Педагогический трактат Дж. Локка «Мысли о воспитании» в контексте феноменологии становления субъекта нового времени

Хотя произведения, главной темой которых является воспитание, известны, начиная с античности (например, «Киропедия» Ксенофонта), временем рождения романа воспитания как новой литературной формы стала эпоха Просвещения. Именно в национальных литературах Просвещения появляется целая плеяда романов, описывающих формирование субъекта.

Какие причины обусловили появление в просветительской литературе новой формы? Ряд исследователей в качестве таковых указывают на интерес авторов-просветителей к вопросам воспитания, проявившийся в рождении педагогических трактатов и закономерно перешедший в создание художественно-воспитательной формы. Чем, в свою очередь, можно объяснить этот интерес, равно как и общий воспитательный пафос Просвещения? Причины его лежат в самом характере эпохи и ее взгляде на человека.

Для просветителей человек, прежде всего, разумен. Сам термин «Просвещение» утвердился после статьи И. Канта (1784), в которой просвещение предстает «выходом человека из состояния несовершеннолетия, которое есть неспособность пользоваться разумом без руководства со стороны кого-то другого»1. Разумность выступает синонимом самостоятельности, активности, свободы субъекта. Человек может и должен мыслить и действовать свободно и самостоятельно в самых различных сферах. Отсюда проистекает вера в разум как силу, способную не только познать мир, но и перестроить на разумных началах социальные отношения – кантовский выход человека из состояния «несовершеннолетия». Великое упование Просвещения состояло в том, что мир можно и нужно изменить к лучшему. «Современность, – пишет Д. Кларк, – предложила мечту о достижимом порядке»2.

Но просветители не могли не видеть, что такая точка зрения на человека мало согласуется с тем, каков он есть в действительности. Реальный их современник представал как бы искаженным подобием «истинной человеческой природы», которую легче было обнаружить в прошлом или в отдаленных странах. Поэтому одной из основных своих задач просветители считали совершенствование и исправление человеческой природы. Это обусловило их глубокий интерес к вопросам воспитания личности и стало причиной рождения различных педагогических теорий. Задача искусства Просвещения также мыслится идеологами эпохи в духе ее названия – просвещение народов, исправление нравов, воспитание личности разумной, активно созидательной, свободной.

Однако идея прогрессивного развития приводит к возрастанию рациональности, которая призвана очертить контуры грядущих перемен и инструментализировать пути их осуществления. Причем рациональность совре- менности сравнима с рациональностью капиталистического хозяйства, где все основано на расчете по количественным критериям. Это счетное измерение классической рациональности находит отражение в систематизации накопленных фактов, построении таксоно- мии, составлении списков, кропотливом заполнении таблиц, что подробно рассматривает, например, М. Фуко в своей монографии «Надзирать и нака- зывать», в идее регламентированности всего и вся1.

Еще одним следствием мечты о достижимом порядке стала стандартизация всех областей: законов, поведения, мышления – для того чтобы было легче управлять всем этим, занимаясь общественным переустройством. Современность рождает понятие человеческой нормы. «Нормальное становится принципом принуждения в обучении с введением стандартизированного образования и возникновением “нормальных школ”», – пишет М. Фуко2.

Унификацией реальной малоупорядоченной жизни по созданным заранее планам, таблицам занимаются различ- ные социальные институции, которые создают свои собственные нарративы этого процесса. Так, педагогический нарратив формирования субъекта был сформулирован в двух наиболее авто- ритетных концепциях своего времени:

трактате Дж. Локка «Мысли о вос-питании»3 и романе-трактате Ж.-Ж. Руссо «Эмиль, или О воспитании»4. Локк прорабатывает физическое, нравственное и умственное содержание воспитания, определяя его результатом человека физически крепкого, добродетельного, деятельного, умеющего владеть собой, обладающего ясной мыслью и жизненно необходимыми знаниями, «умеющего вести свои дела толково и предусмотрительно»5. В дальнейшем, все ссылки на текст даются по этому изданию]. Руссо выделяет четыре возраста воспитанника, в каждом из которых воспитатель должен привить ему определенные представления, сформировать те или иные личностные качества, научить различным умениям. Таким образом, воспитание, задающее человеческую норму и одновременно образец в духе просветительской концепции личности, и характерная табличная логика этого процесса, его рационализиро-вание, разделение на роды и виды, выделенные нами как установки начала современности, предстают как у Локка, так и у Руссо.

