По следам паломничества гоголя: Москва - Иерусалим

XIX Международные Гоголевские чтения, ежегодный научный форум, организуемый московским мемориальным музеем и научной библиотекой «Дом Гоголя», прошли с 27 марта по 3 апреля 2019 г. в Москве и Иерусалиме. Тема чтений – «Гоголь и русская духовная культура» – охватывала широкий круг проблем, связанных с изучением художественного мировоззрения писателя и его творческой биографии. Особое место занимает в ней паломничество Гоголя в Святую Землю в 1848 г. Одной из задач конференции стала необходимость осмыслить его роль в жизни и творчестве писателя. В ходе чтений состоялись две научные сессии – московская и иерусалимская. Благодаря деятельной поддержке международной общественной организации «Императорское Православное Палестинское общество» участникам конференции удалось отправиться по следам паломничества Гоголя. В своем приветствии председатель этой организации С.В. Степашин подчеркнул: «Поддержка науки является составной частью гуманитарной деятельности, которую ИППО ведет в нашей стране и за рубежом, поэтому мы с особой радостью проводим совместную с “Домом Гоголя” выездную сессию XIX Гоголевских чтений на территории Сергиевского подворья в Иерусалиме».

Пленарное заседание московской части чтений открыл патриарх отечественного гоголеве-дения Ю.В. Манн (РГГУ, ИМЛИ им. А.М. Горького РАН), главный редактор «Полного академического собрания сочинений и писем» Н.В. Гоголя в 23 томах. В своем докладе «Гоголь и Кьеркегор: точки сближения» ученый подробно проанализировал эстетические взгляды и художественную практику этих писателей и мыслителей. Они были современниками, но ничего друг о друге не знали. Тем разительней обнаруженные исследователем несомненные черты их общности. Это прежде всего анализ видов страха, описание различных по- веденческих категорий, таких как молчание, резкие движения (прыжок) и т. д. В докладе было подчеркнуто, что постановкой и решением этих проблем Гоголь и Кьеркегор ознаменовали предвестие новых и новейших, модернистских и постмодернистских течений. Важный аспект темы, затронутый в докладе, – развитие и взаимодействие традиций Гоголя и Кьеркегора в русской духовной культуре со второй половины XIX в., когда датский мыслитель стал в России предметом глубокого внимания и изучения. Подчеркнута роль в этом процессе Петера Эммануила Гансена, а также признание и высокая оценка Кьеркегора Львом Толстым.

Китайская исследовательница Сун Инь-нань (Нанькайский университет) в докладе «Конфуций и Гоголь: диалог гуманистических идей через столетия» выявила целый ряд созвучий между гуманистическими идеями Конфуция и Н.В. Гоголя. Основной мыслью доклада стало утверждение идеи социокультурной соотнесенности человека и его места, обнаруживаемой в текстах обоих авторов. Наличие в них общечеловеческих гуманистических ценностей русского и китайского народов – важнейшее условие, способствующее их межкультурному диалогу.

В.А. Воропаев (МГУ им. М.В. Ломоносова) в своем докладе «Гоголь и “Добротолю-бие” (К постановке вопроса)» рассмотрел роль этого источника в духовных исканиях Гоголя. «Добротолюбие» – не конкретное произведение, а жанр компиляции святоотеческих творений на ту или иную тему. Эта важнейшая аскетическая книга Православия, созданная трудами двух преподобных – грека Никодима Святогорца и выходца из восточной Руси Паисия Величковского, – впервые была издана в Венеции в 1782 г. под греческим названием «Филокалия» (букв. «любовь к благу или к прекрасному, т. е. благолюбие»), а на русский язык переведена как «Добротолюбие». Здесь имеется в виду духовная красота, достигнутая святыми подвижниками и доступная хотя бы отчасти всем, кто стремится приобщиться к их опыту. В 1793 г. в Москве был издан славянский перевод книги преподобного Паисия Величковского. Несомненное влияние славян-

ское «Добротолюбие» оказало на И.В. Киреевского, которому принадлежит первое жизнеописание преподобного Паисия Величковско-го и инициатива издания святоотеческих творений в Оптиной Пустыни. Именно «Доброто-любие» на церковнославянском языке в переводе преподобного Паисия Величковского читал Гоголь. Есть все основания полагать, что оно стало для него питающим внутреннюю жизнь «хлебом насущным».

