Проблематика изучения слов клича и отгона животных: предварительные замечания

Говоры необычайно богаты лексемами, называемыми подзывными словами, словами клича и отгона животных, подзываниями и т. д., что, безусловно, связано с особенностями быта основной части диалектоносителей. По подсчетам Е.Н. Кандаковой, «Словарь современного русского литературного языка» (1948–1965) содержит лишь 9 таких слов, тогда как «Словарь русских народных говоров» – 248, в «Ярославском областном словаре» исследователь фиксирует 458 таких слов [7, с. 3]. Несмотря на внушительное количество языковых фактов в диалектной среде, подзывные слова редко становятся предметом исследования. Кроме того, ученые отказываются рассматривать это явление, считая его внеязыковым, указывая на понимание языка как средства общения между людьми. Такова точка зрения выдающихся лингвистов А.А. Шахматова и А.М. Пешковского. В фундаментальном труде «Русский синтаксис в научном освещении» А.М. Пешковский утверждает: «Существует еще целый ассортимент побудительных слов, служащих исключительно для общения человека с животными: нно-оо! тпру! (у ямщиков) брысь! и т. д.; но все эти слова стоят вне языка как системы социальных знаков человеческого общежития. Не считаем мы также сло- вами звукоподражания вроде: колокольчик динь-дань-динь; мужчина, что петух: кири-куку! мах-мах крылом, и прочь (Пушк.) Здесь нет членения на звуки и значение, свойственные слову, так как здесь все значение в звуках» [9, с. 168]. Такое понимание данного языкового явления и «экстравагантный» фонетический облик некоторых подзываний не способствует всеобщему признанию данных лексем. А.А. Реформатский называл данные образования фактами «неканонической фонетики», но в отличие от А.М. Пешковского отмечал у этих слов способность к грамматикализации [11, с. 103 и далее]. С.С. Шляхова слова клича и отгона животных относит к фоносемантическим аномалиям. Данным автором была предпринята попытка создания словаря языковых «маргиналий», включающего 1 500 слов – звукоподражаний, междометий, подзываний, зауми и т. д. Название труда «Дребезги языка» ярко иллюстрирует суть проблемы и явления: с одной стороны, живая речь изобилует подобными образованиями, а с другой ‒ лексикография и русистика стараются их не замечать [15].

Одним из важных аспектов изучения под-зывных слов является вопрос их частеречной принадлежности и семантической природы. В лингвистике осуществляются попытки функционально-семантического и лексико-грамматического определения этого явления, и подзывные слова не раз становились объектом изучения в трудах ученых XIX– XXI вв. Изучение подзывных слов началось в работах Я.Ф. Головацкого. В его «Грамматике русского языка» 1849 г. подзывные слова определены как междометия [5]. Данную точку зрения поддержал и лингвист XX в. А.И. Германович. В работе «Слова клича и отгона животных» 1954 г. ученый относит данные слова к императивным (повелительным) междометиям [4]. Е.М. Галкина-Федорук под-зывные слова определяет в отдельную группу побудительных (повелительных, императивных) междометий – «междометия, при помощи которых отгоняют или подзывают кого-либо» [2, с. 249–250]. Но в исследованиях М.А. Мухаммеда-Али, Г.В. Дагурова, Ю.С. Азарха, Е.Н. Кандаковой и других ученых, которыми была предпринята попытка системного описания подзывных слов, четко разграничиваются междометия и слова клича и отгона животных [1; 6–8]. На сегодняшний день в лингвистике обнаруживает себя

тенденция отождествления подзывных слов с существительными, т. к. они выполняют номинативную функцию. Е.Н. Кандакова вслед за Г.В. Дагуровым и др. указывает на сходство со словами-обращениями [7, с. 13]. Последние исследования показывают, что «под-зывные слова для животных – особый, исторически изменяющийся класс слов, выполняющий номинативную и подзывную функцию при установлении контакта человека с животным» [Там же, с. 18]. Обнаружение у подзыв-ных слов номинативного значения, а именно использование их в качестве номинации животного, вступает в противоречие с отнесением этих единиц в разряд междометий.

