Проблемы развития российского образования в контексте обеспечения национальной безопасности

Любая безопасность — экономическая, информационная, оборонная, экологическая и т. д. — так или иначе зависит от состояния образования в стране. Обеспечивает ли со-

временное российское образование национальную безопасность? Обеспечивается ли качественное воспроизводство российского социума? Именно эту функцию выполняет современная система образования.

Вопрос безопасности тесно связан со стратегией реформ, которые проводятся в нашей стране. Исторически развитие российского образования, начиная с эпохи Александра I, шло от реформы к контрреформе. Как правило, либеральные преобразования сменялись консервативными, (охранительными) действиями, поэтому можно отметить реверсивный характер реформ.

Последние двадцать лет сфера образования в Российской Федерации реформируется непрерывно. Следует отметить противоречивый и разновекторный характер проводимых реформ. Многие специалисты отмечают, что затянувшаяся реформа сферы образования постепенно превращается в контрреформу, поскольку результаты преобразований оказываются весьма противоречивыми. Чем больше реформируется данная сфера, тем хуже становится качество образования.

Исторически российское образование было направлено на достижение двух целей: 1) передачу знаний, умений и навыков и приобретение профессиональной квалификации; 2) формирование мировоззрения человека и воспитание гражданина [4]. Воспитательная функция школы всегда являлась особенностью российской модели образования — и в дореволюционный, и в советский период. Традиционно российское образование было направлено на формирование у молодых людей ценностей справедливости, сопереживания, поддержки, терпимости. В 1990-е годы функция воспитания в школе была отброшена как ненужная, и сегодня мы видим результаты этих процессов, в первую очередь снижение общей культуры в обществе.

В советский период система вузовского образования носила «университетский» характер, студенты получали целостное, системное знание и фундаментальную подготовку. В это время было много сделано для формирования единого образовательного пространства, была создана единая государственная школа, бессословная, светская и бесплатная. Известно, что дореволюционная система образования была сословной, ведомственной, раздельной в обучении мальчиков и девочек и не устраивала многие социальные группы российского общества, поскольку получение образования часто ограничивалось уровнем начальной школы. Полную образовательную цепочку могли осуществить только дворянские классы, поэтому идея единства школы поддерживалась многими российскими педагогами задолго до октябрьских событий 1917 года.

Именно принцип единой, государственной школы, введенный советской властью, позволил в короткие сроки создать огромные ресурсы квалифицированных и открытых знанию работников, которые смогли провести в стране форсированную индустриализацию, выстоять в Великой Отечественной войне и, наконец, первыми полететь в космос. Когда американская межведомственная комиссия в 1960-е годы исследовала причины прорыва советской космонавтики, Дж. Кеннеди заявил: «Советское образование лучшее в мире. Мы должны многое из него взять. СССР выиграл космическую гонку за школьной партой» [5].

В СССР образование рассматривалось как общественное благо. Финансирование системы образования осуществлялось государством, на развитие народного образования выделялось в год 12 % от валового внутреннего продукта (далее — ВВП), в современной Российской Федерации — только 3 % от ВВП, при этом во многих развитых странах затраты государства на сферу образования составляют в среднем 6–7 % от ВВП.

Известные политические события начала 1990-х годов изменили ситуацию в стране. С переходом к рыночным отношениям в 1992 году начался демонтаж единой государственной школы. Была провозглашена вариативность программ и учебных заведений, посте- пенно вводилась платность обучения. Первое, что было разрушено, это единое образовательное пространство. За внешне привлекательным лозунгом индивидуализации образования и вариативности обучения стояла угроза разрушения общего фундамента российской образовательной системы, а через нее и общества в целом. Вариативность всегда приводит к сословности общества и снижает доступность образования. Разрушение единства образовательного пространства отражается на менталитете нации, стирается преемственность между поколениями, а это уже меняет ценности и в целом национальный характер.