Тема доклада И.А. Виноградова (ИМЛИ им. А.М. Горького РАН) «Славянофил-государственник. Гоголь в движениях эпохи» связана с нерешенным до сих пор в осмыслении наследия Гоголя вопросом о месте писателя в противостоянии современных ему течений славянофильства и западничества. Впервые на основании многочисленных источников докладчиком предложено понимание общественно-политической позиции Гоголя как славянофила-государственника. Будучи неизменным сторонником единства славян, писатель придерживался глубоко «охранительных» взглядов по отношению к русской государственности. Во главу угла славянофильства он ставил интересы России как уникального государства единственного славянского народа, сохранившего в истории свою независимость и самобытность. Автор доклада приходит к выводу, что Гоголь стоял определенно выше и западнического, и многих представителей славянофильского направлений, ибо по целому ряду вопросов превосходил не только далеких от него западников, но и гораздо более близких ему «восточников», которые тоже не достигали масштабности и объективности гоголевского художнического в и дения.

Таня Попович (Белградский университет), представила доклад «Топосы и образы отшельничества в прозе Н.В. Гоголя: литературный контекст». Для анализа анахоретских топосов в художественной прозе Гоголя она выбрала повести, в центре которых история жизни главного героя, построенная по модели агиографии или биографии: «Вий», «Портрет», «Записки сумасшедшего» и «Шинель». Они рассматриваются в сравнительном контексте произведений Л.Н. Толстого, Г. Флобера, А.П. Чехова и др. Внимание сербской исследовательницы преимущественно сосредоточено на отношениях между гипотекстами (пустынножительские агиографии) и гипертекстами (тип анахорета и юродивого в художественной прозе Гоголя и других писателей XIX в.). В повестях Гоголя житийная структура либо разрушена, либо иронически пере- вернута. Вместо внешней пустыни, места для духовного подвига, герои гоголевских повестей, носящие маски мучеников и подвижников, дошли до внутренней душевной пустоты или, по словам А.М. Ремизова, «сердечной пустыни», которая не ведет их к метанойе и духовному преображению. О роли этого топоса у Гоголя шла речь и в иерусалимском докладе Е.А. Иваньшиной (Воронежский государственный педагогический университет) «Пустыня как материальное и духовное пространство в творчестве Н.В. Гоголя». Пустынный мотив актуализируется как в художественном творчестве, так и в публицистике писателя. Гоголевский образ пустыни наделен двойным значением: эмпирическим и метафизическим. В статьях об истории и географии пустыня – пространство, породившее особый характер народов; в художественных текстах пустыня (и ее корреляты) – пространство, в котором герой подвергается испытанию. Гоголевская пустыня совмещает в себе такие коннотации, как рождающая утроба и пространственное перепутье ; здесь пересекаются внешнее и внутреннее пространства и открывается изнаночная сторона существования; это и пространство дематериализации, где отключается суетный мирской взгляд (для него здесь нет пищи) и открывается взор духовный. В своем негативном значении пустыня – синоним пустоты. Другой аспект проблемы художественного пространства Гоголя был затронут в докладе И.А. Есаулова (Литературный институт им. А.М. Горького) «Родное и вселенское в творчестве Гоголя», прозвучавшем в Иерусалиме. В свое время Вяч. Иванов применил эти понятия, раскрывая главную особенность Достоевского. Применим ли такого рода инструментарий, когда мы пытаемся понять глубинные интенции Гоголя? Именно эта проблема стала центральной для доклада. Его автор сосредоточился на рассмотрении некоторых неочевидных особенностей гоголевской поэтики; например, обратился к обозначению первых созерцателей «экипажа» Чичикова в начале «Мертвых душ» (двух русских мужиков и молодого человека), предлагая новое понимание этого эпизода. «Чуть не слетевший от ветра» картуз молодого человека докладчик сопоставил с картузом Петрушки: тем самым намек на финальный взлет-полет птицы-тройки, согласно аргументации Есаулова, имплицитно содержится уже в первом абзаце гоголевской поэмы – авторской акцентуацией стремительности движения. Проблематизируемое «родное», не переставая быть таковым, обретает в финале поэмы вселенские атрибуты: то же самое происходит как в финале «Миргорода», так и в финалах некоторых других произведений Гоголя: такова основная идея докладчика.

