Особенности функционирования падежей в северных диалектах удмуртского языка

В удмуртском языкознании грамматическая традиция в изучении падежей начинается с первых грамматик [Сочиненія, 1775; Wiedemann, 1851] и неразрывно связана с исследованием данной лексико-грамматической категории в общефинно-угорском аспекте [Серебренников, 1963; Майтинская, 1979 и др]. Специальному изучению отдельных падежей и групп падежей пермских языков посвящены труды многих ученых, в частности Е.С. Гуляева [1960], Р. Бейкера [Baker, 1985]; Г.А. Некрасовой [2002], Н.В. Кондратьевой [2010; 2011], где освещается семантика падежей, рассматривается генезис значений и падежных морфем. Вместе с тем, несмотря на наличие серьезных разработок по падежам пермских языков, в научной литературе до сих пор не получило должного освещения функционирование падежей в удмуртском диалектном континууме.

Данное исследование посвящено описанию особенностей оформления и функционирования падежных форм существительных в диалектах северноудмуртского языкового ареала. В работе особое внимание уделяется специфическим явлениям, которые свойственны в основном северноудмуртским диалектам, с одной стороны, и / или имеют ограниченное распространение в группе исследуемых диалектов – с другой. Фактический материал анализируется и интерпретируется в контексте удмуртского языкового диалектного ландшафта. В пределах северного наречия принято выделять 3 группы говоров (или 3 диалекта: верхнечепецкие, среднечепецкие и нижнечепецкие). Наиболее изученным из них является среднечепецкий диалект, своеобразия которого нашли освещение в двух монографиях автора [Карпова 1997; 2005]. Источником по верхнечепецким говорам послужили личные записи, произведенные во время экспедиции к кезским удмуртам в 2006, 2008, 2009 гг. Материал по нижнечепецким говорам почерпнут нами из статьи Т.И. Тепляшиной [1970а, с. 156–196].

Способы образования падежных форм существительных в удмуртских диалектах достаточно единообразны. Расхождения возникают вследствие использования различных падежных суффиксов, различия фонемного состава морфем. Падежные парадигмы, в свою очередь, отличаются по наличию / отсутствию специфических падежей, особенностями образования отдельных форм и т. д.

В большинстве удмуртских диалектов и литературном языке система склонения существительных представлена 15 членами падежной парадигмы, среди которых разграничиваются 8 субъектно-объектных (номинатив, аккузатив, генитив, аблатив, датив, каритив, инструменталь, адвербиаль) и 7 пространственных падежей (инессив, иллатив, элатив, эгрессив, пролатив, терминатив, аппроксиматив). В отличие от этого, в северноудмуртских диалектах спектр падежей варьируется от 15 до 21. Увеличение числа падежей в этой группе диалектов связано с развитием серии вторичных приблизительно-местных падежей с н-евым′ признаком, возникших в результате секреции послелогов с основой дин-′ ’у, около, при, возле’. Ареал их распространения ограничивается нижнечепецкими говорами (слободской, ко- синский) [Тепляшина, 1970а, с. 167; 1981, с. 285–286], среднечепецким диалектом и говорами северо-западной части Кезского района [Карпова, 1997, с. 86–88; Максимов, 1999, с. 201]. В верхнечепецких говорах аналогичные падежные формы отсутствуют: им соответствуют конструкции с послелогами с основой дин- ’у, около, возле, при’ (‘эшэ дин'э ’к своему другу’, эшэ диныс ’от своего друга’).'

Дистрибуция новых падежей ограничена существительными и местоимениями со значением «лицо», в связи с чем они имеют узкую семантику, характеризующуюся выражением пространственно-посессивных отношений. Они обозначают не просто местонахождение около кого-(чего-) либо, движение по направлению к ко-му-(чему-) либо и т. д., а «выражают нахождение в доме (домашнем очаге, жилище, в пределах усадьбы), который принадлежит кому-либо, направление движения в дом (жилище), принадлежащее кому-либо и т. д.» [Максимов, 1999, с. 194].

