Пропозитивное прочтение субъекта и способы репрезентации категории ситуативной субъектности

Субъект составляет тот элемент текста, который обеспечивает отнесённость суждения к миру. Как считает Н. Д. Арутюнова, появлению в тексте конкретного субъекта предшествует информационная подготовка, обусловливающая семантическую структуру этого по своему существу ретроспективного, анафорического элемента и тем самым обеспечивающая ему выполнение определенных функций внутри суждения. «Семантическая анафорич-ность субъекта создает необходимый для понимания новой информации фон» [3, с. 323].

Такие имена, как факт, событие, ситуация и др., постоянно вступают в анафорические и катафорические отношения в тексте, замещая или вводя пропозициональные конструкции, номинализации и даже целые фрагменты текста. Этот момент перехода от предложения или его предиката к имени особенно интересует исследователей текстовых отношений [4, с. 102]. Под номинализацией понимается тот тип субстантивации, который базируется на предикате высказывания и составляет семантический эквивалент его пропозитивной части, ср . : Арест преступника всех обрадовал . Полные по форме номинализации пользуются отглагольными и отадъективными существительными со значением действия, процесса, состояния, бытия, пребывания, осуществления, свойства, качества, отношения и события [4, с. 105].

Специально интересуясь проблемой перехода конкретных значений в абстрактные и, в частности, преобразованием предметного значения в темпоральное, М. М. Покровский пи- сал: «Вообще не следует удивляться тому, что язык часто пользуется конкретными именами для обозначения то времени, то самого действия потому, что подобное употребление вызвано потребностями и указаниями действительной реальной жизни» [10, с. 43]. Более того, Н. Д. Арутюнова подчёркивает необходимость «динамического» осмысления субъекта. Предложение Водопроводчик помешал Петру сообщает не об отношениях между людьми, а об отношениях между событиями, участниками которых являются люди. Приведенное предложение, по мнению Н.Д. Арутюновой, должно прочитываться как «приход водопроводчика помешал Петру работать» или же иначе. Таким образом, соответствие лексического значения слова и того отношения, термином которого оно является, зиждется на согласовании понятий пространственно-предметного плана, с одной стороны, и событийно-временного – с другой [2, с. 124].

Н.Д. Арутюнова выделяет основные категории имен с очевидными событийными коннотациями:

Как видно из примеров, предметный субъект может утрачивать предметную референцию и расшифровка смысла предложения требует его развертывания в пропозицию.

Современная логика, а вслед за ней и лингвистика часто прибегают к понятию пропозиции. Понятие пропозиции видоизменялось в ряде логико-философских школ: сначала оно соответствовало целостному суждению как определенной форме мысли; затем оно было определено как «объективированное» содержание мысли, отделенное от субъективной модальности и непосредственно соотнесенное с обозначаемым положением дел; наконец, термин «пропозиция» был применен к значению той части предложения, той семантической структуре, которая способна соединяться с глаголами, выражающими целенаправленность речевого акта. Согласно Н.Д. Арутюновой, понятие пропозиции чрезвычайно полезно, т.к. составляет ту основу, на которой держится здание пропозитивной семантики. Пропозиция понимается как семантическая структура, объединяющая денотативное и сигнификативное значения, из которых последнему принадлежит центральная позиция [2, с. 37].

Отношения между пропозицией и ситуацией были рассмотрены в работах Т. П. Ломтева. Согласно интерпретации Т. В. Шмелёвой, пропозиция может пониматься как единица семантической системы языка, причем одна ситуация предполагает целый ряд пропозиций, величина которого зависит от характера ситуации и от числа ее возможных «поворотов» [12, с. 44]. Пропозитивные значения фиксируются словарем, а в случае отсутствия особого предиката для ситуации – ее стандартного номинанта – язык прибегает к аналитическим номинациям, в которых используются глаголы «классной» семантики в соединении с пропозитивными именами, наречиями и квалификаторами. Следовательно, в словаре фиксируется некоторая картина мира в наборе возможных событий, однако она легко может расширяться и изменяться, уточняясь, например, за счет нестандартных, в частности, аналитических пропозитивных номинаций [12, с. 46].

Существуют также мнения о том, что в современной синтаксической литературе термины событие и ситуация часто используются как синонимы термина пропозиция, хотя этими терминами естественно обозначать денотат предложения, а за пропозицией целесообразно закрепить значение интеллектуальной модели события, которую предложил Т. П. Ломтев. Интеллектуальное «моделирование» события касается, во-первых, степени информативности, определяющейся отбором элементов ситуации и включением/невключением их обозначения в словесную организацию предложения, во-вторых, распределения ролей между актантами и, наконец, конфигурации актантов, определяющейся выбором исходного элемента ситуации, в качестве которого может выступать любой [12, с. 42].