Материал, уточняющий круг духовного общения писателя, был представлен в сообщении В.С. Карташова (Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова). Оно содержало биографические сведения о духовнике Н.В. Гоголя, священнике несохранившейся московской церкви Саввы Освященного на Девичьем поле («Саввинской, что на Саввинской улице») Пречистенского сóрока Иоанне Диомидовиче Никольском (1785 – около 1874 г.), а также воспоминания Погодиных и архивные данные о нем. Познакомившись с Н.В. Гоголем в 1842 г., отец И.Д. Никольский был рядом с ним и в последние дни его жизни.

Вопросы и проблемы, поставленные на пленарных заседаниях в Москве и Иерусалиме, нашли свое преломление и развитие в работе секций «Христианская антропология Гоголя», «Гоголь и духовное наследие России», «Гоголь и русская религиозная мысль ХХ века», «Христианское миросозерцание Гоголя».

Особенности гоголевской философии человека рассматривались на конференции в историко-литературном контексте. Так, доклад А.В. Денисовой (Санкт-Петербургский университет МВД России) «Радищев, Гоголь, Достоевский о человеке и вере» был посвящен пониманию человека в произведениях А.Н. Радищева, Н.В. Гоголя и Ф.М. Достоевского. Основой для такого соотнесения послужил тезис о героическом как основополагающем свойстве русского национального характера. Если в образах героев произведенияй Радищева (Ермак, Бова) героическое понималось их автором как частная черта отдельного персонажа и не определяло концепцию национального характера в целом, то Гоголь представлял богатырское-ге-роическое как основу подвигов казачества в защиту православной веры («Тарас Бульба»). Именно эти качества, по мнению писателя, и стали сутью русского характера. По Достоевскому же, истинное русское богатырство проявляется не сверхчеловеческой физической мощью, а духовной крепостью, незыблемой даже в тяжелейших испытаниях (статья «Фома Данилов, замученный русский герой» в январском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г.). Православный народ способен понять и по достоинству оценить эти подвиги потому, что и сам в целом является, как пишет Ф.М. Достоевский, «богатырем». Такой взгляд на народ- богоносец генетически восходит и к художественным воззрениям Н.В. Гоголя.

С.А. Шульц (Ростов-на-Дону) в докладе «Радищев, Гоголь, Мандельштам: к метафизике человека и истории» сопоставил антропологические воззрения трех крупнейших писателей XVIII–XX вв. В «Путешествии из Петербурга в Москву», в трактате «О человеке, его смертности и бессмертии» А.Н. Радищев часто наряду с концептом «человек» использует родственные ассоциативные термины «душа», «сердце», «внутренность». Это вызвано не только сентименталистскими веяниями с их вниманием ко всяким проявлениям чувствительности, но намного более широким восприятием человека в его человечности и в его историчности, поскольку целью истории Радищев считает утверждение достоинства личности. Отношение Гоголя-писателя к истории – эстетизированное, т. к. его интересует не правда факта или исторических деталей, а сам подвижный смысл истории, как он открывается искусству. Это означает творческое преображение истории как внешнего во внутреннем опыте искусства. Человек в истории для Гоголя интереснее самой истории. Мандельштам, опираясь на идейное наследие Радищева и Гоголя, неизменно сопрягает изображение человека с двумя основными планами: физическим космосом (условно: «природа») и историческим космосом (условно: «культура»), делая их коррелятами. В его текстах, созданных после 1917 г., утверждается идея человечности и достоинства личности.

Тема «Гоголь и духовное наследие России» была представлена на чтениях во всем многообразии ее проблематики. Активно обсуждалось отношение Гоголя к идейной и эстетической доктрине славянофилов. Е.И. Анненкова (РГПУ им. А.И. Герцена) в докладе «“Древнерусская православно-христианская образованность” в интерпретации Гоголя и И.В. Киреевского» сопоставила воззрения Н.В. Гоголя и И.В. Киреевского на те формы русского просвещения и «православно-христианской образованности», которые формировались в рамках древнерусской культуры и затем подвергались определенной трансформации в Новое время. Художник и мыслитель были убеждены в необходимости поддержания духовнокультурной преемственности как в развитии русского общества в целом, так и в историколитературном процессе. Вместе с тем выявляются те аспекты размышлений двух современников, которые свидетельствуют не только о личностной особенности каждого, но и о раз- личии мышления философа и литератора. Особое внимание в докладе было обращено на методологию славянофильского «дела», о чем немало говорил Киреевский, и на результативность писательского слова, которая волновала Гоголя.

