Сценический перевод как способ сохранения культурного наследия дореволюционного Петербурга (на примере пьесы Мартти Вуори)

Финляндия, как часть Российской империи до 1917 г., имела тесные культурные и исторические связи с Петербургом. Многие финские писатели находили вдохновение в литературной жизни российской столицы, и их произведения стали частью ее культурного контекста. Финноязычная поэзия и драматургия помогала жителям дореволюционного Петербурга открыть и понять особенности менталитета, национальной культуры и исторического опыта народа, входящего в тот исторический момент в состав царской России. Театрально-музыкальные постановки обогащали культурный ландшафт города, создавая пространство для диалога и взаимопонимания между соседними народами. Для финноговорящей аудитории Санкт-Петербургской и Выборгской губерний предоставлялась возможность расширить свое культурнообразовательное пространство, дать возможность национальному языку развиться в самых разных сферах.

По содержанию и тематике пьесы, написанные на финском языке для постановки на театральных подмостках в дореволюционном Петербурге, можно разделить на несколько групп: пьесы, изображающие ремесленную (цеховую) среду; пьесы из торгово-купеческого быта (мещанская, городская среда); пьесы из актерского быта. Описывая жизнь представителей обывательского сословия, финские литераторы вскрывали общественные конфликты, волновавшие общество конца XIX ‒ начала XX в. Например, тема незаконного обогащения звучит в комедии Ю. Хейлалы «Собрание булочников» (фин. Pullanpyörittäjäin kokous , 1905 г.), тема отказа от семейных традиций ‒ в пьесе Самули С. «Дядюшка» ( Setä , 1898 г.), тема расчетливости и алчности, нарушения морально-нравственных устоев, характерных для нарождающегося нового типа общества, ‒ в комедии М. Вуори «Сватовство, или как мать с отцом дочь замуж выдавали» ( Naimiskauppa , 1895 г.). Финские пьесы, на первый взгляд, свободны от прямого обличения пороков общества, однако в них присутствует сатира, безобидные шутки имеют социальную подоплеку.

Объектом исследования является пьеса М. Вуори «Сватовство, или как мать с отцом дочь замуж выдавали», написанная в конце XIX в. для театральных студий Санкт-Петербурга, Выборга, а также городов Великого княжества Финляндского. Произведение хранится в Санкт-Петербургской государственной театральной библиотеке. Предметом исследования стали способы передачи на русский язык значимых культурных компонентов в произведении М. Вуори. Работа была вызвана необходимостью решения конкретной задачи ‒ театральной постановки пьесы в Финском театре ( Pietarin suomenkielinen teatteri ) в Санкт-Петербурге. Перевод выполнен автором статьи. Рабочие материалы, связанные со сценическим переводом, включены в лекционно-семинарский курс «Критическое чтение и анализ текста», проводимый кафедрой финно-угорской филологии филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Цель исследования ‒ выявить и описать способы передачи на русский язык культурно-специфических элементов жизни петербургского общества XIX в.

Для достижения цели поставлены следующие задачи:

• 1)    выявить, какие идентификаторы культуры проявляются в анализируемой пьесе (отношение к родному языку, семье, национальным традициям; осознание этнической идентичности);

• 2)    установить, какие лингвистические приемы позволяют передать культурнозначимые компоненты в тексте оригинала, раскрыть способы их перевода на русский язык;

• 3)    предложить прием передачи на русский язык билингвизма персонажей пьесы, который был характерен для языкового ландшафта Петербурга конца XIX – начала ХХ в.

Обзор литературы

Тема создания Финского театра как социокультурного института в дореволюционной России представлена в большом количестве источников, в первую очередь в архивной документации, хранящейся в фондах Санкт-Петербургской государственной Театральной библиотеки. В книгохранилище насчитывается более 400 произведений финских и ингерманландских авторов. Одна часть текстов представляет собой бытовые сцены, другая ‒ социальные зарисовки; художественная зрелость работ колеблется от самодеятельных до профессиональных. Выбор пьесы М. Вуори сделан куратором театрального проекта О. В. Миловидовой и режиссером-постановщиком, драматургом С. С. Прониным (творческий псевдоним Сеппо Кантерво), цель которых ‒ познакомить современного зрителя с дореволюционной культурой Санкт-Петербурга1.

