Расовая проблематика в романе Д. Каваны (Дж.Барнса) "Город мошенников"

Роман «Город мошенников» (Fiddle City, 1981) - второй из цикла детективных романов, написанных Джулианом Барнсом под псевдонимом Дэн Кавана (см. об этом: [Бочкарева, Нелюбин 2012]). Как пишет в своей монографии Мерритт Мосли, «Барнс, несмотря на свои амбиции и возможности на поприще мэйнстримной художественной литературы, достаточно размышлял о детективном триллере, чтобы написать четыре очень хороших произведения в этом жанре» [Moseley 1997: 34]. Используя в произведениях, написанных под псевдонимом, «более провокационный и, несомненно, более свободный тон, часто шокирующий» [Guignery 2006: 32], Барнс фокусируется в них на актуальных проблемах современной жизни - социальной действительности, которая порой оказывается весьма жестокой. Роман Fiddle City, действие которого разворачивается в Хитроу, использует многонациональную обстановку международного аэропорта, пародийно раскрывая проблему расовой нетерпимости.

Барнс вступает в скрытую полемику с романом Артура Хейли «Аэропорт» (1968). Как пишет М.Бахтин в своей книге «Проблемы поэтики Достоевского», «в скрытой полемике авторское слово направлено на свой предмет, как и всякое иное слово, но при этом каждое утверждение о предмете строится так, чтобы помимо своего предметного смысла полемически ударять по чужому слову на ту же тему, по чужому утверждению о том же предмете. Направленное на свой предмет слово сталкивается в самом предмете с чужим словом. Самое чужое слово не воспроизводится, оно лишь подразумевается, - но вся структура речи была бы совершенно иной, если бы не было этой реакции на подразумеваемое чужое слово» [Бахтин 1979: 227]. В романе Хейли аэропорт представлен единым слаженным механизмом по организации полетов и предотвращению катастроф в воздухе: «По характеру полу- ченного сообщения диспетчер на земле сразу понял, что самолет терпит или может потерпеть бедствие. Лайнеры, совершающие рейсовый полет, не прерывают его внезапно и не поворачивают обратно без серьезной причины. Вместе с тем диспетчер знал, что командир корабля в случае необходимости сразу подаст сигнал бедствия и незамедлительно сообщит причину. А пока этого не произошло, диспетчер не должен отвлекать команду и задавать ненужные вопросы. Любая помощь, какая потребуется, будет оказана с максимальной быстротой и без лишних расспросов» [Хейли 2006: ч.З, гл.9]. В романе Каваны аэропорт Хитроу -это огромный город, «население которого обновляется каждый день» [Кавана 1981: 14], причем это «город мошенников» - Fiddle City (в переводе на русский язык это название романа изменено).

Несмотря на многонациональный коллектив аэропорта, расовая проблема в романе Хейли специально не ставится. Единственным упоминанием о существовании конфликтов подобного рода является реакция крайне правой группы на несчастный случай, ответственность за который несправедливо понес представитель расового меньшинства: «Этот инцидент, утверждал бюллетень, должен послужить предостережением “добросердечным либералам”, которые помогают неграм получать ответственные посты, никак не отвечающие их умственным способностям. Бюллетень призывал “гнать метлой” всех негров, работающих воздушными диспетчерами, “пока не повторилось еще раз такое”» [Хейли 2006: ч.2, гл.З]. Ирония здесь создается на стыке точек зрения повествователя романа и автора бюллетеня. В романе Каваны (Барнса) ирония возникает на пересечении точек зрения вымышленного автора-повествователя (Дэна Каваны) и героя (Ника Даффи), который боится самолетов и ненавидит аэропорт, никуда не выезжая за пределы Великобритании: «Этот аэропорт был словно маленький анклав на территории Великобритании. Люди здесь переставали быть англичанами - даже если за его пределами ими были. Они запросто могли ударить тебя углом чемодана - и не извинялись. Они норовили пролезть вперед тебя в очередях. Они кричали. Они без стеснения выражали свои эмоции у выхода на посадку. Они словно старались казаться большими иностранцами, чем сами иностранцы. <...> Единственным, что напоминало, что здесь не Заграница, были указатели и голос, объявляющий прибытие и посадку, всегда настолько спокойный, что это нервировало Даффи. Но даже это не помогало почувствовать, что ты в Англии» [Кавана 1981: 14].