В среднечепецком диалекте – н -евый ′ признак систематически встречается в четырех падежах, чаще всего в инессиве и иллативе, реже в элативе, эгрессиве. Что касается приблизительного пролатива и приблизительного терминатива, то примеров на их употребление в наших текстовых записях фольклорного и повествовательного характера не обнаружилось. Однако в материалах, собранных по специальному словнику-вопроснику по определению ареала распространения отдельных явлений, наличие этих падежных форм вне контекста фиксируется. Некоторые примеры: Чурив. сос ′ эдн ′ оз ′ ’до соседа’, сос ′ эдн ′ ыт ′ и ’у соседа’, Ник. ад ′ амин ′ оз ′ ’до человека’, ад ′ амин ′ ыт ′ и ’у человека’. Данный факт свидетельствует, как нам кажется, о вполне реальном функционировании приблизительного пролатива и приблизительного терминатива в среднечепецком диалекте. В нижнечепецких говорах зафиксировано также 6 форм приблизительно-местных падежей: приблизительноместный, приблизительно-входный, приблизительно-исходный, приблизительно-от-далительный, приблизительно-переходный [Тепляшина, 1981, с. 285–286].

Неодинаковая частотность употребления, с одной стороны, приблизительного инессива и приблизительного иллатива соответственно с формантами - нэ, -н'ын и, с другой стороны, приблизительного элатива, приблизительного эгрессива, приблизительного пролатива и приблизительного терминатива соответственно с формантами - н ' ыс,' -н ' ыс ' эн, -н ' ыт ' и, -н ' оз , ‘ по-видимому, обусловлена различием в частотности в выражаемых ими отношений.

Нельзя оставить вне внимания и тот факт, что параллельно с падежными формами с элементом - н - ′ в среднечепецком и нижнечепецком диалектах функционируют послеложные конструкции с послелогами с основой дор -, например: Ук. ку-зойэн соос лыкти зы мужикэ доры . ’Вдвоем (’парой’) они пришли к моему мужу .’; Кож. тин'оз' пийэ улиз с эстрайэ дорын . ’Вот так мой сын жил у моей сестры .’ Наиболее часто использование аналитической конструкции с послелогом дор- наблюдается на месте возможных форм употребления приблизительного элатива, приблизительного эгрессива, приблизительного пролатива и приблизительного терминатива.

Помимо северноудмуртских диалектов, приблизительно-местные падежи встречаются также в бесермянском наречии [Тепляшина, 1970б, с. 184]. Наличие локальных падежей с элементом - н -, образованных ′ от послелогов с основой на дын - / дин -, отмечается и в коми-пермяцких диалектах [Баталова, 1975, с. 138–140]. По мнению Р. Бейкера, процесс разрушения послелогов и вследствие этого образование новых падежных формантов с элементом – н -, имеющее место в северноуд-муртских ′ и южно-коми-пермяцких говорах, происходили в каждом из этих языков параллельно и независимо друг от друга [Baker, 1985, с. 198]. Следовательно, раз- 232

витие в удмуртских и коми-пермяцких диалектах приблизительно-местных падежей из послелогов с основой удм. дин ′ -, кп. дын - / дин представляет собой позднее явление.

В удмуртском диалектном континууме аккузативные формы множественного числа представлены двумя синонимичными показателями: - ты и - ыз . Во всех северноудмуртских диалектах морфологическим маркером данного падежа выступает суффикс - ты : коркаосты ’дома’, ул ′ чаосты ’улицы’. Примеры-предложения: Ер. кал ′ ук то·тскъ ма карънъ ик, т ′ ут ′ уосты но эскэртоно, бол ′ н ′ иццэ но въдънъ косо, давлэн ′ н ′ а зол . ’Сейчас не знаю даже что и делать, и за цыплятами ( ’цыплят’ ) надо присматривать, и в больницу заставляют ложиться, давление высокое.’; Диз. парспиосты вузаны кошкиз мужикэ . ’Поросят продавть уехал мой муж’. Указанный формант распространен также в бесермянском наречии и в срединных (т. е. промежуточных говорах между северными и южными наречиями) говорах. В отличие от этого, в южноудмуртских диалектах в качестве форманта указанного падежа функционирует суффикс - ыз . По мнению В.К. Кельмакова, оба показателя аккузатива множественного числа в удмуртском языке (- ты, -ыз ) восходят к прапермскому периоду, на что указывает наличие их соответствий и в коми языке [Кельмаков, 1998, с. 120].

