Проблема перевода междометий в англоязычных версиях пьес А.П. Чехова

Современное состояние лингвистических исследований позволяет рассматривать драматургический дискурс и изучать типологическое разнообразие дискурсивного пространства в междисциплинарном русле. В связи с этим исходный ракурс данного исследования – анализ переводческих решений при ра- боте с драматургическим текстом в дискурсивном пространстве. По нашему мнению, драматургический дискурс как сложное семиотическое единство обладает мощным интерпретационным потенциалом благодаря двум видам решений – переводческим и постановочным, выраженным в следующих составляющих: 1) драматургических текстах, насыщенных диалогами, вербальными/невербальны-ми кодами, лингвистическими и экстралинг-вистическими знаками, 2) участниках (автор, переводчик, сценарист, режиссер, актер, зритель, критик), а также 3) ситуациях / пьесах / постановках, что допускает множественность интерпретаций как в процессе создания пьесы, так и при ее постановке, а также в процессе зрительского восприятия [1].

Язык художественной литературы представляет собой открытую систему и не ограничен в использовании языковых возможностей. Это, с одной стороны. С другой стороны, текст художественного произведения создает не только автор. Существуют и другие участники этого процесса – те, кто его понимает. На восприятие и понимание влияют такие факторы, как социальная среда, традиции, уровень культуры и воспитания, уровень образования, индивидуальность воспринимающего, национальное художественное мышление. Таким образом, перевод рассматривается нами с точки зрения герменевтики как механизм интерпретации. Работа над драматургическим текстом, созданным в какой-либо лингвокультурной общности, требует учета различия, существующего между непосредственным смысловым восприятием его читателем, носителем языка, на котором было создано и функционирует произведение, и опосредованном, во многом интуитивном восприятии читателем, который принадлежит к иной культурной общности и для которого данный процесс зачастую бывает осложнен наличием в его сознании национально-специфических свойств.

Для данного исследования драматургического дискурса были взяты только тексты, без учета сценических интерпретаций.

Сегодня пьесы А.П. Чехова по популярности в мире соперничают только с пьесами У. Шекспира, что объясняет наличие большого количества переводческих версий, которое продолжает расти. Речь, звучащая со сцены, стилизованный вариант речи разговорной, – это речь максимально экспрессивная и насы-

щенная междометиями. На сцене, безусловно, важна и интонация, и жест, и поза – весь комплекс актерских приемов в передаче сложного мира человеческих чувств. Функционирование междометий в драматургическом дискурсе уже рассматривалось в работах Ю.С. Старостиной [4] и Н.В. Кравчук [2]. Нас же интересуют преобразования, которые претерпевает функциональная парадигма междометий драматургического дискурса в тексте перевода.

Перевод междометий представляет серьезную трудность в силу их значительного лингвокультурного потенциала, звукового символизма и в связи с целым рядом эмоциональных состояний, который они могут передавать, их способностью выступать в роли эвфемистических замен. В данном исследовании вслед за А.Е. Чурановым [6] мы рассматриваем в качестве междометий единицы, разнородные по своей морфологической структуре, но выражающие чувства или эмоциональные волеизъявления.

Обратимся непосредственно к тексту чеховских пьес. Начнем с пьесы «Дядя Ваня». Как показали недавние исследования языка чеховской пьесы, в ней нет ничего лишнего, но, напротив, «тончайший подбор слов, всех языковых единиц, становится самым главным в стилистике Чехова» [7, с. 12].

В пьесе девять действующих лиц и, за исключением Работника, все остальные активно используют междометия в своей речи, что вполне объяснимо и мотивированно эмоциональным накалом происшедшего столкновения профессора Александра Владимировича Серебрякова и его неотразимо красивой супруги Елены Андреевны с обитателями имения Серебрякова – Иваном Петровичем Войницким, его племянницей Софьей Александровной и проживающем в этом же уезде доктором Михаилом Львовичем Астровым. Подзаголовок пьесы «Сцены из деревенской жизни» указывает не только на место, где развертывается действие (усадьба Серебрякова), но и на конфликт между миром профессора, миром пустых слов, миром праздности и лени, скрытых под личиной внешней красоты и образованности, и миром деревни, пасторального уклада, где господствуют полезный труд, тепло человеческих отношений, иными словами, освященное традиционными нравственными ценностями созидание гармоничного мира, где есть место заботе друг о друге, заботе о лесах, о деревьях, о животных и птицах.