В докладе Ю.Н. Сытиной (Московский государственный областной университет) «Тройка & железная дорога как камень преткновения для западников и славянофилов» предметом исследования стала полемика вокруг гоголевского образа несущейся Руси-тройки, субстанциальность которого подчеркнул К.С. Аксаков, дав восторженную оценку финалу поэмы. В споре с критиком-славянофилом «западник» Белинский предложил альтернативный символ России, отсылающий не к прежней «святой Руси», а к обновленной «прогрессом», – символ железной дороги. Художественной репликой в адрес гоголевской тройки стал «Тарантас» В.А. Соллогуба, где пророческий пафос финала «Мертвых душ» высмеивается, исходя из прагматического здравого смысла, с точки зрения которого сама проблематика споров о пути России умозрительна и несостоятельна. В дальнейшем в полемику включился Достоевский, вновь актуализировав образы живой тройки и механической железной дороги. В его реализме «в высшем смысле» они разрастаются в символы уже не просто разных путей развития России, но двух начал бытия: органического – при всем без-удержье, стремящегося к святости, – и мертвого, инфернального. В главном же Достоевский сходится с Гоголем: основополагающим у него также оказывается пасхальный архетип, свойственный всей русской культуре.

О соотношении слова писателя и его личности размышляла в своем докладе Л.А. Сап-ченко (Ульяновский государственный педагогический университет им. И.Н. Ульянова) «“Верное зеркало человека”: “Авторская исповедь” Н.В. Гоголя и “Что нужно автору?” Н.М. Карамзина». Исследовательница обнаружила ряд опорных точек «Авторской исповеди» Н.В. Гоголя, прямо соотносящихся со статьей Н.М. Карамзина «Что нужно автору?». Утверждение Карамзина о том, что «творец всегда изображается в творении и часто – против воли своей», у Гоголя преобразуется в мысль о том, что автору с душой неопрятной, невоспитавшейся не дано сказать правды, ибо, опять же, по словам Карамзина, «дурной человек не может быть хорошим автором». В связи с этим одной из ведущих в «Авторской исповеди» становится тема самовоспитания писа- теля в его стремлении исполнить свой духовный и нравственный долг. Доклад В.Д. Денисова (Российский государственный гидрометеорологический университет) «Гоголь и любомудры» был посвящен дружеским и литературным отношениям, которые в 1830-е гг. писатель установил с большинством бывших членов Общества любомудрия – московского литературно-философского кружка (1823– 1825). Некое единомыслие с ними докладчик обнаруживает в перекличке статей гоголевского сборника «Арабески» (1835) с произведениями бывших любомудров в журнале «Московский Вестник» (1827–1830) и в сборнике «Проза» (1831) поэта-философа Д.В. Веневитинова. Это сходство проявляется на жанровокомпозиционном и тематическом уровне, в названиях, проблематике, мировоззренческой позиции. Вероятно, тем самым Гоголь хотел показать свою верность идеям и представлениям любомудров, стремление по-своему продолжить их путь, не скрывая и определенных разногласий с ними.

Место Гоголя в истории славянских литератур было рассмотрено А.В. Липатовым (Институт славяноведения РАН) в докладе «Русские, украинские и польские составляющие самопонимания Гоголя». Ученый высказал мнение, что творчество этого украинца ознаменовало не только одну из вершин русской литературы, но и ее вхождение на европейский Парнас. При этом в общем контексте истории славянских литератур того времени Гоголь в своих произведениях на украинские темы был в череде тех своих земляков, русскоязычное творчество которых дает основание говорить об украинской школе в русской литературе как об историко-типологическом аналоге украинской школы в польской литературе той же самой поры. Владимир Биловески и Лариса Су-гай (Университет им. Матея Бела в Банской Быстрице), авторы доклада «Святой схимник и колдун: интерпретация повести Н.В. Гоголя “Страшная месть” и проблемы ее перевода на словацкий язык», предложили рассмотреть противопоставленные образы схимника и колдуна через призму переводов повести на словацкий язык. Что касается образа святого схимника, значимых разночтений в этих переводах не наблюдается. Церковнославянская лексика предопределяет лексическую и эмоциональную близость переводов и оригинала. Образ же колдуна построен на словах, соотнесенных с лексическим гнездом слова «чудо». Они употреблены Гоголем 28 раз, и практически все являются прямыми характеристика- ми отца пани Катерины. Передать эту гоголевскую полисемию по-словацки невозможно. По наблюдениям докладчиков, Гоголь создает образ колдуна на контрасте и игре смыслами и звуками паронимов «чудной» и «чудный», на их противопоставлении и неразличении в целом ряде случаев.

