Социокультурные смыслы «культурных войн»

SOCIOCULTURAL MEANINGS OF «CULTURE WARS»

Vyacheslav A. Remizov

Moscow State Institute of Culture,

Oleg V. Remizov

Moscow State Institute of Culture,

Valentina S. Sadovskaya

Moscow State Institute of Culture,

Россия переживает сегодня один из самых сложных периодов в своей истории. Специальная военная операция, начавшаяся в феврале 2022 года и направленная прежде всего на защиту русскоязычного населения юго-востока Украины, продолжается уже более трех лет. Эта ситуация высветила огромное количество проблем: политических, экономических, военных, социальных и других. В данной статье сделана попытка проанализировать социокультурные смыслы «культурных» войн, которые разворачиваются параллельно с вооруженными столкновениями. История расставит все точки над i, но уже сегодня осмыслению поддаются процессы, которые происходят в гуманитарной социально-культурной сфере на фоне специальной военной операции.

Известно положение К. Клаузевица о том, что война есть продолжение политики иными, насильственными, средствами. Она есть организованная вооруженная борьба[2]. В связи с этим отметим также, что война есть и реализация задачи ликвидации иных политических, мировоззренческих, идеологических позиций, идеалов, убеждений. Последнее плотно смыкает все войны с культурными маркерами. Известно также, что все «вооруженные» войны сопровождаются и переплетаются с другими войнами – дипломатическими, экономическими, торговыми, экологическими и так далее. Эти войны имеют свои особенности, свои средства, свои методы. Каждая из них решает специфические задачи, преследует свои цели. Они, конечно, в той или иной мере связаны с вооруженными «насильственными» войнами: непосредственно, опосредованно, или как ее предтеча, или (чаще) как ее составная, неотъемлемая часть, не гнушающаяся насильственных средств, приемов и методов. Отсюда в ряду разновидностей войн свое место занимают и «культурные войны» (войны в сфере культуры и войны средствами культуры), которые реально оказываются в своем содержании социокультурными феноменами. Как записал Л. Н. Толстой в одном из своих известных дневников периода работы над романом «Война и мир»: «война везде…». Отметим, что данные войны осуществляются «оружием» иного – духовного рода: нравственность, идеалы, смыслы, цели, нормы, ценностные ориентиры и так далее. Задачей данной войны является подрыв (свержение, дискредитация, недоверие) духовных сил народа (личности), его убеждений относительно содержания таких чувств, как патриотизм, духовная сплоченность, идентичность, героизм, мужество, бесстрашие, которые составляют, например, по оценке А. В. Суворова, как мы знаем, истинную силу Армии. Опыт войн, начиная с античных времен (триста спартанцев) и завершая настоящим временем, подтверждает это утверждение снова и снова. Свидетельством является и героизм участников СВО. Вот почему духовные силы армии, флота, а вместе с ними и всего населения нашей страны являются объектом активного нападения.

Сегодня очень показательны в данном отношении и такие акции и кампании, как «культура отмены», «языковый запрет», «религиозная нетерпимость», «дискриминация личностей иной культуры», «запрет знаков и символов инокультурных обществ», «искажение сути и смысла историко-культурных событий», «дискредитация инокультурных идеалов, ценностей», «чуждая» инкультурация, навязывание нравственной «аномии» в рамках образа жизни и так далее. Заметим, что все перечисленные операции, «акции» и «кампании» вместе с тем выполняют в культурных войнах роль своеобразных оружейных средств. Это оружие связано, конечно, и с агрессией, и с попытками «духовной атаки», с культурными провокациями, с информационными «бомбами» в виде фейков, слухов, с искажением исторических фактов, с формально-логическими перехлестами, при этом применяются технологии нейролингвистического программирования (НЛП), используются возможности искусственного интеллекта (ИИ).