Далее подчеркивается контраст между англичанином Даффи и «миниатюрными азиатскими женщинами» через восприятие самого героя: «И повсюду сновали миниатюрные азиатские женщины в ко- ричневых халатах: они таскали подносы, драили полы, вычищали пепельницы, грациозно заходили и выходили из туалетов. Почти все они были настолько маленькие, что Даффи начинал чувствовать себя крупным мужчиной; многие из них казались довольно пожилыми; они никогда не разговаривали, разве что друг с другом, и язык их был непонятный. <...> Когда миниатюрная азиатская женщина убирала за Даффи поднос, он вдруг понял, на что было похоже это место: процветающий форпост Империи с порабощенными туземцами» [там же]. Здесь обнаруживается скрытая аллюзия на рассказ Дж. Конрада «Аванпост прогресса», в котором двое белых служащих торговой станции позорно и бессмысленно погибают на глазах у негра Маколы и туземцев [Конрад 1959].

Тема Востока появляется постоянно, начиная с пренебрежительного называния различных рас героями романа (пакки, китаеза) и, заканчивая другими, не столь очевидными проявлениями ксенофобии и расизма. Для самого Даффи почти все иностранцы на одно лицо: «Все девушки, как он заметил, были разного типа, среди них одна видимо-негритянка и одна видимо-китаянка (а может, видимо-малазийка)» [там же: 37]. Клиент Даффи, Хендрик, говорит про Тана, единственного сотрудника не британца, что тот «Очень восточный парень. Желтый и мало говорит.

- Может, это оттого, что он плохо знает английский?

- Да нет, он знает, он здесь родился и вырос. Очень хороший парень, очень работящий. Очень сильный. Делает такие вещи руками, как они все там...

- Оригами? - (Осторожней, Даффи, подумал он, не стоит выпендриваться перед клиентом; но Хендрик и ухом не повел).

-Нет, ломает кирпичи и всякие предметы ребром ладони» [там же: 30]. Здесь высмеиваются стереотипы западного «ориентализма» - отношения европейцев к восточной культуре. Даффи пытается реконструировать психологию иностранца, оказавшегося в Англии: «Если ты малаец, но вырос в Англии, практически себя малайцем и не считаешь - и при этом постоянно выглядишь как самый настоящий малаец, то после нескольких лет в английской школе ты сыт по горло тем, как все ребята вокруг строят тебе “узенькие глазки” и разговаривают тонень-кими-претоненькими голосами, и показывают тебе приемы кун-фу - а так ведь недолго и в самом деле ногой в живот заехать, - и самое-то главное, они постоянно дают понять, что таких, как они, много, а таких, как ты, мало, и так будет всегда, и какая у тебя классная ручка, китаеза, мне пригодится. Разве тебе не захочется после этого оставить кое-кому из них на память пару шрамов? И если захочется, и ты и впрямь так поступишь, не значит же это, что десять лет спустя ты начнешь красть итальянские темные очки» [там же: 32]. Личная жизнь Тана выглядит более нормальной, чем у других сотрудников Хенрика: «Он жил со своей семьей на окраине Саутхолла. По вечерам он, как правило, уходил гулять с девушкой [в паб - или в парк] ... предварительно откушав со всем семейством плотный малайский ужин» [там же: 35]. Такое описание почти идеальной безмятежной жизни иностранца контрастирует с описанием дисфункциональных семей миссис Бозли, живущей с мужем-инвалидом, но изменяющей ему с хозяином борделя, и Глиссона, из дома которого постоянно слышны детские крики, а также крайне неряшливым Кейси, у которого, по мнению Даффи, гораздо больше общего с приматами, чем с человеком.