Как свидетельствуют исторические документы – афиши, газетные вырезки, литературно-критические заметки современников и сотрудников Цензурного комитета, работа Финского театра в Санкт-Петербурге XIX в. привлекала внимание зрительской аудитории своей неизвестностью и «демократичностью»2. Активные социально-культурные, деловые связи русских и финских жителей способствовали избавлению представления о «финнах как неизвестном элементе империи» [1]. Театр помогал укрепить статус финского языка, что царское правительство находило полезным для проживавшего там населения.

На предпереводческом этапе нами был изучен культурный контекст написания пьесы, выявлены реалии, исторические и социальные отсылки. Справочные материалы, путеводители, краеведческие, этнографические и исторические исследования, посвященные истории Выборгской и Петербургской губерний3 [2-4], культурологические описания и статьи4 позволили лучше узнать детали дореволюционного быта и нравы петербуржцев: национальный состав, занятость, финансовая составляющая семейных взаимоотношений, синтез культур в межнациональном браке.

Научные работы, посвященные анализу языковых особенностей драматических произведений русских и финских писателей ХIX в., таких как А. Н. Островский5, А. Киви6, М. Кант7, Самули С. [5], имевших непосредственное отношение к созданию национального общенародного театра, отразили ключевые черты сценических пьес: преобладание диалогов и реплик, наличие ремарок, речевые характеристики персонажей (просторечие, жаргонизмы, рубленые фразы, акценты), отсутствие авторского комментария. Игра слов, использование диалектных форм, интерференция (например, смешение финского и русского языков в оригинальном тексте) помогли писателям передать происхождение, социальный статус, уровень образования персонажей, усилить их индивидуальность и достоверность бытовых сцен.

Театральные пьесы представляют большую проблему для переводчиков. Изучение научных работ, относящихся к переводу театральных пьес на иностранные языки, выявило потенциальные сложности перевода. Театр - это иной вид искусства, демонстрирующий уже готовую систему образов в отличие от художественного текста, который заставляет воображать образы в сознании читателя. Помимо публикаций, непосредственно связанных с проблемами сценического перевода, для нас интерес представляли статьи общего содержания, например о типах передачи чужой речи. Для данного исследования важными являются выводы о свободной прямой речи, которая носит «обрывочный характер». Она формируется краткими и неполными предложениями. Сбивчивость выступает стилистическим маркером прямой речи [6].

Полезными являются выводы исследователей о доминантах сценического перевода – «аудиальных и исполнительских сторонах» [7]. Текст театрального перевода предназначен для устной презентации, поэтому в нем слова – это лишь «театральная маска» [16], зато действуют разнообразные стилистические приемы, позволяющие воздействовать на зрителя и побуждать его к реакциям8. Интересны рассуждения об учете переводчиком особенностей зрительского слухового восприятия реплик актеров. В переводе следует избегать труднопроизносимых фраз и выражений9 [8]. Важными для данного исследования являются наблюдения И. Левого относительно термина «удобопонятность», который включает в себя также восприятие и понимание зрителем инокультурных реалий, историзмов, фразеологизмов.

Проблема выбора стратегии перевода - форенизации или доместикации, «исторической стилизации» и «модернизации» заключается в поиске баланса между сохранением культурной специфики оригинала и адаптацией текста для целевой аудитории [9; 10]. Она определяется такими факторами, как жанр текста, временная дистанция и установки переводчика.

Инокультурному переводчику для адекватного восприятия художественного произведения необходимо скорректировать свою языковую картину мира, чтобы она точно отражала культуру исходного языка, которую передает автор произведения10.

Для нашего исследования интересными являются результаты ряда проектов, посвященных составлению социокультурного портрета финнов [11], особенностям материальной культуры финских переселенцев [12; 13], финскому национальному характеру11; важными оказались выводы о значимых для коми-пермяцкой культуры референтных ситуациях [14].

Материалы и методы

Основным материалом исследования выступил текст пьесы М. Вуори «Сватовство...» ( Naimiskauppa , 1895 г.) с его русскоязычной версией. Анализ произведения включал лингвистическое изучение текста, выявившее его языковые особенности; сравнительно-сопоставительное, подразумевающее сопоставление с оригиналом;

предпереводческое (исследование потенциальных сложностей перевода и выявление стратегий переводчика); культурологическое, контекстуальное, семантическое и стилистическое изучение, нацеленное на обнаружение расхождений и оценку степени адекватности перевода.