Культурные войны в наши дни часто отождествляются с так называемой «мягкой силой» воздействия во взаимосвязях и взаимоотношениях между государствами и сообществами. Здесь «оружием» – в скрытом или явном виде – выступают артефакты, виды и жанры искусства, социокультурные контакты: круглые столы, коучинги, семинары, конференции, диспуты, фестивали, выставки, творческие акции и так далее. Представляется, что и в сегодняшнем западническом концепте «мир через силу» фактор «мягкой силы» тоже мыслится его апологетом в качестве активного средства воздействия на оппонента. Неслучайно наряду с феноменом «мягкой силы» возникают в практике реакционных векторов «культурной войны» такие явления, как «острая сила», «культурный авторитаризм», «таргетирование мягкой силы», «пропаганда под прикрытием», кибернетические идеологические формы «острой силы» в технологиях искусственного интеллекта и другое [8, с. 260]. При этом следует отдавать отчет в том, что здесь учитываются объективные аспекты функционирования духовного мира людей (особенно – молодежи) в эпоху политических перемен, в эпоху активного слома структуры мира, перехода, например, в многополярную действительность, в обстановку возрастания опоры на этнонациональные ценности, и в режиме активной жизни в интернетовском пространстве, в условиях владения иностранными языками, возможности познавать жизнь иных стран и цивилизаций. В силу этого в числе характерных черт сегодняшней личности настойчиво культивируются открытость духовным инновациям разной полярности и индивидуализации, примат ориентации на ценности различных моментов «настоящего» [12, с. 63, 69]. На уровне частной жизни гражданина нашими недругами используются такие принципы, как «люби себя самого», «живи одним днем», «живи там, где тебе комфортно», «бери от жизни все, что можешь» и другие подобные.

При этом под активным влиянием философии консюмеризма, как отмечают исследователи, в период модернизации общественной мировой среды обостряются противоречия между «сейчас» и «что я могу обрести» вплоть до абсолютизации индивидуализированного дерзновенно-несхожего с «сейчас», разнопо- лярного творческого, краткосрочного, видимого только на поверхности. В данной ситуации исторический, социальный опыт поколений может восприниматься как малозначимый и даже отрицаться, деформируясь в наносные стереотипы и псевдо представления [3, c. 6].

Конкретные исследования отмечают, выявляя границы идентичности, присутствие, например, у студенческой молодежи тотального «иммунодефицита» культурной составляющей, игнорирующей «взращивание» положительного в истории «духа» своего народа, своей страны. Исследователи фиксируют такие антропологические характеристики сознания молодежи, как тревожность, зависимость, «диффузную агрессивность», завистливость, «…готовность сказать о другом скорее гадость, чем высказать одобрение», злорадную реакцию по поводу неудач другого, оценивая это как «шанс для себя» [1, с. 72]. В силу этого, в частности, некоторыми исследователями делается вывод, с которым трудно не согласиться, о том, что уровень собственных запросов, а не реальных достижений, становится фундаментальным основанием самоуважения и отношения к «Другому». За данным явлением скрывается амбивалентное отношение к культуре как особой субстанции, приобщение к которой означает «вступление» в систему завышенной собственной ценностной значимости. Одновременно с этим очевидно глубинное презрение, неуважение к фундаментальному образованию. Здесь уместно соотнести данное суждение с мнением времени Платона о том, что познание есть «путь восхождения» и наоборот [9, с. 29]. Механизмидентификации постсоветского человека оказывается чрезвычайно обедненным, структурируясь в силовом поле интенции статуса [11, с. 72].

Причины происходящего, как показывают исследования, были изначально связаны с так называемой догоняющей модернизацией, типичной для России. Вместе с тем опыт духовной культуры ХХ века свидетельствует о том, что исчезновение трансцендентного из формирующихся традиций повседневности влечет за собой обреченность человека и об- щества на деградацию. Моральный уровень российского общества начала ХХ1 века определен исследователями как «моральная деградация». Нравственное падение, согласно результатам социологических опросов, воспринимается респондентами как одна из главных проблем современной России и расценивается в качестве одного из худших результатов реформ. Данное явление, например, фиксируется в общественном сознании в формате разгула ненормативной лексики, вошедшей в «моду» позиции «пофигизма», стремления к карьере, к личному обогащению (деньги, машина, другие блага). Идеей библейского общественного «служения» здесь уже даже не пахнет. Карьера, карьерный рост – пока остаются ведущими маркерами образовательных циклов в России.