Однако в рассказах британского таможенника Уиллета преступниками оказываются чаще всего иностранцы: «...эти парни, с которыми приходится иметь дело, то хитры, как черти, то тупы, как пробки, даже жалко их, бедолаг. А если бывают просто неглупые, так те тупеют сразу же, как им придет в голову заняться контрабандой. <...> Набивают чемоданы героином, прыгают на самолет и летят сюда. И что же мы видим? Респектабельный иранский бизнесмен из Тегерана, в легонькой рубашечке и брючках, в руках - один-единственный чемоданчик, и потеет, как свинья. Он, видите ли, только сейчас понял, что если мы его поймаем и отправим обратно, ему не скажут: “Ах ты, шалунишка”, а прочитают парочку отрывков из Корана - и пиф-паф» [там же: 43].

У Даффи наркотики ассоциируются с китайцами: «Семь лет назад при слове “героин” он представлял себе стариков-китайцев, погруженных в маковые грезы <...> Ему были известны цветистые китайские фразы - оседлать огненного дракона, играть на губной гармонике, дать залп из зенитных орудий - они не завораживали Даффи... » [там же: 48]. Перевозка наркотиков, по рассказам Уиллета, совершается разными способами от откровенно комических (в анусе или во влагалище у девушек, соблазненных иранцами или арабами) до ужасных, «черных» (внутри убитых тайских младенцев). Но особенно часто на перевозке наркотиков попадаются пакистанцы: «Обратись к пакистанцам, - безапелляционно проговорил Уиллет, - они продадут тебе готовые ботинки с потайными отделениями в каблуках и подошвах. По желанию можно купить уже с начинкой. Мы, конечно, в момент тебя расколем. Такое уже когда-то было: с одним пакки и его малолетним сынишкой. Идут еле-еле, а под ноги не смотрят. Проще простого» [там же: 45].

В ироничной характеристике нелегалов-пакистанцев британский таможенник косвенно называет и других «преступников», которые наживаются на несчастье беженцев: «Бог знает зачем, но они по-прежнему к нам рвутся. Притом, что сейчас это стоит пять штук на человека. Кое-кто платит в рассрочку - первый взнос, а потом по нескольку фунтов в неделю в течение двадцати лет, а малый, которому они платят, в любой момент может повысить расценки, или просто сдать их с потрохами, если ему надоест. Наверное, им и в самом деле осточертело у себя дома.

- А у нас здесь ну прямо рай, тори-санаторий, верно?

- Притворюсь, будто не слышал этого, Даффи. Короче, некоторые из них никогда сюда не добираются. Доезжают до Роттердама, отдают все деньги, а потом ждут каждую ночь напролет свою лодочку, а она все не появляется. Славный парень, который обещал им помочь и на-рассказывал всяких ужасов об иммиграционных законах, просто взял да слинял. Оттого в Роттердаме так много нищих индусов, - он глубокомысленно кивнул, словно советуя Даффи не пополнять их ряды» [там же: 42].

Когда Даффи еще не подозревает миссис Бозли в преступлении (торговле наркотиками), для него она уже ассоциируется со смотрительницей концлагеря: «Что же все-таки означает «Э»? Элизабет? Элспет? Эльза? Да, скорее всего, Эльза - в честь ее знаменитой предшественницы Эльзы Кох. И волосы красит, чтобы выглядеть, как настоящая арийка» [там же: 51]. Иронично обыгрывает Даффи и «англий- скость» сообщника миссис Бозли - содержателя борделя «Пижон» мистера Далби: «К тому же, вы британец - это для меня приятное разнообразие. Конечно, если это не так - я имею в виду не вашу национальность, а все остальное, - тогда я не советую вам со мной связываться» [там же: 66].

Таким образом, противопоставляя Восток и Запад, Барнс, по сути, сближает их, рисуя общую картину преступного мира («города мошенников»), в которую вовлечены все национальности.