Значительная часть докладов была посвящена отражению традиций духовной литературы в произведениях писателя. Центром внимания в докладе Л.Ф. Луцевич ( Варшавский университет) «“Нужно сделаться истинным христианином“ (Н.В. Гоголь о христианском служении)» стали «Выбранные места из переписки с друзьями» как развернутое духовное исповедание / завещание, наследующее традицию духовных грамот древнерусских церковных иерархов, обращенных к монашествующей братии. Структурно-семантическая основа духовной грамоты включает краткое изложение основ христианского вероучения; исповедание грехов, раскаяние, покаяние; духовные наставления пастве; просьбы завещателя о прощении собственных согрешений с одновременным разрешением и прощением грехов своей пастве. Эти составляющие присутствуют в гоголевском произведении в определенной динамике. Покаяние и попытки христианского осознания грехов Гоголь связывает с «историей своей души», которую являют его сочинения. Тема обновления, перерождения души – центральная тема христианства, доминирует в «Переписке». Писатель, осознавая свое избранничество, верит, что само Провидение внушает ему «желание быть лучшим», а также способ, как достичь этого. Его проповедническое наставление соотечественникам – «сделаться истинным христианином нельзя по воображенью», нужно реально «сделаться лучшим» – это и есть первый шаг на пути истинного обращения.

По мнению Т.Э. Демидовой (Ульяновский государственный педагогический университет им. И.Н. Ульянова), автора доклада «Осмысление Н.В. Гоголем “Лествицы” И. Лествични-ка в поэме “Мертвые души”», поэтичная «Ле-ствица», кроме идейного содержания, была для писателя образцом высокого библейского слова. Образ лестницы, пронизывающий поэму, навеян именно книгой Лествичника. Он анализируется как полифункциональный символико-метафорический образ: это лестница в высоком значении слова как идеал духовного роста человека; сам принцип «проверки» персонажей способностью к движению вверх; лестница как сюжетно-композиционная мо- дель. Было обращено внимание на то, что в финале второго тома Гоголь практически цитирует «Лествицу».