Напряжение пьесы совершенно естественно выражено в обилии междометий. Для их отбора применялся метод сплошной выборки, однако статистических подсчетов произведено не было. Чаще всего в речи героев пьесы использованы междометия «А!», «Ах», «О!», «бога ради», «ради бога», «бог милостив», «о, боже», «дай бог» «черт», «черт подери».

Очевидные проблемы возникают с переводом десемантизированных выражений, в которые входит лексема «бог». И в русском, и в английском языках действуют сходные правила: если имеется в виду не высшее существо, то слово пишется с маленькой буквы: «Если индивидуальные названия мифологических существ употребляются в нарицательном значении или в переносном смысле, то они пишутся со строчной буквы» [3]. В английском языке лексема God в написании с большой буквы воспринимается как обозначение высшего существа, создателя Вселенной. Написание лексемы god со строчной буквы также возможно, если подразумевается любое сверхъестественное существо, либо человек, имеющий выдающиеся способности в какой-либо сфере.

Задача переводчика – понять, насколько в каждом случае использования лексемы «бог» герои А.П. Чехова действительно молитвенно взывают к Творцу, или же мы имеем дело с функциональной омонимией и превращением слова в междометие. В русском языке чаще всего функциональной омонимии подвержено слово «господи», которое превращается из обращения в междометие. Трудность распознания заключается еще и в том, что в советский период в стране воинствующего атеизма слово «бог» писалось с маленькой буквы всегда (сегодня мы используем издания произведений классика, вышедшие в свет в советский период), хотя до 1917 года не только слово «Бог», но даже местоимения, к нему относящиеся, писались с заглавной буквы. Единственным доступным для нас средством в данном случае является контекстуальный анализ отрывка и, безусловно, рассмотрение слова или выражения в связи с характером персонажа в целом.

Для сравнения переводческих версий мы взяли один из лучших переводов, выполненных ныне здравствующим славистом, театроведом и чеховедом из США Лоуренсом Сене-ликом (род. 1942) [8]. Рассмотрим несколько примеров.

Старая няня Марина, воплощение доброты и патриархальности, часто использует в своей речи слова и выражения, говорящие о ее религиозности. Упоминания Бога в речи Марины – это всегда апелляция к высшему началу, к Творцу, которого она почитает, христи-

Таблица 1

Употребление слова бог в качестве междометия

Таблица 2

Реплики Ирины

Бог даст, все устроится (т. XIII, с. 120).

Все в божьей воле, это правда (т. XIII, с. 176)

I pray to God, it all works out [10, р. 120].

Thy will be done, O Lord [Ibid., р. 177]

анскому Богу православной простолюдинки. И здесь перевод слова полнозначным God, написанным с большой буквы, вполне мотивирован. Характерным также является поцелуй в плечо, которым Марина выражает сочувствие Серебрякову. Такой поцелуй до сих пор сохранился в церковном обиходе как обмен ритуальными телесными прикосновениями и как более приемлемая, редуцированная форма поцелуя в щеку. Кроме того, няня не чертыхается, что табуировано для людей верующих, но использует эвфемизм: «Ну, ну, сиротка, бог милостив. Ишь расходились, гусаки, чтоб вам пусто! У, чтоб тебя!» (т. XIII, с. 103)*. Сене-лик находит эвфемистическую замену и создает адекватный перевод: “Well, well, little orphan, God is merciful. Fly off the handle, will you, you geese, dern ya all! Ooh, what’re you up to!” [8, p. 230]. Однако, когда старая няня уговаривает профессора пойти с ней отдохнуть, то переводчик использует междометие вместо обращения к Богу. У Чехова: «Марина (подходит к Серебрякову, нежно). Что, батюшка?

