Сексуализированное насилие в отношении несовершеннолетних: сравнительный анализ положений уголовных законов зарубежных государств

Немецким логиком Ф. Фреге было введено понятие «сексуализированное насилие», которое по своим признакам разительно отличается от такого термина, как «сексуальное насилие», являясь более широким понятием. В целом следует отметить, что именно термин «сексуализированное» применительно к характеристике преступных вариантов удовлетворения сексуальных потребностей наиболее часто применяется современным правозащитным сообществом. Тому есть несколько причин. Слово «сексуальное», наряду с толкованием «половое», «в сфере сексуальной жизни», имеет и качественную характеристику: сексуальность, нечто, что происходит с целью удовлетворения половой страсти, ассоциируется с привлекательностью, «заигрыванием», удовольствием. В то время как «сексуализированное насилие» – это насилие в «чистом виде», происходит с целью установления власти и контроля, в том числе на протя- жении длительного периода. Также данное действие априори преступно, происходит абсолютно против воли «партнера», зачастую даже при отсутствии понимания тем партнером всего процесса в целом. Важно понимать, что сексуализированное насилие – это, прежде всего, насилие с элементами секса. Здесь речь идет о ситуациях преступного характера, противоречащих принятым в обществе правилам межличностного общения, главными из которых (применительно к теме настоящей работы) являются осознание партнерами сущности сексуальных отношений, а также возможные последствия. Может возникнуть резонный вопрос: почему же так важно называть насилие сексуализированным, а не сексуальным? Ответ кроется, на наш взгляд, в российском менталитете и особенностях русской речи. Дело в том, что само слово «сексуальное», прежде всего, вызывает ассоциации с получением какого-либо удовольствия, зачастую смешивая положительные и негативные черты, романтизируя данное явление конкретно за счет толкования рассматриваемого слова (с учетом приведенных выше рассуждений относительно его толкования). Такая романтизация зачастую объясняется инициатором акта бурной страстью, на которую он может ссылаться при расследовании преступления, а также ссылаться на активное согласие и желание со стороны партнера («она сама этого хотела») или собственную ведомость в отношениях («я подвергся соблазну с ее стороны»). Однако это лицо вряд ли сможет приводить такой аргумент, если присутствуют признаки физического насилия в виде побоев, угрозы жизни жертвы или минимального намека со стороны жертвы на то, что происходящее ей явно неприятно. Именно по вышеизложенным причинам нельзя отождествлять эти на первый взгляд схожие термины [1, с. 99–104].

Рассмотрев лексическую сторону двух понятий и разграничив их, необходимо обратить внимание на уголовно-правовую сторону такого явления, как сексуализированное насилие несовершеннолетнего. И в этой связи все ниже следующие суждения следует предварить констатацией факта – специальной нормы, отдельно криминализирующей данную разновидность насилия, в российском уголовном законодательстве нет, равно как и самого термина «сексуализированное насилие» (впрочем, как и понятия «сексуальное насилие»). Тем не менее, несмотря на позицию правозащитного сообщества и некоторых активистов в области охраны прав женщин, на наш взгляд, в введении такой обобщающей нормы нет практической необходимости, однако в доктринальных положениях, а также в Постановлениях Пленума Верховного суда РФ наличие данного понятия имело бы важное значение для более глубокого анализа признаков отдельных преступных деяний. Объясним нашу позицию. Во-первых, Уголовным кодексом РФ предусмотрено несколько статей, согласно которым лицо может быть привлечено к уголовной ответственности за совершение действий, нарушающих половую свободу несовершеннолетнего. Такими нормами являются: изнасилование – п. «а» ч. 3 ст. 131, п. «б» ч. 4 ст. 131, п. «а» ч. 5 ст. 131, п. «б» ч. 5 ст. 131

УК РФ; насильственнные действия сексуального характера – п. «а» ч. 3 ст. 132, п. «б» ч. 4 ст. 132, п. «а» ч. 5 ст. 132, п. «б» ч. 5 ст. 132 УК РФ; понуждение к действиям сексуального характера – ч. 2 ст. 133, п. «в» ч. 3 ст. 33 УК РФ; половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста – ч. 1–6 ст. 134 УК РФ; развратные действия – ч. 1–5 ст. 135 УК РФ [7, с. 88-92].