В докладе Д.П. Овчинникова (Шуйский филиал Ивановского государственного университета) «Философия Г.С. Сковороды в “Женитьбе” Н.В. Гоголя» утверждалось, что одним из истоков символической основы комедии Н.В. Гоголя «Женитьба» явились идеи философии украинского духовного мыслителя Г.С. Сковороды. Еще при жизни Гоголя поэтические тексты легендарного земляка исполняли странствующие кобзари. Отражающие близкое Гоголю символическое мироощущение масштабности и многозначности изображаемого, образ птицы, которой тесно в пещере, мотив восхождения духа из стихотворений «Сада Божественных песен» Сковороды проливают свет на метафизическую конструкцию «Женитьбы». И.И. Просвиркина и О.А. Пороль (Оренбургский государственный университет) посвятили свой доклад «Библейское слово в книге Н.В. Гоголя “Выбранные места из переписки с друзьями”» анализу функционирования библейского слова в художественном мире Н.В. Гоголя. Он был осуществлен в семантическом аспекте с применением метода текстовых параллелей. Выявленные параллели показывают стилистическое своеобразие прозы Н.В. Гоголя, открывают новые смысловые отношения, обозначая доминирующую ценностную установку мироощущения писателя – осознание ценности инобытия, преодоление мгновенности человеческого земного существования. К.К. Джафарова (Дагестанский государственный университет, Дагестанский государственный университет народного хозяйства) в докладе «Полижанровость и проповедническое слово Гоголя» проанализировала проблему жанрового своеобразия книги «Выбранные места из переписки с друзьями». Напоминая о значении жанра прозаического сборника для Гоголя, автор исследует феномен «текста в тексте» и эволюцию циклической формы в творчестве писателя. Особое внимание при этом уделяется сопоставлению двух гоголевских книг, содержащих публицистические тексты, – «Арабесок» и «Выбранных мест из переписки с друзьями». «Прямое» авторское слово в «Выбранных местах» соотносится с жанрами проповеди и исповеди, а также с лирическим началом в книге. Т.А. Во-локонская (Саратовский национальный исследовательский госуниверситет им. Н.Г. Чернышевского) в докладе «Сюжет гибели церкви в художественных произведениях Гоголя» на материале художественных произведений Гоголя рассмотрела сюжет гибели церкви как реального, посюстороннего пространства, которое служит символом внутреннего духовного пространства человека, своевольно выходящего из-под власти божественных предписаний. Ключевыми мотивами, формирующими указанный сюжет, являются проникновение в церковное пространство нечисти и связанных с потусторонним миром персонажей; совершение в церкви действий нерелигиозного характера или имеющих отношение к иному, нехристианскому культу; запустение и физическое разрушение церкви, символизирующее кризис религиозного сознания персонажей. Но в этом последнем состоянии заключается и основание для дальнейшего возрождения человеческой души – и строительства обратившимся грешником новой церкви. Попытку семантического анализа одного из многозначных гоголевских словосочетаний предпринял Д.Л. Рясов (Саратовский национальный исследовательский госуниверситет им. Н.Г. Чернышевского) в докладе «Понятие “неестественная сила” в художественноми эпистолярном наследии Гоголя». «Неестественная сила» – специфическое словосочетание, встречающееся в художественных текстах и письмах Гоголя, которое привлекает внимание некоторой семантической неопределенностью и не-типичностью. Тем не менее указанную фразу в том или ином виде можно встретить в «Ревизоре», «Шинели», «Мертвых душах» и ряде других гоголевских текстов, что может говорить об определенной значимости понятия для самого автора. В докладе анализировалось изменение смысловых оттенков словосочетания в зависимости от употребления в каждом конкретном контексте.

Проблемам критической рецепции творчества Гоголя была посвящена работа секции «Гоголь и русская религиозная мысль ХХ века». В.В. Высоцкая (Университет Российской академии образования) в докладе «В. Зеньков-ский и В. Гиппиус о мировоззрении Гоголя» отметила, что В. Гиппиус эстетическое развитие Гоголя интерпретирует в связи с эволюцией его личности, когда юношеский индивидуалистический миссионизм сменяется эстетическим индивидуализмом 1830-х гг., а затем происходит поворот к морализму и, наконец, к религии. В гоголеведческих работах В. Зень-ковского разных лет религиозная тема у Гоголя развита как основная. В его трактовке религиозное сознание приводит Гоголя к мысли о моральном преображении людей. Однако со- единение идейных заданий с художественными и требование психологической достоверности делало задачу автора исключительно сложной, что стало причиной внутренней драмы писателя. Исходной мыслью доклада Н.В. Капустина (Ивановский государственный университет) «Ю.Н. Говоруха-Отрок в полемике с В.В. Розановым: истолкование Гоголя» стал тезис о том, что розановский взгляд на Гоголя, уже не раз описанный историками литературы, обычно подается изолированно, без достаточной рефлексии со стороны современников. Между тем Говоруха-Отрок был одним из наиболее глубоких оппонентов Розанова. Основой полемических утверждений явилась новаторская для русской литературной критики рубежа XIX–XX вв. мысль о христианском мировоззрении Гоголя. В свете этого понятно, почему Говоруха-Отрок не соглашался с представлением Розанова о гоголевском «демонизме», выдвигая целый ряд аргументов, на которые было обращено особое внимание докладчика.

В докладе В.Ш. Кривоноса (Самарский государственный социально-педагогический университет) «Гоголевские темы и мотивы в романе Д.С. Мережковского “Антихрист (Петр и Алексей)”» рассматривались функции гоголевских тем и образов в романе одного из самых ярких представителей «нового религиозного сознания» Серебряного века Д.С. Мережковского «Антихрист (Петр и Алексей)». Для понимания принципиально значимых аспектов романа, занимающего особое место в «ре-зонантном» пространстве русской литературы, существенно, что в Петербурге Мережковского, как и в Петербурге Гоголя, сны невозможно отличить от яви, а явь неотличима от сна. Перекличка миров Гоголя и Мережковского, не просто активно использующего гоголевские темы и образы, но преображающего их в соответствии со своим замыслом, привела, с одной стороны, к усилению гоголевского смыслового пласта в романе, с другой – к порождению новых смыслов, определивших его художественное и историософское своеобразие.