Больно? У меня у самой ноги гудут, так и гудут. ( Поправляет плед .) <…> Старые, что малые, хочется, чтобы пожалел кто, а старых-то никому не жалко. ( Целует Серебрякова в плечо .) Пойдем, батюшка, в постель… Пойдем, светик… Я тебя липовым чаем напою, ножки твои согрею… Богу за тебя помолюсь… » (т. XIII, с. 78). В переводе: “Marina ( Walks over to Serebryakov; tenderly ) What is it, dearie? Achy? These legs o’mine got twinges too, such twinges. ( Adjusts the lap rug ) <…> Old folks’re like little ‘uns, they want a body to feel sorry for ’em. ( Kisses Serebryakov on the shoulder. ) Let’s go, dearie, bedtime … Let’s go, my sunshine … Some limeflower tea I’ll brew for you, your li’l legs I’ll warm … God I’ll pray for you… ” [8, р. 209]. В заключительной фразе God I’ll pray for you слово God может восприниматься и как междометие, и как полнозначная лексема с препозицией прямого дополнения.

Сравнение с другими персонажами, показывает, что в речи большинства из них лексема «бог», безусловно, междометие. Как междометие, выражающее сильные эмоции, слово «бог» выполняет те же функции, что и слово «черт», что демонстрируется в речи персонажей, не отмеченных ни особой религиозностью, ни соблюдением православных традиций. Это хорошо видно из табл. 1.

В современном английском языке слово God в случаях употребления как междометия часто заменяется словом Lord , а использование полнозначного слова чаще всего будет ассоциироваться либо с преклонным возрастом говорящего, либо с его религиозностью.

В пьесе «Три сестры» в переводе Майкла Хейма особенно заметен «перекос» в передаче текстового смысла. «Боже мой», использованное как междометие или восклицание, переводится полнозначным обращением Dear God / Дорогой Бог , что звучит как начало молитвенного обращения к Творцу, а не как выражение сильной эмоции. Обратимся к примерам: «О, Боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки…» (т. XIII, с. 187) / Dear God, the time will come when we too depart this earth” [10, р. 189].

Слова Ольги, завершающие пьесу, звучат мощным аккордом, это возвышенная, поэтическая риторика. «О, Боже мой!» является восклицательным междометием, усиливающим восторженный, эмоциональный характер предыдущей реплики, обратим внимание на восклицательные знаки после первого и второго предложений. В английском варианте снят экстатический характер начала заключительного монолога Ольги, а начало второго пред- ложения – обращение к Богу – заставляет воспринимать ее следующие слова как молитву.

Следует заметить, что в переводе Майкла Хейма – это довольно часто явление. Так, реплика Ольги из третьего действия с междометием также переведена как обращение к Богу, да еще и выделена запятой. Сравним: «Что же это такое, боже мой!» (т. XIII, с. 187–188) / “Dear God, what a thing to happen!” [10, р. 157].

Реплики Ирины в тексте оригинала выдают в ней женщину конца XIX в., а в английском варианте она предстает религиозной мо-литвенницей, цитирующей молитву «Отче наш» (табл. 2).

Персонажам пьесы, таким образом, приписывается излишняя религиозность, которой они не обладали. Это были, безусловно, люди православной культуры, но мы не видим в их жизни даже формального соблюдения православного ритуала – молитвы перед едой, посещения церкви в день ангела с обязательной для такого дня исповедью и причастием. Уже не говоря о совершенно недопустимых с точки зрения традиционной православной религиозности чертыханиях Маши: «Опять, черт подери , скучать целый вечер у директора!» (т. XIII, с. 134); «Вам шестьдесят лет, а вы, как мальчишка, всегда городите черт знает что » (т. XIII, с. 150). Возможно, основным доказательством отсутствия четко сформулированных религиозных представлений являются заключительные слова Ольги, повторенные дважды: «…за-чем живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!» (т. XIII, с. 188). Произнесенные еще раз, эти слова – последнее, что слышит зритель перед закрытием занавеса: «Если бы знать, если бы знать!» (т. XIII, с. 188). Следует отметить, что мотив вопрошания, желания понять смысл жизни, сформулирован еще во втором действии Машей: «Мне кажется, человек должен быть верующим или должен искать веры, иначе жизнь его пуста, пуста… Жить и не знать, для чего журавли летят, для чего дети родятся, для чего звезды на небе… Или знать, для чего живешь, или же все пустяки, трын-трава» (т. XIII, с. 147).

