Огневые приборы в погребальном инвентаре коряков северо-эвенского района Магаданской области

В рамках изучения такой фундаментальной темы, как взаимосвязь «человек – огонь» в ее историческом развитии особое значение имеет комплексное исследование культуры народов крайнего северо-востока Азии, сохранивших в бытовой, хозяйствен- ной и обрядовой сфере немало архаичных черт. Данная работа – продолжение аналитического описания коллекций корякских огневых приборов ударного действия на основе использования металлических кресал [Воробей и др., 2013]. Ее целью является ввод в научный оборот новых сведений по огневым приборам ударного действия на основе использования металлических кресал, что позволяет рассмотреть семантический контекст их перехода из «мира профанного» в «мир сакрального».

Комплекты пяти огневых приборов, входящие в состав инвентаря, персонально подготовленного для будущего погребения конкретных людей, были зафиксированы у жителей Северо-Эвенского района Магаданской области одним из авторов данной публикации в ходе проведения полевых этнографических изысканий в 2005 и 2011 гг. Все владельцы погребальных вещей являлись бывшими оленеводами совхоза «Па-рéньский», центральная усадьба которого в советское время была расположена в с. Чай-буха, а отделения находились в селах Верхний Парéнь и Тополовка. В настоящее время многие бывшие оленеводы переехали в районный центр (пос. Эвенск).

Летом 2005 г. в пос. Эвенск у корячки Мулиной Любови Александровны, 1962 г. р. был приобретен для Магаданского областного краеведческого музея погребальный комплект, состоящий из нескольких предметов. Среди них ножи (кроильный и хозяйственные в ножнах), бисерные нашивки на погребальную кухлянку и «жевачка» ( ванав ) из смолы лиственницы. «Жевачка» (так назвала ее владелица) представляет собой множество отдельных кусочков застывшей смолы различного размера, завязанных в лоскут ткани, сшитый уголком (МОКМ, инв. № КП–31798/11). Изготовлен уголок, по сведениям владелицы, в 1960–1970-е гг., в то время, когда подбирался похоронный инвентарь.

Помимо этого, в состав приготовленного для погребения инвентаря входила связка мелких предметов (МОКМ, инв. № КП– 31800/1–7), состоящая из расшитого бисером чехла для табакерки (рис. 1, 1 ), модели коврика (рис. 1, 2 ), трех меховых мешочков (рис. 1, 3 – 5 ), латунного наперстка (рис. 1, 6 ), бусины (рис. 1, 7 ) и железного кресала (рис. 1, 8 ).

Кресало, прикрепленное на ровдужный ремешок, относится к типу цельнометаллических, однолезвийных кресал калачевидной формы. Кованое, без язычка, с длинным подпрямоугольным выступом на ударном лезвии. Дуги высоко подняты, концы завиты, междужковый зазор отсутствует, разме- ры 35 × 47 × 5–7 мм (рис. 1, 8). Типологически оно соответствует кресалам русского времени, получившим распространение на всей территории Сибири. Типологически оно соответствует кресалам русского времени, получившим распространение на всей территории Сибири. Наряду с другими похоронными вещами, кресало являлось принадлежностью женского погребального комплекса. По сведениям владелицы, оно полагалось покойной для того чтобы можно было курить в загробном мире. Поэтому кресало, как и табакерка, не случайно включено в состав связки – курение табака было широко распространенно среди коряков.

В августе 2011 г. в с. Верхний Парéнь у корячки Инылив (урожденная Кутнаут) Светланы Анатольевны, 1963 г. р., зафиксировано кресало аналогичного типа. Оно отличается от вышерассмотренного лишь отсутствием выступа на ударном лезвии. Размеры 33 × 43 мм (рис. 2). Оно хранилось в большом холщовом мешке, вместе с другими атрибутами для похорон женщины (расшитый бисером подол гагагли, два мешочка, заготовка для пояса, пряжка для пояса, наперстки, накосник).