Е.В. Сартаков (МГУ им. М.В. Ломоносова) в своем докладе «Гоголь в церковной периодике Сербии начала ХХ века» показал, что к началу ХХ в. сербские критики вслед за русскими публицистами осознали, что многомерное творчество Гоголя никак не вписывается в прокрустово ложе социальной схемы Белинского-Чернышевского (в Сербии такого же Гоголя отстаивал Св. Маркович и его многочисленные адепты), поэтому сербская цер- ковная пресса предложила много интересных трактовок Гоголя. В 1902 г. была впервые переведена на сербский язык книга Гоголя «Размышления о божественной литургии». По мнению сербских религиозных публицистов, решающая роль в процессе воцерковле-ния русской литературы принадлежит именно Гоголю. Они неоднократно подчеркивали, что при анализе творчества Гоголя нельзя говорить о «переломе» или «надрыве», речь идет о непрерывном процессе. Кроме того, в белградском журнале «Христианская мысль» (1902) обнаружена публикация письма Гоголя родителям из Нежина (1822). В докладе приводится это письмо, подробно разобрана история его нахождения в Национальной библиотеке Белграда.

Доклад К.Г. Кацадзе (Ивановский государственный университет) «“Великий махатма Гоголь” (Н.В. Гоголь в “Листах дневника” Н.К. Рериха)» был посвящен демонстрации принципиального значения фигуры Н.В. Гоголя для Н.К. Рериха. Цитаты из гоголевских текстов (писем, статей, художественной прозы) становятся неоспоримой базой основополагающих идей художника. Его сближает с Гоголем потребность в создании «дельной» прозы (публицистической или духовной направленности) как, может быть, более быстродейственного средства для изменения общественного сознания по сравнению с творчеством чисто художественным, которое они пытаются комментировать. Для обоих характерны профессиональное изучение истории, глубокая (правда, в разных аспектах) причастность к театру, серьезный интерес к архитектуре, ботанике и в целом некая синтетичность личности, стремление к единению науки и искусства.

Ю.В. Балакшина (РГПУ им. А.И. Герцена, Свято-Филаретовский православно-христианский институт) в своем докладе «Диалог церкви и светской культуры: “модель” Гоголя в оценке Аверинцева)» рассмотрела особенности восприятия и развития С.С. Аверинцевым одной из ключевых проблем в творчестве позднего Гоголя – проблему отношения церкви и светской культуры. В случае с Гоголем диалог церкви и культуры осуществлялся в сфере художественного творчества и зашел в тупик. Аверинцев присоединяется к тем, кто считает, что жизнь привела писателя в ситуацию неразрешимого конфликта, который «буквально загнал в гроб Гоголя», – «конфликта между комическим гением и православной совестью». Можно предположить, что «парадокс» Гоголя повлиял на формирование идеи Аверинцева о двух творческих принципах – античной литературы и ближневосточной словесности. Выявляя их разность, доходящую до противоположности, Аверинцев, тем не менее, находит основания для возможного диалога: у того и другого народа, породившего эти принципы, «в центр культуры и жизни ставится то, что выговорено в слове». Слово-Логос можно считать тем главным «пунктом», в котором происходит рецепция Аверинцевым «модели» Гоголя. Борьба с разрушением слова для того и другого связаны с верой в Слово, бывшее в начале у Бога, и творческой жизнью слова человеческого, проявляющего себя и в художнических поисках Гоголя, и в филологических штудиях Аверинцева.

На пленарном заседании иерусалимской части конференции, проходившем в Народной трапезной Сергиевского подворья, были представлены исследования, связанные с паломничеством Гоголя в Святую землю. В докладе В.М. Гуминского (ИМЛИ им. А.М. Горького РАН) «Гоголь и Иерусалим» оно было рассмотрено в контексте русской и мировой литературы путешествий. Автор доклада на основании письменных и «вещественных» свидетельств произвел поэтапную реконструкцию маршрута Гоголя по Святой земле в 1848 г. и сравнил его с описаниями путешествий в русской паломнической литературе. Исследователь выявил и охарактеризовал круг общения писателя в ходе его путешествия, подробно остановившись на теме «Гоголь и митрополит Петры Иорданской Мелетий (“Святый Петр”)». Была установлена «тайная связь» между паломничеством Гоголя и работой над «Мертвыми душами», поставлены и проанализированы такие вопросы, как вероятность поездки Гоголя на о. Корфу и в Дамаск, литургия у Гроба Господня (вопрос о языке богослужения и приобщение Св. Тайн), «Мертвые души» и храм Воскресения Господня, топография Иерусалима у Гоголя и в действительности, «внутреннее путешествие» по святым местам (Евангелие, молитва и т. п.) и паломничество «ученого исследователя», оценка писателем нравственного итога своей поездки.