Обратимся к трактату «Мысли о воспитании». Созданный Дж. Локком на основе частной переписки 1684–1691 гг. с Эдвардом Клэрком и во многом сохранивший ее непринужденный интимно-дружеский стиль трактат вышел отдельной книгой в Лондоне в 1693 г. В том же году появилось второе издание, третье (расширенное) датируется 1695 г., четвертое, также расширенное, – 1699-м. Пятое издание, в которое Локк успел внести исправления, вышло в 1705 г., уже после его смерти. Но еще в 1695 г. Пьер Кост опубликовал в Амстердаме французский перевод «Мыслей о воспитании», сделанный с первого английского издания и снабженный многочисленными примечаниями. В 1698 г. в Роттердаме вышел голландский перевод, сделанный с третьего английского издания. Русский перевод появился в 1759 г., хотя педагогическая концепция Локка была известна в России с конца X^^II столетия благодаря Симеону Полоцкому, в изводе которого ta^^^a ^a^a предстала «скрижалью ненаписанной».

Первая часть трактата посвящена физическому воспитанию ребенка.

Во-первых, это подробно разработанная система рекомендаций по закаливанию ребенка, в соответствии с которой, например, следует:

• 1) . Заботиться, чтобы дети ни зимою, ни летом не одевались и не закутывались слишком тепло и ходили с непокрытой головой. Локк приводит здесь притчу о том, как скиф дал остроумный ответ афинянину, который удивлялся, что тот может ходить голым в мороз и снег. «Как ты можешь выносить, чтобы твое лицо подвергалось воздействию холодного зимнего воздуха?» – сказал скиф. «Но мое лицо привыкло к этому», – ответил

афинянин. «Вообрази же себе, что я весь – лицо», – возразил скиф.

• 2) . Ежедневно обмывать ребенку ноги как можно более холодной водой, а обувь делать настолько тонкой, чтобы она промокала и пропускала воду.

• 3) . Учить ребенка плавать, так как это умение не только спасет ему жизнь при случае, но с точки зрения закаливания полезно купаться в холодной воде в жаркий день.

• 4) . Ребенку проводить больше времени на открытом воздухе за подвижными играми¹.

Во-вторых, это рассуждения о том, что одежда ребенка не должна быть слишком тесной – сдавливать грудь и другие части тела – автор горячо выступает против ношения корсетов и мундиров в детском возрасте. В этом параграфе приводится анекдот о китаянках, о котором мы скажем чуть ниже.

В-третьих, это система здорового питания, у современного читателя вызывающая удивление. Резюме этой части трактата Локк сформулировал так: «Пища должна быть совсем обыкновенной и простой»: без пряностей и специй, горячащих кровь, есть лучше всего один раз в день – ужинать, тут следует притча о римлянах, в самые развращенные времена не начинавших пир до захода солнца, хлеба следует есть как можно больше (чтобы отучить ребенка от капризов, Локк рекомендует давать ему кусок хлеба: «если он голоден, … он удовлетворится одним хлебом; если же он не голоден, то ему вовсе не следует есть»; ломтем хлеба (иногда с маслом и сыром, а лучше без них) полезно завтракать, а также брать его с собою в дорогу – тут Локк приводит анекдот об Октавиане Августе, который брал с собой в колесницу лишь кусок хлеба). Мясо ребенку не нужно давать есть вовсе либо давать не более раза в день и только одного сорта. Питьем ребенка должно быть только слабое пиво, дети не должны пить никаких крепких напитков – тут автор энергично призывает родителей следить за тем, чтобы слуги не спаивали детей, следует поразительный для современного читателя абзац: «…ничто не закладывает столь прочного фундамента порче физической и нравственной, как привычка детей к крепким напиткам, особенно если они пьют втихомолку в обществе слуг». Один из самых трудных, признается Локк, вопросов – это вопрос о фруктах. «Из-за него наши прародители рискнули раем, и неудивительно, что наши дети не могут устоять против соблазна, хотя бы это стоило им здоровья» – в этой библейской метафорике суровый пуританский подтекст трактата вдруг прорывается в текст. Целая страница далее посвящена употреблению в пищу плодов с греховного древа удовольствий: не следует есть фрукты «после другой еды» – на десерт, в качестве лакомства, сказали бы мы, есть их надлежит с хлебом, а также совершенно спелыми, а посему детям вовсе не следует давать дынь, персиков, слив, а также винограда, что же остается – клубника, вишня, крыжовник, смородина и яблоки. Но, как бы опомнившись от послабления, автор восклицает: следует избегать всякого рода сластей!