В некоторых современных интерпретациях имена с осложненной семантикой именуются «пропозитивной лексикой», способной передавать информацию о ситуации в целом. По мнению М. А. Кормилициной, употребление конкретных имен в пропозитивном значении дает нам максимально свернутые конструкции, свойственные и первичные прежде всего для разговорной речи. Огромную роль в коммуникации играет общность апперцептивной базы участников речевого акта, что позволяет не называть важных для понимания высказывания компонентов без ущерба для целей коммуникации. Опущенные языковые формы присутствуют в сознании говорящего и слушателя в виде ситуации, контекста, знания предмета беседы, т.е. в виде обязательно присутствующих в сознании понятийных категорий [8, с. 109].

По мнению Н. Д. Арутюновой, там, где конкретная лексика занимает место имён про-позитивного значения (названий качеств, свойств, состояний), она оказывается менее эксплицитной и в некотором роде менее конкретной, чем слова отвлечённой семантики. Имя лица или предмета может скрывать за собой любое из возможных качеств, действий или происшествий, и понимание сообщения будет зависеть от осведомлённости или догадливости адресата [2, с. 123]. Проиллюстрируем данное положение примерами из художественной литературы. К примеру, в предложении Платок сводил меня с ума [1, с. 257] предметное имя платок обозначает целую ситуацию, когда посредством платка можно получить огромнейшее наследство отца. Или же предметное имя может относиться к составляющей части целого и обозначать известное качество, как слово имбирь в предложении Имбирь, понимаете, ожесточает человека [5, с. 41], – имбирь входит в состав определенного напитка и особым образом влияет на поведение человека.

Семантическая достаточность конкретной лексики в положении, предназначенном для пропозиции, связана с действием ряда причин: 1) замена пропозиции конкретной лекси- кой не идет в ущерб содержанию высказывания тогда, когда его коммуникативное содержание (смысл предиката) приведено в соответствие с конкретно-предметным смыслом существительного; 2) в других случаях «информативный голод» утоляется характером имени предмета, которое обладает очевидными событийными коннотациями. В некоторых случаях событийный аспект предметного субъекта, т.е. та пропозиция, которую он замещает, может быть извлечен из предтекста [2, с. 142]. По другой терминологии, подобные имена, занимающие в предложении позицию предикативно определяемого компонента, представляют собой номинализованную пропозицию [6, с. 144].

Г.А. Золотова приводит группу конкретных имен со значением инструментатива-каузатора действия, реализующих событийный аспект: Мяч разбил окно ; Ключ открывает дверь; Бульдозер разравнивает дорогу , а также группу отвлеченных имен в роли ка-узатора действия, состояния, признака каузируемого субъекта: Отсутствие писем меня беспокоит; Шум разбудил привратника; Новость всех обрадовала [7, с. 25].

Детально и развернуто процесс означивания ситуации и употребление подобных осложненных структур в речи рассматривает И.П. Сусов в работе «Семантический анализ предложения в реляционном аспекте (строение ситуации как означаемое реляционной структуры)». Точкой отсчета в человеческой деятельности любого рода, в том числе и в речевой, является объективная действительность. Объективный мир в концепции И.П. Сусова выступает как совокупный денотат системы языковых знаков и всего множества речевых высказываний. Денотатом словосочетания или предложения является, как правило, сложный объект, ансамбль отдельных элементов. Такой ансамбль взаимосвязанных элементов именуется ситуацией [11, с. 15]. «Каждая ситуация есть иерархия элементов, причем тот или иной элемент ситуации принадлежит либо к множеству предметов, либо к множеству признаков» (Там же, с. 35). Интерпретация значения предложения, по мнению И.П. Сусова, субъективна постольку, поскольку оно предопределяется точкой зрения говорящего на репрезентируемую ситуацию, а не задается самой ситуацией. Говорящий представляет ситуацию так, что один из ее предметов мыслится в качестве носителя признака и связь этого признака с данным предметом (независимо от того, существует ли она в действительности или нет) выступает в качестве привнесенного, утверждаемого говорящим [11, с. 60].