Доклад А.Х. Гольденберга (Волгоградский государственный социально-педагогический университет) «Свидание в Иерусалиме: Гоголь и Иннокентий Херсонский» был посвящен роли выдающегося духовного писателя и проповедника русской церкви, святителя Иннокентия Херсонского в творческой биографии Гоголя. Иннокентий в апреле 1842 г. бла- гословил писателя на паломничество ко Гробу Господню. Между ними возникает столь тесная духовная связь, что, посылая Иннокентию в мае 1842 г. только что вышедший первый том «Мертвых душ», Гоголь назначает преосвященному через два года новую встречу – в Иерусалиме – после завершения второго тома поэмы. Писатель также просит его о духовном покровительстве над своими близкими. Новую страницу в отношениях с пастырем открыла книга «Выбранные места из переписки с друзьями» и отзыв святителя о ней. Ответ Гоголя носит исповедальный характер, позволяющий уточнить внутренние мотивы создания книги и ее творческую историю. В докладе были прослежены связи образов и мотивов «Выбранных мест» с проповедями Иннокентия, изданными М. Погодиным в 1843 г., обнаружены прямые переклички с ними во втором томе «Мертвых душ». Надежда Гоголя на встречу с Иннокентием в Иерусалиме не сбылась. Синод, ссылаясь на сложные политические отношения с Турцией, не разрешил архиепископу поездку в Палестину. Однако интенсивный духовный и литературный диалог с Иннокентием Херсонским стал одним из важнейших событий в творческой биографии Гоголя 1840–1850-х гг. и свидетельством той роли, которую играли в позднем творчестве писателя традиции русской гомилетики.

К 170-летию учреждения в Иерусалиме Русской духовной миссии М.И. Щербаковой (ИМЛИ им. А.М. Горького РАН) была подготовлена книга «В преддверии Русской Палестины. Летопись Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. 1847–1854», представленная автором на конеренции. Святая земля, какой ее увидели первые сотрудники Русской духовной миссии – архимандрит Порфирий (Успенский), иеромонах Феофан (Говоров) и двое студентов-выпускников столичной Духовной семинарии, описана русскими палом- никами тех лет (Н.В. Гоголь, П.А. Вяземский, А.Н. Муравьев, архимандрит Софония (Сокольский) и др.). Наполненные широким спектром тонких наблюдений и художественных образов, они до сих пор служат богатейшим источником сведений о состоянии палестинских святынь и о событиях вокруг них накануне Крымской войны 1853–1856 гг. Российским консулом в Бейруте и Палестине с 1839 г. состоял К.М. Базили – товарищ Гоголя по Нежинской гимназии, сопровождавший писателя в его поездке по Святой земле. Исключительно важным источником сведений о Сирии и Палестине стала в середине XIX в. его книга «Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях». Результаты самоотверженных трудов первого состава Русской духовной миссии в Иерусалиме часто недооцениваются. Между тем в документах эпохи, представленных в книге М.И. Щербаковой, ясно звучит глубокое уважение восточного мира к северной православной державе, посланцы которой являли собой образец благочестия и учености, деятельной помощи христианам в устроении и украшении храмов, в организации училищ, устройстве больниц, пример высокого служения вере.

Участники иерусалимских чтений имели возможность проследить историю Русской духовной миссии в музейной экспозиции Сергиевского подворья. Заключительным аккордом конференции стало своего рода «хожение» – путешествие по следам паломничества Гоголя в Святую землю.

XIX Международные Гоголевские чтения позволили не только выявить глубокие и многообразные связи художественного мировоззрения писателя с русской и мировой духовной культурой, но и обозначили круг проблем его творческой биографии, которые требуют дальнейшего исследования.