Сюжетный комплекс посвящения в романе Клауса Манна "Вулкан"

Клаус Манн, покинувший Германию после прихода к власти национал-социалистов, всю оставшуюся жизнь провел в европейской и американской эмиграции. Эмиграция стала темой двух его романов – «Бегство на север» и «Вулкан», практически не замеченных критикой и не переведенных на русский язык. Писатель Б.Хазанов, пытаясь в одной из своих публикаций привлечь внимание к фигуре К.Манна, отмечает, что он всю жизнь оставался в тени отца и дяди – знаменитых писателей Томаса и Генриха Манна [Хазанов 2013]. Из творческого наследия К.Манна внимание исследователей привлекал прежде всего роман «Мефисто» [Кудашова 2006; Albrecht 1988; Fitzsimmons 2001] чего нельзя сказать о «Бегстве на север» и «Вулкане».

Рассмотрение этих произведений Клауса Манна в контексте жанровых особенностей немецкого эмигрантского романа дает интересные результаты, связанные с общими для романов этого типа закономерностями функционирования пространства и сюжета ( см.: [Поршнева 2012а, Поршнева 2012б]).

° © Поршнева А.С., 2013

В настоящей работе рассматривается проблема, связь которой с жанровыми характеристиками эмигрантского романа неочевидна, но которая для анализируемого произведения, тем не менее, очень важна – прохождение посвящения, или инициации, одним из героев произведения, проживающим в Европе бразильцем Кикжу.

Этот герой, формально не принадлежа к сообществу немецких эмигрантов, тем не менее чувствует свое глубинное родство с ними: «У меня нет дома. Я слишком долго прожил с теми, кто не имеет родины – я принадлежу к ним, они мои братья» [Mann 1999: 514]; «Хотя я, собственно, не вполне отношусь к эмигрантам, я тем не менее чувствую себя в очень большой степени принадлежащим к их кругу» [Mann 1999: 517]. Кикжу проходит посвящение дважды, и каждый раз оно демонстрирует очень точное соответствие ходу и смыслу обряда инициации в том виде, в каком он описан В.Я.Проппом.

По Проппу, инициация стала обрядовой основой определенной категории фольклорный текстов, а именно – «волшебных» сказок. Ее смысл заключается в том, что «юноша вводился в родовое объединение, становился полноправным членом его и приобретал право вступления в брак. Такова социальная функция этого обряда» [Пропп 2000: 39]. «Пропуском» в мир взрослых мужчин становится сакральное знание, получаемое в ходе инициации и отделяющее посвященного от тех, кто этим знанием не владеет, – женщин и детей. Получение этих знаний становится возможным благодаря посещению мира мертвых: «Предполагалось, что мальчик во время обряда умирал и затем вновь воскресал уже новым человеком. Это – так называемая временная смерть»; «Посвящаемый якобы шел на смерть и был вполне убежден что он умер и воскрес»; «Весь обряд посвящения представляет собой нисхождение в преисподнюю. То, что происходило с посвящаемыми происходило и с умершими» [Пропп 2000: 39, 40, 79].

Обряд инициации нашел свое отражение в первую очередь в фольклорной «волшебной сказке», на его основе формируется сюжет – или отдельные его части – и в ряде авторских литературных текстов. Не является исключением и роман «Вулкан», где героем, проходящим посвящение, становится Кикжу. Оба раза это связано с появлением «Ангела тех, кто лишен родины» (Engel der Heimatlosen [Mann 1999: 517]) вместе с которым Кикжу, путешествуя по воздуху, наблюдает за определенными событиями. Оба путешествия героя в сопровождении Ангела начинаются в особом пространстве – холодной комнате в деревенском доме, где он укрывается от искушений, связанных с жизнью в Париже. Необычное жилище Кикжу и его местонахождение описаны в следующих выражениях: «Он жил где-то в сельской местности. Отно- силась ли еще эта мрачная деревня к Франции? Или он уехал дальше добрался до Бельгии, до Голландии? Он почти никогда не покидал свою комнату; она была голой и тесной, настоящая келья» [Mann 1999: 346; курсив наш. – А.П.]; «Раскинувшаяся пустошь заволакивалась туманом» [Mann 1999: 347].

Здесь важно не только то, что эта комната голая, холодная и потому мало пригодная для проживания там живого человека. Не менее значимо и настойчивое сравнение комнаты Кикжу с кельей монаха – «die mönchische Zelle» [Mann 1999: 359]. Известно, что обряд пострижения в монахи представлял собой символическое умирание: человек должен был умереть для земного мира, чтобы отрешиться от мирских забот и посвятить себя служению Богу. Соответственно, Кикжу в своей «келье», которая к тому же не имеет четкой географической привязки к какой-либо местности или даже стране, находясь где-то между Францией, Голландией и Бельгией (ср. сказочную формулу «тридесятого царства»), уже не принадлежит миру живых и фактически пребывает вне его пределов. Аналогичным образом покидал свой обычный мир и посвящаемый в ходе обряда, и фольклорный герой, который отправляется в «“тридесятое” или “иное” или “небывалое” государство» [Пропп 2000: 242]. Соответственно, «монашеская келья» Кикжу становится аналогом «большого дома» в обряде и избушки Бабы Яги в волшебной сказке, которая «охраняет тридесятое царство от живых» [там же: 55].