Набор междометий, используемых персонажами пьесы «Три сестры», в основных чертах схож с набором из пьесы «Дядя Ваня». Отказ от некоторых междометий в переводе меняет эмоциональный характер высказываний. Необходимо сказать, что иногда переводчики применяют прием трансформаций и передают русское междометие повтором с усилительной частицей so , что также усиливает аффективный характер высказывания. При этом, безусловно, следует учесть, что в экспрессив-

Таблица 3

Примеры употребления междометий и повторов в пьесе А.П. Чехова «Три сестры»

Ирина. О, ужасно, ужасно, ужасно! (т. XIII, с. 166)	It’s so awful, awful, awful [10, р. 166]
Андрей. О, где оно, куда ушло мое прошлое, когда я был молод, весел… (т. XIII, с. 181)	Where has it gone? [Ibid., р. 182]
Кулыгин. Ах, милая моя Ольга, милая моя! (т. XIII, с. 134)	Dear, dear Olga [Ibid., p. 133]
Вершинин. Как идет время! Ой, ой, как идет время! (т. XIII, с. 126)	How time flies. How time does fly [Ibid., р. 126]
Мои волосы седеют, я почти старик уже, но знаю мало, ах, как мало! (т. XIII, с. 146)	I’ll be an old man soon – and how little I know, how little I know! [Ibid., р. 145]
Чебутыкин. Если кто спросит меня, Андрюша, то скажешь, я сейчас… Охо-хо-хо! (т. XIII, с. 179)	If anyone asks for me, say I’ll be right back… [Ibid., р. 179]

Таблица 4

Случаи отказа от перевода междометия

Треплев. …но попробуй похвалить при ней Дузе! Ого-го! Нужно хвалить только ее одну, нужно писать о ней, кричать, восторгаться ее необыкновенною игрой (т. XIII, с. 7)	But you try putting in a word for another actress – Duse, say. I wouldn't advise it, not while she's around [9, р. 69]
Вы только что сказали, что вы слишком просты, чтобы понимать меня. О, что тут понимать?! (т. XIII, с. 27)	You say you’re too simple to understand me, but what is there to understand? [Ibid., р. 87]
Аркадина. О, тебя нельзя читать без восторга! (т. XIII, с. 42)	…one can’t read you without being moved [7, р. 99]
Тригорин. О, что за дикая жизнь! (т. XIII, с. 29)	It’s such a barbarous life [9, р. 89]
Теперь оказывается, что он написал великое произведение ! Скажите, пожалуйста! (т. XIII, с. 15)	Now he turns out to have written a masterpiece. Oh, for heaven's sake! [Ibid., р. 76]
Ах, что может быть скучнее этой вот милой деревенской скуки! (т. XIII, с. 24)	Oh, could anything be duller than this charming country boredom – so hot and still, with you all lolling round airing your views? [Ibid., р. 85]
О, ты обезумел! Мой прекрасный, дивный... Ты, последняя страница моей жизни! (т. XIII, с. 42)	Oh, you are mad. My marvelous, splendid man [Ibid., р. 99]

Таблица 5

Перевод междометия «Ах!» в пьесах А.П. Чехова на английский язык

Серебряков (раздражение) Ах, да не эти! (т. XIII, с. 77) (досада) Ah, not those! [8, р. 208] Елена Андреевна (досада) Ах, и лень, и скучно! (т. XIII, с. 73) Ah, indolent and boring as well! [Ibid., р. 205] Мария Васильевна (испуг) Ах! (т. XIII, с. 69) Ah! [Ibid., р. 202] Дядя Ваня (обида, протест) Какая лень вам жить! Ах, какая лень! (т. XIII, с. 73) What an indolent life you lead! Ah, the indolence of it! [Ibid., р. 205] ных целях у Чехова используются и междометие, и повтор (табл. 3).