У жительницы этого же села корячки Инылив Ульяны Явъековны, 1938 г. р., также был осмотрен и описан похоронный гардероб. Связка погребальных предметов включала пояс (рис. 3, 1 ), два небольших мешочка, украшенных бисером (рис. 3, 2 – 3 ) и кресало (рис. 3, 4 ). В мешочках находились различные атрибуты. В одном из них (рис. 3, 2 ) хранились обломок пластмассовой расчески и полиэтиленовый мешочек с выпавшими при жизни зубами владелицы. Среди предметов, находившихся в другом мешочке (рис. 3, 3 ) – завязка из красной ткани (рис. 3, 3а ), отщеп кремнистого сланца ¹ коричневато-зеленоватого цвета размером 32 × 39 мм, с приклеившимся к нему кусочком смолы того же цвета (рис. 3, 3б ), отдельный кусочек смолы красно-коричневатого цвета (рис. 3, 3в ), мелкий кристалл самородной серы желтого цвета с зеленым оттенком (рис. 3, 3г ).

В свою очередь, в завязке содержались два кусочка трута, обломки кристаллов самородной серы, кусочек смолы с мелкими

Рис. 2 (фото). Железное кресало из состава погребальных предметов С. А. Инылив (с. Верхний Парень) (без масштаба)

Рис. 1 (фото). Связка погребальных предметов Л. А. Мулиной (пос. Эвенск): 1 - чехол для табакерки; 2 - модель коврика; 3 - 5 - мешочки; 6 - латунный наперсток; 7 - бусина; 8 - железное кресало ( 1 - 5 - ткань, мех, бисер; все без масштаба)

фрагментами содержимого, а также осыпь охристой породы (предположительно лимонита), бисер бело-голубого цвета и самодельная алюминиевая чашечка с короткой рукоятью размером 24 х 17 мм (рис. 3, 3д ).

Кресало относится к типу комбинированных с прямым ударным лезвием подпрямоугольной формы (размеры 72 х 37 мм) и держателем, изготовленным из сложенного вдвое лоскута плотной кожи морского животного таким образом, что свободным оставлен продольный край лезвия примерно на % его ширины. На лицевую сторону из- делия поверх края держателя наложена узкая полоска из желтого металла, с отверстиями на концах. Все три детали скреплены с помощью двух медных штифтов, концы которых расклепаны на обеих сторонах изделия (рис. 3, 4а). На оборотной стороне кожа в местах клепки порвалась и уже не удерживается (рис. 3, 4б). В центре верхнего края изделия имеется отверстие, сквозь него пропущено звено цепочки, на которой подвешено кресало. В состав погребального инвентаря входила табакерка, помещенная в чехол, что, по сообщениям информаторов, объясняло необходимость присутствия кресала на похоронном поясе.

У. Я. Инылив умерла 26 августа 2011 г. и была погребена два дня спустя по традиционному для коряков обряду трупосожжения. Приготовленный для похорон инвентарь был сожжен вместе с владелицей.

Два комплекта огневых приборов были зафиксированы в августе того же года среди погребального инвентаря семьи коряков Эк-вининых, также проживающих в с. Верхний Парень. Мужской похоронный комплект, в состав которого входит связка с огневым прибором, принадлежал Эквинину Ивану Ивановичу, 1960 г. р. В связке находились: алюминиевая ложка (рис. 4, 1 ), модель кресала (рис. 4, 2 ), три мешочка (рис. 4, 3 - 5 )

Рис. 3 (фото). Связка погребальных предметов У. Я. Инылив (с. Верхний Парень): 1 - пояс; 2 - 3 - мешочки с погребальным инвентарем; 3а - завязка из мешочка 3; 3б - отщеп кремнистого сланца из мешочка 3; 3в - смола из мешочка 3; 3г - кристалл самородной серы из мешочка 3; 3д - содержимое завязки (трут, кристаллы самородной серы, смола, бисер, алюминиевая чашечка); 4 - железное кресало ( 4а - передняя сторона, 4 б - оборотная сторона) (все без масштаба)

Рис. 4 (фото). Связка погребальных предметов И. И. Эквинина (с. Верхний Парень): 1 - ложка; 2 - модель кресала; 3 - 5 - мешочки; 6 - модель снеговыбивалки ( 1 , 6 - алюминий; 2 - железо; 3 - 5 - ткань, мех, бисер; все без масштаба)

Рис. 5 (фото). Погребальные предметы из связки И. И. Эквинина (с. Верхний Парéнь): 1 – мешочек; 2 – содержимое завязки из мешочка: трут, смола, обсидиановый отщеп, обломок вулканической породы; 3 – модель железного кресала (все без масштаба)