Рыночная экономика изменила многое в системе российского образования. В частности, изменился рынок учебной литературы, который прежде был монополией государства. Он стал весьма многообразным и интересным, с одной стороны, отвечал на любые запросы потребителя, а с другой — вносил хаос в процесс обучения. Только по предмету «История» на 2012 учебный год существовало 75 учебных пособий, которые порой противоречиво трактовали события российской истории. А некоторые учебники, изданные в 1990-е годы, вообще навязывали ложные представления и чувство вины за свою историю. Ситуация конца 1990-х годов показала, что, например, в Перми, в Москве или во Владивостоке ученики изучают разную историю, по разным учебникам, с разными трактовками исторических событий, порой диаметрально противоположными. Многие скажут: прекрасно, разные точки зрения формируют критическое мышление и т. д. Однако практика показала, что такой подход больше примени для студентов, нежели школьников 5–9-х классов, чей познавательный опыт весьма ограничен, и в силу возраста ребенку довольно трудно анализировать противоречивые события политической истории, особенно ХХ века. Отчасти поэтому возникла необходимость ввести Федеральные государственные образовательные стандарты, которые бы гарантировали определенный обязательный минимум знаний обучающихся и способствовали сохранению единого образовательного пространства.

Рыночный характер образования автоматически разделяет детей на категории согласно шкале доходов, реформаторы сферы образования закрепили эту селективность с введением базового и углубленного уровней в обучении, а это, в свою очередь, привело к разрыву в качестве получаемого образования и формированию дальнейших различий социального статуса обучающихся.

Под воздействием рыночных отношений изменился и статус российского учителя. Федеральный закон № 273 «Об образовании в Российской Федерации» определяет, что зарплата учителя должна быть не ниже средней зарплаты по экономике субъекта РФ. Однако все субъекты нашей огромной страны развиваются в условиях рынка неодинаково. Следовательно, статус московского учителя, чья зарплата достигает 110 тыс. руб. в мес., и сельского учителя в Пермском крае, чей заработок составляет порой всего 15 тыс. руб., различается существенно.

Введение рыночных отношений в систему образования сегодня разрушает и педагогическую солидарность. В советской школе педагогический коллектив часто представлял собой некий монолит, занимающийся серьезной работой по оказанию помощи отстающим ученикам, в работе с отстающими учениками участвовали все члены педагогического коллектива.

Сегодня с введением новой системы оплаты труда разрушается педагогическая солидарность, каждый учитель сам за себя, так как речь идет о зарплате, которая делится на базовую и стимулирующую. В одном коллективе школы разница в оплате труда может быть весьма значительной. Часть педагогов, как правило, это предметники, могут получать зарплату от 30 до 50 тыс. руб., а другая часть, как правило, учителя начальной школы, только 15 тыс. руб. Откуда взяться педагогической солидарности? Отметим, что оплата труда сегодня привязана не к количеству часов, проведенных учителем, а к количеству учащихся в классе. Выигрывают от этого только крупные школы, малые, сельские школы постепенно исчезают в результате оптимизации. Эта оптимизация (на официальном языке — реструктуризация) была одним из направлений Комплексного проекта модернизации образования (КПМО). Однако мало кто говорит о возникающих при этом рисках. Если на селе исчезает школа, возможность учиться, то умирает и данный населенный пункт. Эксперименты наших чиновников длятся с 2006 года, каковы же итоги оптимизации? По официальной статистике, в Пермском крае с сентября 2007 по сентябрь 2009 года закрылось 130 образовательных учреждений (осталось 790) [1, с. 28]. В 2019 году в Пермском крае в течение года реорганизовали 165 детских садов и 47 школ. В планах — продолжение процесса слияния образовательных учреждений. Причина оптимизации — несовершенные механизмы финансирования образовательных учреждений. Финансирование системе образования не добавляют, а существующие средства предлагают делить по-новому. Что в итоге? Вымывание населения из сельских территорий, новая селекция детей, ограничение доступа к качественному образованию. Территориальный фактор в ограничении доступа к качественному образованию играет немалую роль: 17 % российских школьников не имеют права выбора школы, так как в их населенном пункте школа всего одна.

Платный характер образования меняет роль учителя в школе. В России отношение к учителю со стороны общества всегда было уважительное, особенно на селе. Российский учитель и в дореволюционное время, и в советское выполнял почетную миссию «сеять разумное, доброе, вечное», просвещал неграмотную крестьянскую массу, выполнял (часто на добровольной основе) свои обязанности, понимая, что кроме него научить некому.