В северноудмуртской диалектной зоне отмечается варьирование показателя пролатива. Для верхнечепецких говоров характерна тенденция к употреблению форманта -( э ) ти : Алек. губэчти пис ′ ай-а мар-а вэтлэ . ’По подполью кошка что ли ходит.’; Пол. бакчаэти пырын но уд бы·гат тон игнат дин ′ э . ’По огороду и зайти не сможешь ты в дом Ивана’. В нижнечепецких говорах отмечается функционирование суффикса -( э ) т ′ и : шурэт ′ и ’по реке’, коркат ′ и ’по дому ’ [Тепляшина, 1970а, с. 163]. В отличие от этого, в среднечепецком диалекте пролатив имеет несколько фонетических вариантов показателя, употребление которых не представляет единства в говорах. В ярском и глазовском говорах указанного диалекта обнаруживаются все варианты пролативного окончания: -( э ) т ′ и , -( ы ) т ′ и , -( ы ) т ′ , -( э ) т ′ , -ки, юкаменскому говору свойственно в основном функционирование вариантов -( э ) т ′ и , -( ъ ) т ′ и : яр., глаз. ул ′ ча ( э ) т ′ и ~ ул ′ ча ( ы ) т ′ и ~ ул ′ ча ( э ) т ′ ~ ул ′ ча ( ы ) т ′ ~ ул ′ чаки ; юк. ул ′ ча ( э ) т ′ и ~ ул ′ ча ( ъ ) т ′ и ’по улице’. Как показывают примеры, в верхнечепецких говорах, в отличие от среднечепецкого и нижнечепецкого диалектов, не происходит палатализация согласного т суффикса указанного падежа. Показатель пролатива ярского и глазовского говоров -( ы ) т ′ (-( ъ ) т ′ ) образовался из формы на -( ы ) т ′ и (-( ъ ) ти ′ ) путем выпадения конечного гласного ы (ъ). Что касается варианта - ки , то он, как отмечают исследователи, произошел из суффикса - ти , который, в свою очередь, образовался из локативного суффикса - t и локального суффикса - i [Uotila, 1933, с. 101; Tauli, 1956, с. 206; Korhonen, 1991, с. 169]. В южных, периферийно-южных и срединных говорах пролативный показатель представлен вариантами -( й ) эти , - ти , имеющими ареальный характер распространения.

В среднечепецком и нижнечепецком диалектах имеют место отдельные случаи употребления форм эгрессива в функции элатива, например: сч. – Гул. гуртъс ′ эн нуллим с ′ ийон . ’ Из деревни носили еду.’; Кож. кал ′ гинэ ул ′ чаъс ′ эн пъри . ’Только что с улицы зашел [я].’; нч. - кировыс ′ эн лыктим . ’Мы приехали из Кирова .’; ми чолаыс ′ эн лыктэм муртйос . ’Мы, люди, прибывшие из Круглова .’ Использование формы эгрессива в функции элатива, по-видимому, объясняется близостью этих падежей в выражении места, откуда происходит действие. В отличие от элатива, который тоже обозначает место, откуда исходит действие, слово в эгрессиве более конкретнее указывает место, как бы выделяя его.

В нижнечепецких говорах форма - ыс ′ эн , по материалам Т.И. Тепляшиной, употребляется также на месте литературного инессива на - ын : та виыськысен толон султим . ’Мы проснулись вчера в эту пору.’ (лит. та виын толон султћм ) [Тепляшина, 1970а, с. 168].

В ярском говоре среднечепецкого диалекта встречается немало случаев, когда пролатив выступает в функции инессива, например: Дзяк. д ′ эрэвн ′ аыт ′ умой вэ-рало . ’В деревне (’ по деревне ’) хорошо говорят.’; Ел. ми пинал дырйа ул ′ ча ￠ т ′ шудылим с ′ а·ко шудонэн . ’Мы в детстве на улице (’ по улице ’) играли в разные игры (’во всякую игру’).’ Как показывают примеры, использование пролативных форм на месте инессивных отмечается при реализации значения места, пространства, в пределах которого происходит движение (данное значение присутствует в семантической структуре обоих указанных падежей). В других удмуртских диалектах подобное явление не отмечается.