Рис. 6 (фото). Связка погребальных предметов Н. И. Эквининой (с. Верхний Парéнь): 1 – 5 – меховые мешочки; 6 – 8 – марлевые завязки (все без масштаба)

и модель снеговыбивалки (изготовлена из черенка алюминиевой ложки) (рис. 4, 6). Один из мешочков оказался пустым, в другом в качестве «табакерки» находилась круглая жестяная коробочка из-под вазелина. В третьем мешочке (рис. 4, 3; 5, 1) хранилась марлевая завязка со следующим содержимым: кусочек трута, круглый кусочек смолы, обломок вулканической породы (предположительно риолит или туф) (рис. 5, 2). Модель «двулезвийного» кресала (размеры 41 × 27 мм) представляет собой прямоугольную стальную пластину с прямоугольным же вырезом по центру. Она вырублена зубилом из тонкого листа металла, края неровные и плохо обработаны, крепилась к по- гребальной связке с помощью черного кожаного ремешка (рис. 4, 2; 5, 3).

Погребальный набор И. И. Эквинина хранился у его матери Нины Иныливны Эквининой (урожденной Хольгининой) 1933 г. р. Среди похоронных атрибутов, принадлежащих самой Н. И. Эквининой, кресала не было, но обнаружились другие, второстепенные принадлежности из состава огневого прибора. В одном из пяти связанных между собой мешочков (четыре других мешочка были пусты) (рис. 6, 1 – 5 ) лежали три марлевые завязки (рис. 6, 6 – 8 ).

В первой завязке (рис. 6, 6 ) находились три мелких кристалла самородной серы, во второй (рис. 6, 7 ) – кусочек трута, округлый кусочек смолы, обломки вулканической породы (максимальная величина до 10 мм), около 20 мелких обсидиановых отщепов и чешуек (максимальная величина от 2 до 8 мм), в третьей (рис. 6, 8 ) – два кусочка трута, округлый кусочек смолы, обломок вулканической породы и несколько таких же мелких отщепов и чешуек из обсидиана.

Помимо связки из мешочков, в состав предназначенного для похоронного обряда инвентаря Н. И. Эквининой входила деревянная коробка с орнаментированной крышкой (рис. 7, 1 ). В коробке наряду с тремя незавершенными костяными наперстками находились кусочек трута (рис. 7, 2 ) и дистальный фрагмент обсидиановой 3-гранной пластинки с вентральной чешуйчатой ретушью по двум маргиналам (размеры 43 × 14 мм) (рис. 7, 3 ).

Можно заметить, что в состав большинства из рассмотренных комплектов входит мешочек, в котором содержится трут. Как правило, его сопровождают каменные фрагменты, кусочки смолы, а в двух случаях самородная сера. «Огневой» характер содержимого подобных мешочков очевиден; вполне понятна и их связь с кресалом.

Таким образом, в погребальном инвентаре верхнепарéньских коряков обнаруживаются разной степени полноты наборы для высекания огня. Наиболее полный по составу комплект, принадлежавший У. Я. Ины-лив, содержал не только кресало, отщеп кремнистого сланца (по размерам вполне соответствующий функциональному кремню), трут и серу, но и маленькую самодельную чашечку, которую можно рассматривать как модель серницы. Тем не менее эти наборы представляют собой скорее «перечень компонентов», нежели готовый к функционированию комплект: в них включены модели серницы и кресала, сопутствующая первичному сбору серы осыпь лимонита, нефункциональные по размеру и петрофизическим свойствам небольшие фрагменты риолита или туфа, чешуйки, мелкие отщепы и фрагмент пластинки с ретушью из обсидиана.

Пользователями корякских погребальных огневых наборов были и мужчины, и женщины. В пояснениях информаторов присутствие металлических кресал обычно связывается с потребностью курения табака и после смерти. Наличие других элементов огневых приборов обусловлено воспроизведением традиций. Они, по представлениям коряков, должны были обеспечить добывание огня в загробной жизни владельца. При этом сопряженная с огневыми принадлежностями смола могла быть предназначена

Рис. 7 (фото). Деревянная коробка с погребальными предметами Н. И. Эквининой (с. Верхний Парéнь): 1 – коробка; 2 – трут; 3 – фрагмент обсидиановой пластины (все без масштаба)

и для иных целей. Согласно некоторым данным, кроме обычного жевания, широко распространенного на крайнем северо-востоке Азии 2 , умершему клали смолу для того, чтобы в потустороннем мире он мог безошибочно опознать своих предков [Лебедев, Симченко, 1983. С. 66] либо заклеивать рты «говорливым» сородичам [Irimoto, 2004. Р. 177].