Сейчас, когда преподавание подается как образовательная услуга, отношение детей и родителей к учителю серьезно изменилось, особенно это заметно в начальной школе, где родители относятся к учителю весьма потребительски, считая, что он должен в первую очередь присматривать за детьми, а уже потом давать знания. В то же время и новое, современное поколение учителей, приходя в школу, часто имеет низкую подготовку. В рамках новой Болонской системы двухуровневого высшего образования очень сложно за четыре года подготовить квалифицированного учителя. Кроме того, в последние несколько лет реформаторы начали политику закрытия неэффективных вузов. На сегодняшний день закрыто 40 педагогических вузов. В стране действуют всего 13 педагогических вузов. Откуда взять квалифицированные кадры? Сегодня можно преподавать без педагогического образования, однако незнание методики обучения тоже ведет к серьезным проблемам и снижает качество образования.

Кроме того, на учителя сегодня возложена масса всяческой дополнительной работы, которая отвлекает его от процесса обучения. Он занят заполнением всевозможных электронных документов, подготовкой к различным мониторингам, подготовкой своих обучающихся к основному государственному экзамену (ОГЭ), единому государственному экзамену (ЕГЭ), всероссийским проверочным работам (ВПР), и за мельчайшие отклонения в своей работе он может в любой момент быть наказан родителями, учениками, администрацией школы. Предложенный реформаторами проект национальной системы учительского роста также ставит учителя в очень невыгодное положение. Создается федеральный сайт, на котором будет содержаться вся информация об учителе в РФ: стаж работы, зарплата, результаты ВПР и государственной итоговой аттестации (ГИА) его учеников, отзывы обучающихся за последние четыре года; планируется проверка его методических и предметных компетенций. Информация о каждом учителе будет доступна любому работодателю, таким способом государство устанавливает новые фильтры для учителей. Возникает вопрос: кто останется в профессии?

В 2001 году в Российской Федерации была введена система ЕГЭ. Прошло почти 20 лет, и уже можно отмечать последствия этого нового инструмента в сфере образования. Стоит подчеркнуть, что отечественные реформаторы сферы образования мало что придумывали самостоятельно, многие реформы, проводимые в России, были заимствованы на Западе, но, к сожалению, без учета российских реалий. ЕГЭ — это калька с американской школы, только в Америке нет общенационального ЕГЭ, в каждом штате он свой. Введенная в Америке тестовая система проверки знаний тоже оказалась порочной. В 2010 году президент США Барак Обама сделал заявление, в котором сказал: «хватить превращать американцев в тупых болванчиков, необходимо отказаться от тестовой системы проверки знаний» [6].

Введенный в РФ Единый государственный экзамен изначально был направлен на то, чтобы убрать коррупцию при поступлении в вуз. Это было сделано, однако коррупция переместилась в другие сферы, часто родители несут колоссальные затраты, чтобы подготовить ребенка к экзамену, потому что школа сделать это не в состоянии, произошло невиданное расширение и удорожание репетиторского рынка услуг (в одной Москве 75 тыс. репетиторов). О бесплатном характере обучения в средней школе говорить не приходится, а это право закрепляется российской Конституцией.

Но хуже другое: вместо обучения и прохождения программы в школах осуществляется тотальная подготовка, «натаскивание» учеников к ЕГЭ и ОГЭ. По данным социологов (исследование было проведено в сентябре 2015 года), с введением ЕГЭ существенно снизился уровень подготовки школьников и студентов, эффективность системы образования в целом упала более чем в два раза [4]. Новое поколение школьников и студентов, выросшее в условиях постоянного тестирования и отказа от устной речи, отличается телеграфностью мышления, обучающиеся не владеют «смысловым чтением», не могут перерабатывать большие объемы информации — всё потому, что детей не учат мыслить системно, а формируют отрывочные фрагментарные знания, необходимые для успешного прохождения тестовых заданий.

Система ЕГЭ довольно жестко отсекает школьников определенного склада (речь идет о тех, кто не мыслит стандартно) и ввергает детей в состояние стресса, не оставляя права на ошибку, увеличивая роль случая в столь судьбоносном для человека событии, как поступление в вуз. В стрессе находятся и родители обучающихся. В последние годы участились случаи самоубийств российских школьников из-за результатов ЕГЭ.

Исчезает целевой контингент вузов: человек поступает не туда, куда ему бы хотелось, а куда его возьмут по баллам ЕГЭ. Очень многие занимают не свое место. Так, примерно половина выпускников педагогических вузов в школу работать не идут и честно признаются, что учатся, потому что смогли попасть на бюджет. Государство тратит деньги на их обучение, а в школу молодые люди не приходят.

Нам говорят, что формат ЕГЭ изменился, изменились задания, которые требуют проверки не только знаний, но и умений. Однако на деле каждое новое поколение выпускников оказывается в условиях более сложных, чем выпускники предыдущих лет.