Еще одним важным аспектом изучения подзывных слов является проблема дифференциации подзываний и звукоподражаний, т. к. существует опыт безоговорочного отнесения их в разряд ономатопов. Данный вопрос вполне закономерен в связи с маргинальным статусом явлений и их лексико-грамматической неопределенностью. На это не раз указывала в своих работах С.С. Шляхова [1; 6]. Однако этимологический анализ показывает, что среди диалектных подзывных слов таковые встречаются менее чем в половине случаев. Исследование ярославских говоров показало, что звукоподражаний всего 36,1% слов от общего количества подзываний [7, с. 18]. Большая часть подзываний образована от названий животных. Например, А.И. Германович, который относил подзывные слова для животных к междометиям, все же указывает, что слова с корнями бар-, бор-, бер- являются самыми распространенными для призыва или отгона овец. Он приводит лексемы, от которых образовалась эта форма подзывания: баран, боров, бо-ровчан, баронуха, баронок, барашек [4, с. 307]. По мнению М. Фасмера, данные образования, в том числе и само название баран , восходят к и.-е. *ber- – древнейшему подзыванию [14, т. 1, с. 123–124].

Для примера рассмотрим подзывные слова, встречающиеся в «Словаре русских народных говоров» [13] и в «Словаре донских говоров Волгоградской области» [12]. От слова бык для подзывания образованы следующие лексемы: быча-быча, быня-быня; утку подзывают вути-вути, вуть-вуть (с протети-ческим согласным), ути-ути; гуся – гуся-гуся; курицу – кур-кур; козу – козя-козя, кызя-кы-зя; коня – коняш-коняш, коняшк-коняшк (подзывание для жеребят); марала – маралка-ма-ралка; индюка – индя-индя; кабана – кабась-кабась; овцу – овц-овц. От уменьшительного овечка, по-видимому, образованы подзывания вечь-вечь, вец-вец, ечк-ечк и т. д. Слова гавка-гавка, гов-гов, использующиеся для клича коров и быков, образованы от древнего обозначения коровы и быка – ст.-сл. говядо ‘бык’. Представленные примеры иллюстрируют несостоятельность идеи безоговорочного отнесения слов клича и отгона животных к онома-топам. Однако этимологический анализ данной лексики позволяет сделать определенные выводы. Наличие достаточно большой группы подзываний, образованных от названий животных, косвенно указывает на их номинативный характер. В следующих примерах ярко прослеживается попытка установить контакт с животным, завоевать его доверие: детка-детка, дочь-дочь, ребяты-ребяты (для подзывания свиней). Подобную тенденцию обнаруживаем в многочисленных случаях использования уменьшительно-ласкательных суффиксов: либанька-либанька (для подзывания овец), малешенька-малешенька (для подзывания коров), масенька-масенька (для подзывания коз), журинька-журинька (для подзывания поросят), етенька-кец-кец (для подзывания овец), казоньки-казоньки (для подзывания гусей), котюшечка-котюшечка (для подзывания ягнят) и мн. др. В данном контексте очень интересным представляется изучение древних названий животных, которые могут быть представлены в подзывных словах. Об этом упоминал А.И. Германович: «Междометия призыва и отгона животных дают обильный материал для изучения их названий» [3, с. 147].

Однако часть подзывных слов действительно являются звукоподражаниями, т. к. изобразительная мотивированность для данного типа лексики, безусловно, одна из ведущих. Часть подзываний в словарях диалектной лексики снабжается специальной пометой, указывающей на их звукоподражательность: бля, междом. слово, которым подзывают овец; подражание крику овцы [13, т. 3, с. 33]. Слова: выть-выть (для подзывания поросят), гаги-гаги (для подзывания гусей), гач-гач (для подзывания верблюда), гук-гук (для подзывания свиней), гули-гули (для подзывания голубей), зють-зють (для подзывания свиней), тип-тип (для подзывания цыплят), фиу-фиу (для подзывания лошадей), чух-чух (для подзывания свиней), чуш-чуш (для подзывания свиней), чучук-чучук (для подзывания собак), лип-лип (для подзывания цыплят), зук-зук (для подзывания свиней), зып-зып (для подзывания кур), крёх-крёх (для подзывания свиней), кряки-кряки (для подзывания гусей) и др., безусловно, являются ономатопами.