Результаты исследования и их обсуждение

Мартин (Мартти) Алексиус Берг-Вуори - финский государственный служащий, губернатор, писатель и переводчик, известен под литературным псевдонимом Мартти Вуори (Martti Wuori) [15]. Вуори сыграл значительную роль в истории российско-финляндских связей. Он считал, что союз с русской культурой не только не мешает Финляндии развиваться, а наоборот, помогает финской культуре оставаться самобытной. Вхождение Финляндии в состав Российской империи способствовало активизации культурного обмена. Пьесы А. П. Чехова и Н. В. Гоголя ставились на финской сцене, что способствовало развитию театрального искусства в Финляндии. Например, интересна прямая аллюзия пьесы М. Вуори «Сватовство, или как мать с отцом дочь замуж выдавали» ( Naimiskauppa , 1895 г.) на комедии «Женитьба» Н. В. Гоголя (1835–1842 гг.), «Женитьба Фигаро» Бомарше (1779 г.). Все они посвящены браку и козням брачных аферистов. В отличие от комедий Гоголя и Бомарше, где персонажи, несмотря на различие сословий, принадлежат к одной национальной культуре, в пьесе Вуори герои - представители разных этносов (финны, ингерманландцы, русские). Это создает новые драматические коллизии, обнажая проблемы межкультурного взаимодействия: конфликты на психологическом, поведенческом и языковом уровнях, что не только усиливает комедийный эффект из-за непонимания между героями, но и придает пьесе социальную остроту.

Влияние структурных особенностей финского языка на стратегии сценического перевода. Агглютинативность финского языка может создавать определенные сложности при сценическом переводе пьес. К ним относится размер слов, которые оказываются значительно длиннее, чем их эквиваленты в языке перевода, например: композит ristiriitaisuus ‘противоречивость’ состоит из двух слов: risti ‘крест’ и riitaisuus ‘вражда, непримиримость’; laukkuryssa ‘купец’ образовано путем сложения двух слов - laukku ‘котомка, сумка’ и ryssa пренебр., прост. ‘русский’; hyvantekevaisyysseura ‘благотворительное общество’ составлено из трех слов - hyva ‘добро’, tekevaisyys ‘исполняемость, выполняемость’, seura ‘общество’ . Подобные слова-композиты могут нарушить ритм и темп речи, которые особенно важны в театре, где паузы, интонация и скорость произнесения играют ключевую роль, поэтому в тексте перевода они заменены эквивалентными по смыслу выражениями, например вместо слова ristiriitaisuus ‘противоречивость’ использовано наречие «трудно»: Arvaathan itse, mitä ristiriitaisuuksia voi syntyä aviopuolisoiden välillä (букв. Как будто сама не знаешь, какие противоречия могут возникнуть между супругами?) «Как будто сама не знаешь, как трудно в браке?» (Здесь и далее в статье все примеры взяты из пьесы М. Вуори «Сватовство, или как мать с отцом дочь замуж выдавали» ( Naimiskauppa , 1895 г.). – Авт .)¹². Слово laukkuryssä ‘коробейник’ заменено существительным «купец»: Siellä meidän puolella niitä laukkuryssiä kulki «Тут у нас в Финляндии купцы (букв. коробейники) всякие шастают». Финское абстрактное существительное velvollisuus ‘обязанность’ переводится коротким словом «долг»: Se on minun velvollisuutenikin «Это же мой долг (букв. обязанность)» .

Композит naimiskauppa можно перевести как «брак по расчету» или «брак по сделке». С учетом сценического перевода данное явление названо одним словом ‒ «сватовство», которое обозначает старинный обряд знакомства семей жениха и невесты с целью предложения брака и обсуждения его условий. Словосочетание karsas silma ‘косой глаз’ предлагается заменить наречием «косо»: katselet karsaalla silmalla «ты на него косо (букв. косым глазом) смотришь» .

Аллитерация и ассонанс являются яркими средствами художественной выразительности, активно используемыми для создания ритма, музыкальности и эмоционального воздействия. Переводчик должен стремиться к тому, чтобы текст звучал так же выразительно, как и оригинал. Для этого он использует различные приемы фонетической организации текста перевода.

Аллитерация позволяет создать ритм текста: повтор согласных его упорядочивает, делая запоминающимся на слух. В оригинальном тексте пьесы чаще всего встречается повтор одинаковых или похожих по звучанию согласных звуков в первых слогах, например: Annas ku n sinua oikein ka antelen ja ka tselen! В переводе же повтор представлен с помощью ассонанса, через звук [о]: «Дай-ка я тебя тебя о бойду и о смотрю». Данный стилистический прием основан на повторе гласных звуков, что позволяет сохранить мелодичность, передать эмоциональность и смысловые акценты в тексте. Другие примеры: muu muu kalainen ‘ ино й ино странец’; Ant akaa ant eeksi! « Про шу про щения!» Ассонанс придает ритмичность и музыкальность фразе: Hyi, kun säi käyt-ti ! Oikein sydäntäni hyt käytti «Фу, как напуга лась ! Сердце сильно заби лось ».