В-четвертых, Локк говорит о здоровом сне (до семи лет ребенок может спать, сколько хочет – это единственное из всего того, «что похоже на баловство и изнеженность», к чему автор относится снисходительно, однако просыпаться он должен на рассвете, а по достижении семи и до четырнадцати лет продолжительность сна нужно начинать ограничивать восемью часами) и здоровой постели (постель ребенка должна быть жесткой! – вот главное правило, в этом же параграфе следует поэтическое размышление о том, что привычка к жесткой постели поможет джентльмену выносить тяготы дурного гостиничного ложа во время путешествий).

«Вот все, что я хотел сказать относительно ухода за ребенком при нормальном состоянии его здоровья», – завершает автор первую часть «Мыслей о воспитании». Мы же прежде, чем рассмотреть воспитание нравственное и умственное, обратим внимание на две вещи, которые вызывают удивление, если к ним внимательно присмотреться. Система Локка, несмотря на ее краткость, весьма конкретна, детализирована и дотошна. Но при всей ее дотошности и детализированности мысль Локка – это не мысль врача, предписывающего то или иное, на сегодняшний взгляд, быть может, шарлатанское снадобье для исцеления недуга, но взгляд идеолога, определяющего, как вылепить из человеческого материала готовый продукт – джентльмена. Докажем это на примере локковой системы аргументации.

Несмотря на то что речь идет о правильном питании, закаливании, удобной для ребенка одежде, то есть, на первый взгляд, советах врача родителям – Локк мог давать рекомендации подобного рода: он получил в Оксфорде степень бакалавра медицины и некоторое время занимался врачебной практикой. При внимательном рассмотрении первых страниц очевидно, что, говоря о здоровье ребенка, автор стремится внушить читателю некие идеи, скорее имеющие отношение к воспитанию характера, чем к укреплению физической конституции. Это не советы врача, точнее, это советы не врача – Локк не использует в качестве примера ни случаи из собственного, пусть и небольшого опыта, ни из опыта коллег, ни тогдашних медицинских светил, на опыте которых он учился. Каким же материалом он оперирует, чтобы убедить родителей-дворян покупать детям дырявую обувь, либо кормить их серым хлебом, либо не принуждать к ношению тесной одежды и корсета, если это не факты из собственной врачебной практики? Локк прибегает к трем типам риторических оборотов, эффективность которых сегодня доказана лингвистами, исследующими политический и рекламный дискурс. В первом случае автор скрывается за безличными конструкциями типа «всем известно»: «Всем известны теперь многочисленные случаи, когда холодные купания производят чудеса над людьми с больной и слабой конституцией, возвращая им здоровье и силу»1, «…за-мечено, что китайские женщины очень малы ростом и живут недолго, в то время как их мужчины имеют рост, обычный для прочих мужчин, и живут они столько же. Эти дефекты китайских женщин некоторыми приписываются неразумному затягиваю ног, так как этим затрудняется циркуляция крови и от этого страдают рост и здоровье всего тела»2. Такого рода сообщения, являющиеся на деле не доказанными или даже искажающими положение вещей (равен ли рост китайских мужчин росту европейских мужчин? живут ли китаянки меньше, чем их мужья?), сопровождаясь безличным «всем известно» или «некоторые считают», вызывают у читателя безусловное доверие. Еще более явно привлечение примеров из этой области в случаях, которые могли бы сопровождаться ремаркой «говорят, что»: «В горной части Шотландии и теперь еще некоторые женщины применяют этот режим к своим детям в середине зимы и находят, что холодная вода не причиняет им никакого вреда, даже если в ней плавает лед»3 – перед нами не умозрительное рассуждение, а живой и убеждающий пример – обычаи шотландских горцев, дети которых, благодаря суровой закалке, росли крепкими и здоровыми (в физической крепости шотландцев как раз каждый читатель-англичанин Локка вполне мог убедиться на собственном опыте, она вошла в пословицы). Третья рито- рическая фигура, которую использует Локк, это ссылки на авторитет древних – от римской поговорки («он не научился ни грамоте, ни плаванию»), до цитирования «Писем к Луцилию» Сенеки, «Посланий» Горация, Плутарха, Светония и др.: «Август, будучи уже величайшим монархом на земле, рассказывает нам, что он брал с собой в одноколку кусок хлеба»1, «А что мы скажем о Горации, который … менее всего сочувствовал строгостям стоического учения? Между тем и он уверяет нас, что у него была привычка купаться зимою в холодной воде»2.