К сожалению, несмотря на наличие такого кодичества нормативного материала, а следовательно, уголовно-правовых средств предупреждения совершения преступлений против половой неприкосновенности, до сих пор часть преступлений находится вне сферы влияния органов правоохранительной системы и уголовного преследования в частности. Не за всякое сексуализированное насилие преступник несет ответственность в силу того, что преступление зачастую латентно, так как классический механизм их совершения – насилие в домашних (бытовых) условиях с лицами, не достигшими возраста 14 лет. Отечественной судебной практике, к счастью, известны и обратные случаи, когда рядом с ребенком оказывался достаточно адекватный взрослый человек, который прислушивался к несовершеннолетнему. В качестве примера можно привести случай, произошедший в Брянской области, когда 36-летний мужчина был признан виновным в изнасиловании одиннадцатилетней девочки, которая не растерялась и рассказала о произошедшем своему законному представителю, а тот, в свою очередь, обратился в правоохранительные органы [2]. Преступление было раскрыто в течение нескольких часов после обращения потерпевшей в правоохранительные органы. Тем не менее в ряде случаев малолетнее лицо в силу непонимания неестественности, неправильности, противоправности ситуации, ужаса происходящего, страха наказания за то, в чем он не только не виноват, но и сам стал жертвой, не обращается за помощью. Следовательно, еще одной причиной латентности можно признать особенности психики потерпевшего и условия его воспитания и жизни. Самое ужасное, что ребенок испытывает физическую боль, страх, которые впоследствии могут обернуться нарушениями стабильного психи- ческого развития, когда в период взросления он поймет, что его счастливое детство было разрушено, как это произошло с героиней известного романа В.В. Набокова – Лолитой.

Абсолютно неоспорим тот факт, что с древнейших времен изнасилование является одним из опаснейших преступлений не только в категории преступлений против половой неприкосновенности, но и против личности, ее прав и свобод в целом. Такое мнение является актуальным не только в отечественном уголовном законодательстве, но и закрепляется в международном праве, а также национальных законодательствах зарубежных стран [3, с. 77–78]. Обратившись к Уголовному кодексу Испании и сравнив его положения с российским уголовным законодательством, был установлен совершенно парадоксальный факт: малолетний возраст потерпевшего не играет особой роли при квалификации преступлений, ведь специальной нормы, предусматривающей ответственность за нарушение половой неприкосновенности несовершеннолетнего лица, в уголовном законе Испании нет. Впрочем, присутствует достаточно абстрактная формулировка в ст. 180: «Если жертва особенно уязвима, учитывая ее возраст, болезнь, положение» [5, с. 30], описывающая обстоятельство, при наличии которого «срок назначается ближе к верхнему пределу санкции» [5, с. 30]. Отметим, что приведенная формулировка не позволяет установить о каком возрасте – малолетнем, несовершеннолетнем или престарелом – идет речь. В той же ст. 180 квалифицирующим признаком признается половое сношение со стороны родственников в отношениях свойства или усыновления. Разделом III Уголовного кодекса Аргентины регламентирована повышенная уголовная ответственность за насильственные половые преступления против лиц, не достигших возраста 18 лет. Помимо этого статьей 125 предусмотрена ответственность лица за побуждение или содействие к развращению лица, не достигшего возраста 13 лет; санкцией данной статьи предусмотрена ответственность в виде каторжных работ от 6 до 15 лет [4]. Аналогичное преступление по российскому уголовному закону ч. 2 ст. 135 УК РФ) наказывается лишением свободы на срок от 4 до 8 лет [7, с. 92]. Здесь все же вынуждены со- гласиться с теми, кто полагает, что установленные в российском законодательстве верхние и нижние пределы наказания за преступление, являющееся одновременно абсолютно аморальным поступком, совершенно неприемлемым в современном обществе, неоправданно малы. Отметим, что группа таких преступлений в уголовном законодательстве Аргентины достаточно малочисленная, если сравнивать, к примеру, со спектром преступлений, посягающих на половую неприкосновенность, признаки которых содержатся в тексте Уголовного кодекса Швейцарии. Например, в качестве отдельного состава преступления выделяются и выносятся в ст. 184 признаки сексуальных действий с детьми [8, с. 207]. Согласно ч. 1 рассматриваемой нормы виновный наказывается каторжными работами и тюремным заключением на срок до 5 лет за сексуальное действие с лицом, не достигшим 16 лет [8, с. 207]. По нашему мнению и в сравнении с аналогичными преступлениями в прочих зарубежных странах, верхний предел санкции не соответствует тяжести деяния. Тем не менее следует отметить стремление швейцарского законодательства наиболее детально предусмотреть возможность криминализации различных преступных проявлений любого сексуального воздействия на несовершеннолетних.