Аллитерация и ассонанс относятся к звукописи, которая делает финскую речь плавной, лиричной и запоминающейся на слух. В переводе же на русский язык не всегда удается сохранить это явление: Mitäs sul la on mul le haastamista ? «Что у тебя ко мне?»; ty ttäremme tu levaisuus «будущее нашей дочери».

Особенности передачи фразеологизмов в сценическом переводе. Писатель обращается к фонду фразеологических единиц финского языка, активно используя сравнительные обороты, основанные на реалиях финской культуры: No niin kaunis, kuin mansikka mäellä (букв. красивая, будто земляника на пригорке) ‘словно ягодка спелая’. Описывая коварство брачного афериста, Вуори сравнивает его с росомахой, для которой характерна жадность: Se ahma tahtoisikin siepata «Эта росомаха возжелала урвать». Сохранение в тексте перевода слова «росомаха», а не замена его классическим сравнением с лисой, позволяет сохранить локальный колорит, передать юмор и комичность ситуации. Поведение рассерженного человека описывается через образ медведя, который является национальным животным Финляндии: Kävelet kuin karhu häkissään «Мечешься, как медведь в клетке».

В репликах персонажей звучат пословицы и поговорки, демонстрирующие потенциал выразительных средств финского языка: Kerran sait vettä myllyysi . (букв. Нынче вода на твою мельницу льется) «Нынче твоя взяла»; En sanasta velkaa jää (букв. Я в долгу по слову не останусь) «Я за словом в карман не полезу».

В финско-русском словаре составителей И. Вахроса и А. Щербакова пословица Eikä oppi ojaan kaada (букв. Учение в канаву не попадет) переведена как «Ученье – свет, неученье – тьма»¹³. Автор пьес использовал народную мудрость как инструмент своего замысла. Однако предложенный вариант перевода не вписывается в сюжет пьесы, поэтому предложен другой вариант, более близкий, как нам кажется, по смыслу и раскрывающий характер и конфликт пьесы: «Уроки даром не прошли».

Другое фразеологическое выражение ‒ pötkiä käpälämäkeen (букв. скатиться лапками кверху) ‘дать тягу, лететь кубарем’ ‒ в предложении Okohan se sulhanen toden peraa potkii kapalamakeen с учетом контекстуального окружения, социального статуса персонажа предложено перевести следующим образом: «Да неужто жених с горы своротил!?» Финская и русскоязычная идиомы отражают общечеловеческий опыт, но точный аналог подобрать трудно, важно сохранить игривый оттенок в реплике персонажа.

Схожесть прототипических ситуаций позволяет максимально близко подобрать русскоязычный эквивалент ряду фразеологических единиц: Silläkös nyt kiire oli, kun ei kiirettä ollut «Тише едешь ‒ дальше будешь»; Eläkä haasta noista vanhoista asioista «Кто старое помянет...»; Luulisitte minun omaanpussiinipuhuvan (букв. Вы еще подумаете, что я в свой мешок дую) «Вы еще решите, что я на свою мельницу воду лью».

Ситуация, связанная с навязчивым повторением человеком одной и той же темы и при этом неодобрительно оцениваемая другими коммуникантами, в русской языковой культуре сравнивается с действием шарманки, которая играет одну мелодию. В финской речевой культуре аналогичная ситуация передается через протяжное чтение по старым нотам veisata vanhaa nuottia . В обсуждаемом переводе предложен вариант «затянуть старую песню».

Повторы и каламбуры: перевод для сцены. Повтор является мощным инструментом для усиления выразительности, создания ритма и эмоционального воздействия. Он активно используется в финском фольклоре, поэзии, в том числе и в пьесе Вуори: Sillä jo heti paikalla, kun mie Wanjan ensi kerran näin, niin mie sanoin, että siinä se on se oikea: hän eikä kukaan muu (букв. «Потому что уже на месте, когда я впервые увидела Ваню, я сказала, что вот он - тот самый: он и никто другой»). Синтаксический параллелизм усиливает эмоциональное воздействие, подчеркивает смысловые связи между элементами, упорядочивает текст, делая его более музыкальным и запоминающимся. Учитывая сценический характер перевода, внушительность и весомость слов передана на русский язык одним словосочетанием «тот самый», которое позволяет выразить абсолютную определенность: «С первого взгляда я поняла: Ваня - тот самый». Категоричность фразы позволяет опустить вторую часть предложения « он и никто другой » без потери смысла. Использованная нами стратегия перевода – опущение ‒ оправдана требованиями сценичности (соблюдением ритма, естественностью диалогов) и техническими ограничениями (хронометражом), но при этом удается сохранить эмоциональный посыл.