Оценить разумность советов Локка с медицинской точки зрения не входит в сферу нашей компетентности. Для нас важно то, что автора «Мыслей о воспитании» меньше всего волновал вопрос о том, действительно ли рекомендованные им правила приносят пользу здоровью ребенка. Он не исследовал собственную либо чужую практику в поисках ответа на вопрос, так ли это, он формулировал максимы и искал примеры для их подтверждения.

Второе любопытное противоречие первой части – это противоречие между продекларированной свободой, например, свободой от корсета или свободой приема пищи в любое время – и общим тоном, настаивающим на неукоснительной муштре, отказе от своих желаний и самодисциплине. Советы относительно закаливания, правильного питания и здорового сна направлены скорее на воспитание привычки к железной дисциплине и самоограничению. Физические лишения – необходимость терпеть холод, голод, неудобную постель – призваны были приучить ребенка к повиновению, перебарыванию своих желаний, умению смириться с неудобствами во имя известной воспитателю-идеологу необходимости.

В целом, здесь нет противоречия с общими тенденциями эпохи – муштра и дисциплина локкова трактата находятся вполне в русле становления и возрастания важности дисциплинарных практик, характерной для Нового времени. «…строгий распорядок дня, система запретов и обязанностей, непрерывный надзор, наставления, духовное чтение, целый комплекс средств, “побуждающих к добру” и “отвращающих от зла”, удерживали… в определенных рамках изо дня в день», – это мы цитируем уже не Дж. Локка, а М. Фуко3.

Итак, первая часть педагогического дискурса Нового времени реализуется через феноменологию тела – детализированную систему предписаний-манипуляций с телом воспиту-емого. Это характерно и для другого великого педагогического трактата – «Эмиля» Ж.-Ж. Руссо, в котором мы найдем иногда почти буквальные совпадения с текстом Локка.

Второй вид воспитания ребенка, который выделяет Локк, в истории педагогики обычно именуется нравственным, хотя сам Локк называет его разумным: «Коль скоро мы устано- вили надлежащий режим для поддержания в теле той силы и бодрости, при котором оно было бы способно подчиняться и следовать указаниям разума, то ближайшая и основная задача заключается в правильной организации самого разума, с тем, чтобы он во всех случаях был склонен принимать лишь то, что соответствует достоинству и превосходству разумного сознания»1. Это основная часть трактата, это концентрация локковой идеологии.

Собственно нравственное воспитание включает в себя воспитание добродетели, мудрости, благовоспитанности и знания, и оно отнесено к концу второй части.

• 1.    В качестве основы добродетели Локк считает необходимым как можно раньше запечатлеть в душе ребенка истинное понятие о Боге. Второе необходимое здесь качество – это всегда говорить безусловную правду: «Ребенок должен знать, что ему скорее простятся двадцать других проступков, чем один случай уклонения от истины»².

• 2.    Мудрость Локк понимает «как умелое и предусмотрительное ведение своих дел в этом мире. Она является продуктом сочетания хорошего природного характера, деятельного ума и опыта и в этом смысле недоступна детям». Все, что можно сделать с детьми в формировании этого качества, – это опять же «приучить их к правде и искренности, к подчинению разуму

• 3.    Благовоспитанность. Здесь Локк идет «от обратного» – он, прежде всего, говорит о неблаговоспитанности, которая включает в себя: природную грубость, презрительность по отношению к людям, придирчивость и выискивание недостатков у окружающих, привычку им противоречить, перебивать говорящих, раздражительность и, наконец, преувеличенную церемонность либо застенчивость. В качестве образца Локк описывает людей благовоспитанных: обходительных и с хорошими манерами – как бы очерчивая тот горизонт, по направлению к которому следует двигаться.

и, насколько возможно, к обдумыванию своих поступков»3.

Но «великий принцип и основа всякой добродетели и достоинства заключаются в том, чтобы человек был способен отказываться от своих желаний, поступать вопреки своим наклонностям и следовать исключительно тому, что указывает разум как самое лучшее, хотя бы непосредственное желание влекло его в другую сторону»4. Раскрытию этого тезиса посвящена почти целиком вторая часть трактата. Локк формулирует его вновь и вновь, то кратко и директивно, то пространно и красноречиво, обращаясь то к своим наблюдениям – уже в качестве воспитателя, то опять к опыту древних. Порой он рисует перед испуганными родителями серию ужасных картин, которая будет ждать их, если они не будут наказывать ребенка за шалости:

«Если предоставить <дурным привычкам> развиваться свободно, то, начавшись с пустяковых объектов – с булавок и вишневых косточек, эти привычки перерастут в крупные плутни и могут в конечном результате превратиться в закоренелую нечестность»1.