Подобную точку зрения высказывает Г.А. Золотова: «Структуру ситуации, ее членение мы представляем лишь так, как она отражена в нашем языковом сознании» [6, с. 17]. Анализ фактологического материала показал, что в работах некоторых исследователей представлен неполный набор языковых средств, которые могут в речи обозначать субъектно-интерпретируемые ситуации. Язык располагает гораздо большим арсеналом средств репрезентации категории ситуативной субъектности, из которых особый интерес представляет группа слов с компонентом ситуативно-сти в значении. Причем понятие ситуативно-сти определяется нами как более широкое по семантическому охвату, чем понятие событийности (Арутюнова 2002; Кацнельсон 2002; Золотова 1988), т.к. включает в себя не только понятие события, но и факт, явление, состояние, свойство, качество, поступок, действие, процесс и другие непредметные, а также предметные референции – см. нашу статью «Проблема ситуативной референтности субъектного имени. Событие и ситуация» (МГЛУ, 2010 г.). Рассмотрим способы репрезентации категории ситуативной субъектности в русском языке посредством элементов, в семантике которых обнаруживается ситуативный компонент.

• 1.    Самую многочисленную группу представляют языковые единицы с элементом про-цессуальности (25% от общего корпуса примеров): Я, признаться, боялся, что гребля будет раздражать спину… [9, с. 262]; Отсев шел долго и мучительно [1, с. 191]; Ее ранние прогулки не смущали отца …[5, с. 71].

• 2.    Также многочисленны примеры использования экзистенциальных языковых единиц – со значением существования, явления, проявления (15%): Такая жизнь научила меня скрытности и злопамятности. [1, с. 251]; Она готова была ждать некоторый срок, зная, что удовольствие придет непременно [9, с. 152]; Счастье сидело в ней пушистым котенком [5, с. 80].

• 3.    Многочисленны примеры использования единиц с компонентом локальности (8%): Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая проходить Грэю среди своей ликующей тесноты [5, с. 42]; Путь был долгим и трудным, но он преодолен [1, с. 190].

• 4.    Довольно частотны примеры использования языковых единиц с элементом ментальности – процесса умственной деятельно-

• сти (6%): Воспоминанье так занимало его, что он не чувствовал времени [9, с. 73]; Глубокая непобедимая вера, ликуя, пенилась и шумела в ней [5, с. 57].

• 5.    Часто встречаются в речи квалитативные единицы – с элементом квалитативности – проявления качества (6%): Натянутости, стыда в этой мысли уже не было… [9, с. 214]; Везде торжествовал свет [5, с. 42].

• 6.    Используются также темпоральные языковые единицы (3%): Десять лет скитальческой жизни оставили в его руках очень немного денег [5, с. 5]; Утро к ней не шло: лицо было бледное, опухшее, и желтые волосы стояли дыбом [9, с. 55].

Для обозначения ситуаций говорящие часто прибегают к элементам, в языковом значении которых нет компонента ситуативности и которые реализуют ситуативный потенциал только в речи, в контексте, во взаимодействии с другими языковыми единицами.

• 1.    Самыми частотными являются субстанциальные имена (22%), которые могут реализовать в речи различные значения: … на чем, с некоторой досадой на исключение, отдыхал глаз, – был мешок картофеля [5, с. 51] – человек радовался при взгляде на предмет; Калитка издала странный жужжащий звук [9, с. 129] – кто-то вошел; Весь пароход гудит, но подробности пока мало кому известны [1, c. 244] – люди на пароходе обсуждают тему; Рубашка почесывает, это приятно [9, с. 262] – рубашка трет спину при движении; Следствие подобралось к нему слишком близко, круг сжимается [1, с. 236] – круг подозреваемых.

• 2.    Местоимения (12%) используются в речи как замена не только других имен, но и целых событий, действий, качеств и проч.: Он длился всего четыре дня… [9, с. 111] – его роман с женщиной; Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками [5, с. 76] – истина бытия; Это случилось в библиотеке (Там же, с. 29) – Грэй увидел картину с кораблем и решил стать капитаном; Все было уже проделано на голой сцене, перед темным и пустым залом [9, с. 214] – репетиция убийства.

• 3.    Имена собственные, а также имена, обозначающие одушевленный предмет, также используются с ситуативной референтностью (3%) : « Лонгрен утопил Меннерса!» [5, с. 9] – Лонгрен видел, что Меннерса уносит в море и не помог намеренно; Подлец Гош выставил ее на всеобщее осмеяние, унизил, облил грязью [1, с. 266] – то, что он рассказал.

Таким образом, описание семантической структуры предложения, выражающего некую мысль и описывающего отражаемую в данной мысли ситуацию, предполагает тем самым проникновение в логическую структуру мысли и логическую структуру ситуации.