Каламбур, или языковая игра, делает текст живым, позволяет ввести элементы юмора, передать особенности национальной культуры. Например: Mie kysyin, mitä se pipsteekki funtti maksaa? “Vatsat päät”, sanoo. Mitä vatsaa ja päätä, mie sanoin; pipsteek-kiähän mulle pitää. Mutta se vaan nauraa ja omaansa panee: “ vatsat päät , vatsat päät ” . (букв. «Я спросила, по чем фунт пифштекса. А он мне: “Животы и головы”, ‒ говорит. “Какие животы и головы”, ‒ говорю; мне дай пифштексу. Но он только смеется и свое твердит: “животы и головы, животы и головы”»). Служанка, финка по национальности, не понимает русского языка и вместо числительного «двадцать пять» слышит «ватса пят». Фонетически это близко финским словам vatsa ‘живот’, pää ‘голова’. В переводе важно сохранить суть языковой игры, даже если для этого придется отойти от буквального смысла, поэтому был предложен следующий вариант: «Я спросила: по чем фунт пифштекса. А он мне: “ пол и тина ”, “ пол и тина ”. “Какой пол, какая тина, мне пифштексу”, ‒ говорю. А тот смеется да свое талдычит: “ Пол и тина !”».

Предлагаемый вариант перевода основывается на особенностях денежной системы дореволюционного Петербурга. В XIX в. 25 копеек назывались «полуполтинником», в простонародье «полполтиной». Для создания игры слов было решено сложное русское слово разделить на две части - пол и тина . Этимологический словарь русского языка указывает на то, что слово «тинъ» (рубль) в родительном падеже имеет форму «тина». Вероятно, эта словоформа финской покупательнице не знакома, однако она известна русскоязычному зрителю. Комбинация слов «пол» и «тина» звучит как несуразное сочетание, создавая при этом комичный эффект. В переводе пришлось пренебречь буквальной точностью, чтобы сохранить ритм сценической речи и передать настроение героини.

Лингвистическая интерференция в сценическом переводе. Главные персонажи произведения – это члены семьи купца-ремесленника, владеющего скобяной лавкой в Петербурге конца XIX в. Семья Молотайнена ( Vasara ) двуязычная: глава семьи Хейкки, урожденный финн, владеет только финским, его жена Анна, видимо, урожденная русская, и дочь Ольга говорят еще и по-русски.

Может случиться так, что родной язык будет забыт, что, по мнению Хейкки Молотайнена, является самым страшным грехом для человека: Se ikävä on, että jos nyt naimisiin joudut, niin unhotat oman kielesi kokonaan . Me Suomalaiset täällä Pieta-rissa omaa kieltämme halveksimme ja rääkkäämme sekoittamalla siihen vieraita sanoja. Useinpa sen omassa keskuudessammekin vaihdamme ruotsiin, saksaan tai venäjään se kun muka on fiinimpää olevinaan, ja jos sitte sattuu naiminen muukalaisen kanssa, niin jääpi se unhotuksiin kokonaan, omasta maasta ja kansallisuudesta puhumattakaan. Ja kuitenkin on oma aidinkieli ja isanmaa pyhimpia asioita, joita ihmisella maan paalla on «Но грустно, замужем свой родной язык забудешь. Мы, финны, здесь, в Петербурге, пренебрегаем родным языком, коверкаем его, иностранными словами увлекаемся. Даже дома щеголяем шведским, немецким, русским, а уж когда замуж выйдешь, да еще за иноземца, то совсем язык и Родину забудешь. Родина и язык – самое святое, что есть у человека на Земле».