Включенные в состав огневых наборов природные материалы происходят из различных, в том числе и относительно удаленных, источников. Понятно, что возможная территория их освоения была значительна и определялась совокупностью кочевых маршрутов верхнепарéньцев.

Возможные источники добычи коряками самородной серы были проанализированы в отдельной статье [Воробей и др., 2013. С. 260]. В вязи с крайней редкостью указаний об использовании аборигенами конкретных источников самородной серы, имеет смысл привести обнаруженные дополнительные свидетельства. Подтверждение того, что упомянутое туромчинское месторождение в бассейне р. Гижига было известно местным жителям по меньшей мере с конца XIX в., находит подтверждение в полевом дневнике Д. Л. Иохельсон-Бродской, участницы Джузуповской экспедиции. Десятого августа 1901 г. (по старому стилю), во время перехода из Гижиги на Колыму, участники экспедиции «стали спускаться к другой реке Чир, притоку реки Тур[о]мчи ˂…˃ В оврагах этой речки находят серу, отсюда и название реки Чир, что значит сера» 3. О проявлении серы в районе бассейна р. Белая (левый приток р. Анадырь) сообщает работавший в Анадырском крае в 1912–1913 гг. геолог П. И. Полевой: «В правом притоке Энмувэема, по реке Серной, чукчи собирают самородную серу, из которой готовят спички собственнаго производства ˂…˃ в моей коллекции имеется небольшое количество ея, доставленное мне Усть-Бельским чукчей Никоном – лучшим переводчиком в крае» [1915. С. 113].

Что касается качественного обсидиана, то ближайшие известные природные источники отмечены более чем в 300 км (или не менее 500 км в обход вершины Пенжинской губы) к югу от с. Верхний Парéнь, на Камчатке, в северной части Срединного хребта [Grebennikov et al. Р. 90. Fig. 6. 1 ]. Однако в данном случае нет необходимости предполагать столь дальний современный перенос, так как в Северо-Эвенском районе Магаданской области отмечены находки обсидиана археологического. Несомненными подъемными артефактами в рассмотренных огневых комплектах являются единичные предметы: ретушированная пластинка возрастом не моложе неолитического и отщеп. Микро-и мелкий дебитаж, помещенный в завязки группами, на наш взгляд, в основном получен при современном расщеплении также подъемных древностей. Возможно, именно относительная редкость археологического обсидиана сыграла не последнюю роль в том, что он был использован в погребальных наборах. Учитывалось, не исключено, и некоторое внешнее его сходство с халцедонами, применявшимися в качестве функциональных огневых кремней. Вероятно, подъемным артефактом следует считать и отщеп кремнистого сланца (см. рис. 3, б).

Исторические и археолого-этнографические сведения об огневых принадлежностях в захоронениях коряков и при совершении ими погребальных обрядов, а также контактирующих с ними чукчей, эвенов и юкагиров немногочисленны. В одном из самых ранних этнографических описаний коряков, сделанных «за толмача казаком» гижигин-ской команды Ефремом Пургиным во второй половине 1760-х гг., говорится, что с умершим среди прочего, «без чего обойтит-ца не можно», на установленные поверх тела санки кладут «огниво, кремень с трудом» [Косвен, 1962. С. 278].

Из контекста описания следует, что огневой набор предназначался самому погребенному. Отдельно упоминаются и «посылки», «гостинцы» прежде умершим, которые горят вместе с покойником на погребальном костре – «стрелы, ножи и прочее, у кого что случитца» [Там же. С. 279]. Однако в детальном описании состоявшихся в 1777 г. похорон корякского старшины Моехута Но-кокова, сделанном также в Гижигинской крепости со слов разночинцев Григория и Ивана Поповых, огневые принадлежности не упоминаются; при том, что с покойником было отправлено «табаку с четверть фунта», по примечанию Т. Шмалева – «прежде умерших родственников поподчивать» [Там же. С. 290–291]. Старшина был похоронен на зимних кочевьях недалеко от устья Ги-жиги, «над рекою Обвековою» (современная р. Авекова) 4 , однако в весеннее и летнее время он кочевал в 200 км к северо-востоку, на реках Тылхое и Парéни (см. сведения, полученные десятью годами ранее [Там же. С. 281–282]) 5. Не видим мы огневого набора и в описанном Я. И. Линденау погребальном ритуале коряков северо-западного побережья Охотского моря 1740-х гг. [1983. С. 122] 6.