Кроме того, в говорах встречаем подзывания с нетипичным для русского языка фонемным и звуковым составом: фса-фса, сса-сса, ссы-ссы, ссэ-ссэ, прсё-прсё, прфсё-прфсё, птпруко-птпруко, птре-птре, птрусё-птру-сё, пфсок-пфсок, пц-пц, првень-првень, прже-нечка-прженечка, нц-нц, дзиги-дзиги, дзусь-дзусь и т. д. [12; 13]. Данные лексемы, без сомнения, изобразительно мотивированы, и они отражают две тенденции, свойственные всем ономатопам. С одной стороны, человек, вступающий в контакт с животным, старается быть «понятым» за счет попытки воспроизвести и повторить его характерные звуки, к которым нельзя подобрать идентичный фонемный состав. С другой стороны, ежедневно повторяясь, данное образование внедряется в систему языка, становится словом, образует дериваты и т. д. Некоторые диалектные подзывания ономатопоэтического происхождения входят в состав словообразовательных гнезд с большим количеством дериватов. Так, подзывные слова рюш-рюш, рють-рють и т. д., по мнению ученых, восходят к звукоподражанию, по-видимому, образованному от др.-рус. рюти, сохранившегося в говорах: рюти, рють 1. ‘реветь (о животных)’, 2. ‘кричать (от боли)’, 3. ʻплакать’ [13, т. 35, с. 328]. Обнаруживаем однокоренные образования: рехать 1. ʻхрюкать’, 2. ʻрычать, издавать глухое ворчание’, 3. ʻсо-петь, храпеть’, 4. ʻкашлять’, 5. ʻохать, стонать’, 6. ʻреветь, кричать, громко и отрывисто говорить’, 7. ʻобманывать, врать’ [Там же, с. 77]; рюхать 1. ʻхрюкать’, 2. ʻреветь (об олене)’, 3. ʻподзывать свиней’, 4. ʻкашлять’, 5. ʻчихать’, 6. ʻкрикнуть’, 7. ʻударить по воде палкой, пугая рыб’, 8. ʻиздавать треск, трещать’ и т. д. [Там же, с. 329]; рюхтеть 1. ʻхрюкать, визжать, подавать голос (о дом. животных)’, 2. ʻшуметь, шевелиться’ [Там же, с. 330]; рю-ханье ʻхрюканье’ [Там же, с. 329], рюха ʻсви-нья’ [Там же, с. 328]; рюшка ʻпоросенок’ [Там же, с. 330]; рють ʻзвукоподраж. междом., употребляющееся для обозначения звуков, издаваемых свиньей’ [Там же, с. 328] и т. д. Слово рюти небесспорно в этимологическом отношении, некоторые связывают его с глаголом рыти, однако А.Г. Преображенский полагает, что оно того же корня, что и реветь, считая акустический признак доминирующим и указывая на звукоподражательное происхождение корня [10, т. 2, с. 239]. Фонетические изменения в корне рю-//рев- свя- заны с монофтонгизацией *rev- > *r’u-, как plev- > pl’u-.

Несмотря на то, что не все подзывные слова с этимологической точки зрения являются ономатопами, они тесно связаны со звукоизо-бразительностью. На наш взгляд, многие подзывания представляют собой вторичные ономатопоэтические образования. Подзывные слова, как правило, редуплицированы, могут быть односложными, включать в себя нетипичные сочетания фонем, скопление согласных или гласных, что по структуре объединяет их с ономатопами. Но полностью отождествлять эти два явления нельзя.

Слова клича и отгона животных, богато представленные в диалектах, требуют детального изучения на предмет их частеречной принадлежности, семантики, этимологии и других аспектов функционирования данных языковых единиц.