Как правило, практически во всех говорах северноудмуртской языковой зоны для выражения цели, причины, мотива действия вместо датива южноудмуртских и некоторой части центральных говоров с показателем - лы употребляется сочетание существительного или другого имени в номинативе с послелогом понна ’за, для, ради’, ср. например: сев. ву понна мъниз , южн. вулы мыниз ’за водой (она) пошла’. В верхнечепецких говорах для выражения причинного значения, наряду с послелогом понна, используется также послелог дурэ: СГыя н ′ ан ′ дурэ лыкти вал магаз ′ инэ, н ′ ан ′ но бырэм . ’ За хлебом я пришла в магазин, и хлеб закончился’. В южноудмуртских говорах использование форм датива на -лы в указанных значениях развилось, по мнению И.В. Тараканова (1990), под влиянием татарского языка.

В северноудмуртских диалектах падежные формы в плане частотности употребления также проявляют особенности. В частности, гораздо реже, нежели в других удмуртских диалектах, здесь отмечаются формы некоторых местных падежей, их заменяют аналитические конструкции. Например, на употребление аппроксима-тива в имеющемся в нашем распоряжении материале в среднечепецких говорах зафиксировано всего три примера: Деб. йугътлан ′ гурт калъкэз бэръкто·мъ . ’ К свету деревенский люд повернем.’; Шоб. чэрклан ′ ’в сторону церкви’; Кор. кънтонлан ′ карис ′ кэ . ’ К заморозкам [погода] идет.’ Формам аппроксиматива литературного языка со значением направления по месту или времени в северноудмуртских диалектах чаще всего соответствуют эквивалентные сочетания существительного в номинативе с послелогом пала ’по направлению к; в сторону’. Некоторые примеры: сч. – Пыш. тодмотэм ад ′ ами вуко пала кожиз . ’Незнакомый человек повернул в сторону мельницы .’; Чир. кал ′ нэ подругайэд зќк с ′ урэс пала кожиз . ’Только что твоя подруга по направлению к тракту (’большой дороге’) ушла.’ В северноудмуртских диалектах процесс ослабления морфологического оформления аппроксиматива не только в системе существительных, но и местоимений, имеет тенденцию к дальнейшему развитию.

Отметим, что во многих периферийно-южных и некоторых южных говорах также наблюдается явление замещения аппроксимативных форм послеложными конструкциями.

Разнообразие диалектных форм в оформлении и функционировании падежных форм свидетельствует об инновационных процессах в истории удмуртского диалектного языка. Некоторые общие явления, представленные в северноудмуртских диалектах и отдельных коми-зырянских и коми-пермяцких диалектах, возможно, являются результатом сравнительно позднего параллельного развития или имеют ареальный характер.

Сокращения

• 1.    Языков и диалектов: глаз. – глазовский говор среднечепецкого диалекта, кп. – коми-пермяцкий язык, нч. – нижнечепецкие говоры (нижнечепецкий диалект) удмуртского языка, сев. – северноудмуртские диалекты, сч. – среднечепецкие говоры (среднечепецкий диалект) удмуртского языка, удм. – удмуртский язык, южн. – южноудмуртские диалекты, юк. – юкаменский говор среднечепецкого диалекта, яр. – ярский говор среднечепецкого диалекта;

• 2.    Населенных пунктов по северноудмуртским диалектам:

верхнечепецкий диалект: Алек. – д. Александрово, Пол. – с. Полом, СГыя – д. Старая Гыя;

среднечепецкий диалект: Гул. – д. Гулёково, Деб. – с. Дебы, Диз. – п. Дизьмино, Дзяк. – д. Дзякино, Ел. – с. Елово, Ер. – д. Ертем, Кож. – д. Кожиль, Кор. – д. Корота-ево, Ник. – с. Никольское, Пыш. – с. Пышкет, Ук. – с. Укан; Чир. – д. Чиргино, Чу-рив. – Чуривыл.