Особый интерес вызывает анализ изучаемой группы преступлений и в уголовных нормативно-правовых актах стран Азии. К примеру, в Уголовном кодексе Республики Таджикистан выделяется состав преступления, закрепленный ст. 142.1 «Половое сношение, иные действия сексуального характера или развратные действия с злоупотреблением чувствами и религиозным убеждением» [6, с. 65], очевидно, что для светского законодательства такой состав чужд, следовательно, его появление в тексте УК Республики Таджикистан свидетельствует о влиянии на криминализацию таких деяний культурных и идеологических особенностей названной страны. К слову, одним из квалифицирующих признаков совершения преступления против половой неприкосновенности является, например, совершение «родителем, педагогом или лицом, на которое возложены обязанности по воспитанию» (п. «б» ч. 2 ст. 141 УК РТ) [6, с. 64].

В УК РФ также отсутствует подобный квалифицирующий признак, что, на наш взгляд, является упущением. Тем не менее с уголовным законодательством РФ в сфере рассматриваемых преступлений достаточно много сходств (что, в свою очередь, уже является проявлением влияния советских традиций уголовно-правового регулирования).

Таким образом, мы видим, что в отечественном уголовном законодательстве санкции за совершение подобного рода преступлений менее суровы, чем в некоторых западных странах, а диспозиции соответствующих статей не всегда содержат упоминание о некоторых типичных квалифицированных разновидностях подобных деяний (например, о совершении таких деяний родителем или законным представителем), что, по нашему мнению, неоправданно. В части защиты половой неприкосновенности малолетнего лица от преступного посягательства уголовное законодательство несовершенно ввиду установления сравнительно мягких пределов ответственности, а также ввиду установления достаточно ограниченного перечня составов преступлений, совершаемых против половой неприкосновенности. Многие преступники на скамье подсудимых пытаются аргументировать свои злодеяния тем, что ребенок был «соблазнительной» жертвой. Однако такие попытки оправдания свидетельствует лишь о том, что такой человек (впрочем, совершение подобных преступлений свидетельствует, к сожалению, о потере человеческого облика и человеческой морали) явно обладает психикой, не характерной для взрослого здорового человека (неслучайно подобные варианты преступной активности часто связывают с нарушением сексуальных предпочтений), между тем не исключающей вменяемости. Следовательно, в целях профилактики таких преступлений, с одной стороны, необходимо модернизировать неизменную на протяжении многих лет систему уголовно-правовых средств предупреждения преступлений, связанных с сексуализированным насилием в отношении несовершеннолетних, а с другой стороны, совершенствовать неправовые методы профилактики – в целях устранения ла- тентности (просветительские меры в отношении несовершеннолетних, их родителей, контролирующих органов) и предотвращения детерминирующего девиантного поведения (пропаганда семейных ценностей, развития и воспитания несовершеннолетних, профилактика незаконных действий в отношении несовершеннолетних и т. п.).