако здесь путешествует большинство надписей, хотя бы вместе со своим владельцем. Путешествуют они порой и далеко, например, из Византии на Русь: показательно, что амфора, предназначенная для использования во время плавания, добралась до Черниговской земли и была, очевидно, вторично использована. Путешествие надписей продолжается и у объектов, надписанных позже времени своего создания: в таком случае надписи заставляют вещи говорить. Наконец, памятники вещевой эпиграфики становятся орудием распространения греческой письменности за пределы грекоговорящего мира, даже если мы и не знаем, в какой мере эти надписи там понимались.

Благодарю Л.А. Голофаст, Д.В. Журавлева, С.В. Подлевского, А.С. Преображенского, В.Н. Чхаидзе, Т.Ю. Яшаеву за помощь в подготовке работы.

ACKNOWLEDGMENTS

I thank V.N. Chkhaidze, L.A. Golofast, S.V. Podlevsky, A.S. Preobrazhensky, T.Y. Yashaeva, D.V. Zhuravlev for their help in preparing this article.