Меньше всего междометий использовано в речи героев «Чайки», они довольно однообразны и сводятся в основном к «Ах!» и «О» в речи Аркадьиной, «Э», «Ну», «Фуй» в речи Дорна, «О» и «Ого-го!» – в речи Треплева, нескольких восклицаний «О!» в речи Нины Заречной. Но, повторим, в целом междометий здесь гораздо меньше. Мы взяли очень хороший перевод, выполненный Рональдом Хинг-ли [9], и здесь видим те же закономерности, что и в других переводах – междометия либо пропущены, либо заменены широко распространенным и довольно нейтральным Oh .

Обратимся к последней чеховской пьесе, текст которой также насыщен междометиями. Любовь Андреевна Раневская часто прибегает к междометию «О!»: «О, мое детство, чистота моя» (т. XIII, с. 210); «О, сад мой!» (т. XIII, с. 210); «О, мои грехи…» (т. XIII, с. 220); «О мой милый, мой нежный, прекрасный сад!» (т. XIII, с. 253). Тогда, когда Раневскую не обуревают возвышенные чувства, она чаще всего использует междометие «Ну»: когда из кошелька рассыпаются деньги («Ну, посыпались» (т. XIII, с. 218)), когда с неохотой отвечает на вопросы Лопахина, на вопрос о сумме, которую пришлет ярославская тетушка («Ну, тысяч пятнадцать, и на том спасибо» (т. XIII, с. 219)), когда просит прощения у Пети, хотя особенно себя виноватой и не чувствует («Ну, Петя… ну, чистая душа… я прощения прошу» (т. XIII, с. 235)). Эмоции, которые Раневская выражает с помощью междометия «ну», а это ирония, досада, понукание, совершенно не схожи с эмоциями, которые выражают ее «О!», но в английской версии это зачастую одно и то же междометие. Например, в переводе Хью Аплина реплика, обращенная к Пете, звучит аналогично обращению к саду: “Oh, Petya…oh, pure soul… I beg your forgiveness” [11, р. 249]. Cf: “Oh, my dear, my gentle beautiful orchard!..” [Ibid., р. 269].

Как показали исследования, междометия в прозе Чехова могут выражать огромный спектр эмоциональных состояний. И в этом смысле подобрать адекватный перевод для междометия – значит исследовать весь контекст пьесы, понять особенности речевой характеристики персонажей, проделать тонкую работу анализа и интерпретации.

Так, междометие «Ах!», которое часто употребляют персонажи, передается на английском междометием Ah! (табл. 5).

Как видно из табл. 5, практически каждое словоупотребление междометия в русском тексте имеет отличный смысл. Предлагаемый одинаковый перевод Ah не всегда адекватен. Следует также учесть, что в британском варианте английского языка это междометие чаще всего означает испуг, а в американском – боль, восхищение, восторг, сожаление, удивление. Как уточняет словарь Вебстера, согласно выражению, с каким оно произнесено: “according to the manner of expression”.

Из всего сказанного выше можно сделать несколько выводов, главный из которых, безусловно, сводится к тому, что только медленное прочтение пьесы, уяснение ближних и дальних контекстов междометий может дать вариант максимально адекватного и эквивалентного перевода всего текста и междометий, в частности. В речи персонажей важно различать десемантизированное слово «бог», выполняющее функцию междометия, и обращение к высшему существу, которое также может присутствовать в речи верующих персонажей и выражаться тем же словом «Бог», чаще всего, правда, написанным с заглавной буквы. Междометия – важная составляющая звучащей со сцены речи, и их изучение в драматургическом дискурсе важно и перспективно.