Культурный билингвизм проявляется в лингвистической интерференции у героини пьесы Анны на всех языковых уровнях: фонетическом, грамматическом и лексическом. Она непроизвольно смешивает в речи нормы финского и русского языков, включает в речь русские слова (междометия « господи », « боже », устойчивые словосочетания « боже ж ты мой », « слава богу », « поделом тебе », экспрессивные глаголы « постой », « погоди », « давай »), использует кальки, образует ошибочные грамматические конструкции. Например, к русскоязычному корню слова usnáia- (узна-) она присоединяет показатель финского третьего инфинитива в форме илла-тива: usnaiaa maan ; или к корневой части uteshaia - (утеша-) добавляет показатель сослагательного наклонения - isi- : utesháia isi t . В переводе предложения Niin Olgaakin sillä utesháia isi t интерференция передана не через глагольные формы, а с помощью ошибочного управления «Ты бы этим Ольг а утешить», когда после глагола «утешать» дополнение выражено формой именительного падежа вместо родительного.

В русскоязычном тексте предложено несколько вариантов передачи явления лингвистической интерференции: 1) через несочетаемую пару слов: Saat ubiraiata samovaarin «Возьми убирать самовар»; Näet, ett’ei nykyään voi kehenkään nadjeejatsja «Видишь, сейчас ни на кого не можно надеяться »; 2) с помощью замены личной формы глагола неопределенной: Ja sie aina hvaliiaa t «Ты всегда хвалить »; Millas sen sitte objasniiaa t «Как объяснять ты это»; 3) нарушением видовой соотнесенности глаголов: Etkö sie nyt kuitenkin menisi usnáiaa maan ? «Может, ты все-таки узнать ходить ?».

В следующем примере предложено дать дословный перевод выражения ennen aikojasi ‘раньше времени’: Mitä tuossa ennen aikojasi besbakojaa t «Что до времен своих беспокоишься?».

Писатель остроумно обыгрывает существовавшую в XIX в. модную речевую особенность - иностраноманию. Неестественность и комичность слова matama от madam подчеркивает колоритность речевых характеристик персонажей, фиксируя также фонетическую интерференцию – оглушение финских звонких согласных «d» → «t».

Автор тщательно выбирает фамилии персонажей, передавая с их помощью социально-профессиональную принадлежность героев или черту характера. При переводе пришлось проявить определенную изобретательность, чтобы откликнуться на идею писателя. Например, фамилия Vasara в переводе означает ‘молот, молоток’, поэтому предложен вариант Молотайнен ; Kalke ‘стук топора’ переведен как Коло-тайнен от глагола «колотить». Фамилия Rouhiainen образована от глагола rouhia ‘дробить, раздробить’. Учитывая, что владелица этой фамилии – сплетница, был придуман аналог Перетирайнен .

Заключение

Сценический перевод финской пьесы на русский язык требует не только лингвистической точности, но и учета культурных, стилистических и театральных особенностей. Ключевым моментом в работе над переводом пьесы стала его постановка на сцене современного петербургского театра. В процессе перевода некоторые реплики пришлось упростить для синхронизации с действием. Имена, реалии, шутки заменялись эквивалентами, понятными русскоязычному зрителю, вместе с тем отражающими особенности финской культуры. Неизменной осталась драматургическая структура – композиция пьесы (монологи, диалоги, ремарки), ритм реплик.

Особое внимание было уделено явлению лингвистической интерференции в речи персонажей пьесы. В качестве приемов ее передачи на русский язык предложено несколько вариантов, например нарушение подчинительной связи в словосочетании, образование несочетаемой пары слов или замена личной формы глагола его неопределенной формой.

Лингвистическая интерференция используется М. Вуори как писательский прием для создания не только комического, но и драматического эффекта, она указывает на социальную идентичность (маркировку «чужака» и попытку адаптации в иноязычной среде).

Исследование вносит вклад в теорию культурно-ориентированного сценического перевода, где финско-русский контекст служит моделью для изучения диалога «своего» и «чужого» в театре. Автор приходит к выводу о необходимости строгого учета доминирования невербальных элементов над вербальными, что подчеркивает специфику театра как поликодовой системы. Механизм передачи национальноспецифических реалий (быт, социальные нормы Финляндии конца XIX в.) в русскоязычной среде заключался в поиске баланса между национальным опытом, воплощенным в тексте оригинала, с опытом зрительского зала.

Перспективы дальнейших исследований заключаются в изучении различных русскоязычных версий одной пьесы для выявления эволюции переводческих стратегий под влиянием изменений в российско-финских культурных отношениях. Важными являются также эмпирические исследования восприятия переводных пьес современной российской аудиторией, особенно в приграничных регионах (Карелия, Выборг, Ленинградская область), где актуальны темы исторической памяти.