Другие свидетельства относятся уже к XX в. Описывая похороны девочки-младенца береговыми коряками из с. Каменское, В. И. Иохельсон сообщил, что рядом с ней, среди прочего, положили фрагмент кресала для высекания огня. Также с девочкой для передачи недавно умершим была отправлена жвачка из лиственничной смолы [Jochel-son, 1905. P. 111–112].

В. В. Горбачева, характеризуя погребальную обрядность коряков Камчатки, отмечала наличие огневых принадлежностей в погребальном инвентаре мальчика, которому на перевязь «подвешивали игольник, кусочек с серой от спичечного коробка и кусок спички с серой» [2004. С. 84]. При захоронении взрослых к перевязи или поясу «привязывали (или пришивали) три, а иногда больше, маленьких мешочка, с серой от лиственницы, кресалом, кремнем или кусочками спичек для добывания огня в потустороннем мире» [Там же. С. 89].

Кресало среди сложенных в мешок вещей покойного упоминается в описании корякского похоронного обряда. Оно представляет собой общую, известную на то время историографическую канву коряк- ской погребальной обрядности, с вплетенной в нее информацией о похоронном обряде воямпольских береговых коряков Камчатки, собранной в 1976 г. [Горбачева, Мастюгина, 1980. С. 217].

И. С. Гурвич, наблюдавший в начале 1980-х гг. похороны берегового коряка в пос. Манила Пенжинского района Корякского автономного округа, в составе сопроводительного инвентаря отметил особый мешочек. В нем находились «огниво и янтарь (покупной), заменявший, по словам информаторов, красный красящий камень, очевидно охру» [1987. С. 81].

В с. Белоголовое у переведенных на оседлость оленных коряков центральной Камчатки Е. П. Орлова, в числе прочих погребальных принадлежностей, приобрела сшитый в 1942 г. «мешочек <...> для спичек в дорогу покойнице», в который «был вложен пучок серных спичек с розовыми головками» [1974. С. 357].

Описывая погребальную обрядность ачай-ваямских коряков по наблюдениям, сделанным в 2005 г., В. В. Горбачева отметила прикреплявшийся к поясу набор маленьких мешочков из шкуры оленя, украшенных бисером и бахромой. В них находились «кремень, кресало, гнилушка дерева, спичка или серная головка, олений жир, сера от лиственницы, табак» [2012. С. 56]. Необходимо подчеркнуть, что огневые принадлежности находились именно в мешочках (в мешочке?), что может объяснить тот факт, почему огневой набор далеко не всегда упоминался наблюдателями в составе сопроводительного инвентаря. Заметна и сопряженность огневых принадлежностей с табаком и лиственничной смолой.

Приведенные выше и пока еще немногочисленные данные позволяют сделать ряд выводов. Так включение огневых приборов ударного действия в состав погребального инвентаря оленных коряков отмечено еще в 60-е гг. XVIII в. Подобная практика являлась обычной для оленных и береговых коряков в XIX и XX вв. и продолжает существовать в начале XXI в. Покойники снабжались персонально огневыми наборами, которые несут «утилитарную» функцию и в первую очередь предназначены для того, чтобы умерший мог после смерти насладиться табачным дымом. В состав «посылок» для ранее умерших они не входили. Также не зафиксированы и какие-либо спе- цифически ритуальные функции, содержание которых, на наш взгляд, могло быть забыто. Наличие в огневом наборе серы обнаружено только у верхнепарéньских коряков.

В XX в. снабжение покойников огневыми приборами с металлическими кресалами стало уже архаичным и непостоянным элементом обряда, что выражалось в использовании спичек 7. Вместо ряда элементов огневого набора могут использоваться их реальные и символические заместители: металлическая модель серницы, металлическая модель кресала, каменные нефункциональные фрагменты («кремни»). Неясным остается вопрос об оригинальном включении в состав набора мелких обсидиановых чешуек дебитажа. В качестве одного из объяснений можно предположить семантическую мотивацию, связанную с появлением аналогичных чешуек в результате механического взаимодействия функционального кремня с металлическим кресалом.