И еще несколько слов о системе высшей школы. Болевой точкой является переход на Болонскую систему и введение в РФ двухуровневого высшего образования. В начале 2003 года чиновники от образования провозгласили открытый характер высшего образования в России, и мы присоединились к европейской Болонской системе двухуровневого образования, не просчитав грядущих рисков. Фактически присоединились на чужих условиях, в ущерб традициям российского образования и сложившейся, хорошо себя зарекомендовавшей модели высшего образования.

Сегодня российское высшее образование имеет несовершенную структуру, механически транслированную с Запада и не адаптированную к российским реалиям. В частно- сти, не оптимальна, не приспособлена к нынешним российским условиям его трехступенчатость — бакалавриат, выпускающий неспециалистов; магистратура, почти не повышающая квалификацию; аспирантура, в которой практически невозможно стать кандидатом наук [2].

В 2012 году, когда происходил переход, российскому обществу не объяснили, каков статус бакалавров и магистров. Многие считают, что бакалавр — это выпускник с неоконченным высшим образованием. В магистратуру престижных российских вузов может поступить ограниченное число лиц, часто исключительно на платной основе.

Когда создавался Европейский союз, у европейских реформаторов в условиях мультикультурализма стояла задача «переварить, европеизировать» приезжающую отовсюду молодежь. Следовательно, бакалавриат на Западе — это пролонгированное школьное образование, где изучают только базовые дисциплины, специализация осуществляется только на уровне магистратуры. Бакалавры владеют узким набором необходимых компетенций, у них нет фундаментальности в обучении. Акцент делается на практику и функциональность. Так, за четыре года обучения бакалавр Европейского союза изучает всего 12–14 дисциплин. Наш российский студент за это же время осваивал 60 дисциплин, при этом специализация начиналась на первом курсе и завершалась к пятому курсу серьезной дипломной работой. В настоящее время российские бакалавры на защиту выходят с выпускной квалификационной работой (ВКР), требования к которой значительно снижены. Львиная доля времени отводится самостоятельной работе студентов, однако наш студент пока не готов так работать, это удается только отдельным студентам с высоким уровнем самоорганизации. Все эти факторы также снижают уровень подготовки квалифицированных кадров.

В современных геополитических условиях (санкции против РФ) задуманная академическая мобильность не работает; трудно получить зарубежные визы, и если вы всё же захотите обучаться за рубежом, все расходы на обучение должны нести самостоятельно. Вместе с тем мы наблюдаем утечку мозгов: ежегодно довольно большое количество молодых людей, активных, выучившихся на бесплатной основе в РФ, уезжают из страны. Противоречие состоит в том, что в новых внешнеполитических реалиях переход на Болонскую систему только ухудшает систему подготовки квалифицированных кадров в России.

Подведем итоги. Трансформация всей системы российского образования за прошедшие 20 лет осуществляется не в интересах российского общества и государства, а, скорее, в интересах некой глобальной стратегии Запада, что, безусловно, грозит национальной безопасности России. Многие реформы носят западнический характер и порой переносятся на российскую почву без учета особенностей развития нашей страны и специфики отечественной системы образования. Среди этих мер: введение ЕГЭ, присоединение к Болонской системе, коммерциализация государственных образовательных учреждений, признание образования государственной услугой, а не государственной обязанностью, идея формирования «инновационного человека, готового к постоянным изменениям», реализация которой предполагает максимальное распространение международных стандартов и в школе, и в вузе [3].

В пользу существования глобалистской стратегии говорит наличие в России (в политической элите) серьезных сил, ориентированных на Запад, а также явно прозападный характер большинства проводимых в образовании реформ. Эти силы порой и определяют реформирование сферы образования. При этом органы управления образованием и разные ветви власти озвучивают порой противоположные позиции. Реструктуризация органов управления системой образования с осени 2018 года, разделение на Министерство образо- вания и науки и Министерство просвещения только разбалансировало управление системой, поскольку необходимо было определить сферы интересов, а на это ушло время.

На сложной российской почве, в условиях стагнирующей экономики, коррупции, снижения общего культурного уровня и уровня образования, эти образовательные инновации запустили в большей степени деструктивные процессы, не похожие на западные образцы. В итоге традиционная система образования в России почти разрушена, новая так и не построена. Существующей системой образования не довольны ни сами обучающиеся, ни их родители, ни работодатели.