Тот факт, что Кикжу во время путешествия с Ангелом мертв, подтверждается и фактом их невидимости для тех, кого они посещают: Марион фон Каммер, антифашистских борцов в Испании, Давида Дойча и др. Видя мертвого Марселя, Кикжу сетует на то, что он «приговорен к невидимости, как к наказанию» [Mann 1999: 353]. Это согласуется с распространенными представлениями о том, что либо мертвые не могут видеть живых, либо живые не видят мертвых (см.: [Пропп 2000: 106; Богданов 2001: 121]).

Следующим важным аспектом инициации героя становится приобретение им новых знаний и, как следствие, выход на новый этап становления. В ходе первой инициации Ангел показывает Кикжу погибшего Марселя в разрушенном испанском городе, Марион фон Каммер готовящуюся к очередному выступлению в рамках своего антинацист-ского турне по Европе, и мать Марселя (обеим Ангел сообщает о его смерти). Цель Ангела – донести до Кикжу следующую установку: «Мне ведомы страдания, свидетелем которых ты был. И ты должен пострадать. Иди туда. Возьми это на себя. Быть человеком – горько» [Mann 1999: 359].

После первого путешествия с Ангелом в жизни Кикжу начинается новый этап. Если до этого герой был «богомолец, грешник, очарованный, …одинокий, одинокий, со своими молитвами, своими восторгами, своими сомнениями» [Mann 1999: 356], то после он присоединяется к людям, ведущим борьбу против национал-социализма, выступает на политических собраниях, участвует в вооруженной борьбе в Испании и нелегальной работе в Германии. Кардинально поменяв свой образ жизни, герой меняется в том числе и внешне. Марион, встретив его на одном из политических собраний, замечает: «Он стал шире в плечах. Теперь он был уже не мальчик» [Mann 1999: 380]; «Его лицо совсем не такое мягкое, каким, я помню, было раньше; оно стало более твердым, смелым, мужественным» [Mann 1999: 380-381]. Эти изменения согласуются с исконным смыслом обряда посвящения, в ходе которого мальчики становились мужчинами [Пропп 2000: 39]. В итоге герой романа «Вулкан» проходит посвящение в еще более явном виде чем это наблюдается у фольклорных героев, поскольку в инициации Кикжу акцентирован не только мотив путешествия (обязательный компонент данного сюжетного комплекса), но и факт его взросления превращения из мальчика в мужчину – то, что не сохраняется в волшебной сказке.

Вторая инициация Кикжу выстроена аналогично первой и включает в себя появление Ангела, путешествие по воздуху, наблюдение за другими героями романа и возвращение в мир живых. В этот раз Ангел показывает ему Марион и Беньямина Абеля, которые обрели свое семейное счастье в Америке; Давида, который прошел обучение практической профессии в специальном центре переподготовки для еврейской интеллигенции и готовится к отъезду из Европы, т.к. ему обеспечено место работы за ее пределами, разрушенный бомбардировкой испанский город Тортозу и молодого немца Дитера, нелегально переходящего немецко-швейцарскую границу, чтобы покинуть Третий Рейх и стать эмигрантом, поскольку он освободился от иллюзий, которые ранее питал в отношении национал-социализма (его укоряющим письмом к другу-эмигранту открывается роман). В данном случае Ангел фактически демонстрирует Кикжу катарсическое завершение основных сюжетных линий произведения. Это, опять-таки, неслучайно. Ангел побуждает Кикжу посвятить себя литературному творчеству и завершить начатый его покойным другом Мартином роман о немецкой эмиграции. На эту мысль героя наталкивает поцелуй Ангела, который, по его собственным словам, «пришел, …чтобы поцеловать тебя. Чтобы благословить тебя» [Mann 1999: 520]. Если в ходе первой инициации Ангел показывал герою людей, посвятивших себя борьбе с на- ционал-социализмом, чтобы побудить его внести в нее свой вклад, то теперь он фактически снабжает Кикжу материалом для его «панорамного» романа об эмигрантах – «хроники нашего смятения, страданий, а также надежд» [Mann 1999: 522]. Вторая инициация, как и первая, выводит героя на новый этап его жизни: если первая превратила его из мальчика в мужчину, принимающего посильное участие в борьбе против распространяемого национал-социализмом зла, то вторая открывает ему его личное предназначение литератора.

Таким образом, роман «Вулкан», не будучи фольклорным произведением, тем не менее содержит в себе сюжетный комплекс посвящения. Кикжу проходит инициацию дважды, причем оба раза это связано с временным переходом героя в мир мертвых и приобретением новых знаний и новых установок, даваемых ему проводником-Ангелом. Вряд ли можно утверждать, что посвящение относится к числу жанровых характеристик эмигрантского романа; однако, будучи связанным с феноменом пересечения границы между миром мертвых и миром живых сюжетный комплекс посвящения вполне согласуется с интересом авторов-эмигрантов (об этом см., например: [Поршнева 2012в]) к пороговым состояниям и пересечению их героями разного рода пространственных и символических границ.

Примечания

1Исследование проведено при финансовой поддержке молодых ученых УрФУ в рамках реализации программы развития УрФУ; работа поддержана грантом Президента РФ для государственной поддержки молодых российских ученых № МК-1009.2012.6.