Отметим, что все это в конечном счете сводится к субъектному принятию ориентации опять же на философию консюмеризма и принципов подражательного потребительства под флагом нового тренда. А ведь известно, что приоритет в общественном и индивидуальном сознании сугубо «новизмов» порождает зависимый характер действий. В свое время П. Я. Чаадаев, осмысливая это, указывал, что заимствование западноевропейского, равно как и сохранение собственных черт бытия, находится в пределах, установленных здравым смыслом, но при выдержанности того или иного начала, а Н. Я. Данилевский был еще определеннее, рассматривая «европейни-чанье» как «болезнь русской жизни» [3]. В порядке частного вывода здесь можно сказать, что одно дело – открытость русского сознания, а другое – безрассудное, безразличное отношение к отечественному опыту, непременно ведущее к самоуничижению до сокрушения в себе «почвенного» [7] и превращения себя, по мысли Д. С. Лихачева, в олигофрена [4, с. 29].

В данном ракурсе можно отметить развернувшуюся в Европе агрессию против русского языка, против ценностных ориентаций русского, российского общества, занижения значения достижений науки и искусства, выраженных именами М. В. Ломоносова,

Д. И. Менделеева, Н. И. Вавилова А. С. Попова, В. И. Вернадского, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, П. И. Чайковского, С. В. Рахманинова и других, составляющих золотой фонд культуры всего человечества. Сегодня нельзя не заметить отхода от русскоязычной кириллической основы в ряде бывших республик Советского Союза в пресловутые девяностые годы. Что бы ни говорили здесь о национально-этнической подоплеке данного процесса, но белыми нитками было шито стремление подчеркнуть иную линию развития, а в случае перехода на латиницу, явно обозначена приверженность к западно-европейскому цивилизационному потоку, но не к российской цивилизации, к сожалению. А ведь одна из задач «культурной войны» с нами – подорвать внутреннее единство Российской Федерации, разорвать духовную общность народов, выбравших свой цивилизационный путь.

Векторы культурных войн направлены на духовную сферу жизни человека и общества, которая состоит из особых «скреп» единства. В данной связи заметим, что подорвать духовное единство народов РФ как многонациональной, многоконфессиональной поликультурной по своим основаниям страны – главная деструктивная задача рассматриваемой войны. Вот почему вопросам духовного единства, необходимости опоры на национальные духовные ценности государством сегодня уделяется главное внимание. Не случайно в Конституции (Основном законе) РФ сформирован глубоко продуманный принцип построения российского общества как сочетание экономического, политического, правового единства с национально-культурной автономией. Данный диалектический принцип обеспечивает ведущее смыслоорганизующее место общего в государственном бытии и возможность проявления единичного, частного в образе жизни, в верованиях – как подкрепляющих общее, не противоречащих государственности России, ее политики и единству.

Передовая линия культурных войн по отношению к Российской Федерации се- годня в значительной мере сосредоточена на историко-культурных проблемах, на вопросах, связанных с культурой гендерных «меньшинств», на вопросах семьи, на аспектах личностной свободы, на ареале культурных ценностей, целей, норм, ориентаций и смыслов, на вопросах, связанных с религиозными верованиями.

В особой мере здесь можно отметить, что составной частью западно-европейской «мягкой силы» рассматривается историческая память. Это касается относительно России – внешних и внутренних исторических событий. Однако заметим, что они имеют две стороны, существующие одновременно: «две стороны одной медали». Так, события Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, с одной стороны, явление внутрироссийское, с другой – мировое. Одна и другая стороны этой памяти подвергаются нередко произвольному переосмыслению и искажению, для этого используются печатные издания и телепрограммы. Вспомним антипатриотическую полемику недавнего времени о целесообразности блокадной реальности Ленинграда со стороны части либеральной интеллигенции внутри России. А сколько ложного идеологического англо-саксонского потока льется относительно того, что вторая мировая война (1939–1945 гг.) якобы была развязана не только Германией, но и СССР. На деле это оказывается провокационной попыткой переложить вину за кровавую бойню двадцатого века на Россию сегодня. В наши дни «мягкая сила» фейков и ложных концептов относительно России стала технологической реакционной продукцией разнообразных СМИ – телекоммуникаций, социальных сетей, искусственных интеллектуальных платформ. К данным акциям подключают и индустрию художественного процесса.

В данной связи уместно отметить и культурно – мировоззренческие доминанты, содержащиеся в Указе Президента Российской Федерации «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовнонравственных ценностей», № 809 от 9 ноября

2022 года. Они, как известно, следующие: жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь, взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России [6].

Отметим еще одно «метафизическое явление», связанное с «культурной войной», которое в свое время ввел в поле культуры Ю. М. Лотман – «культурный взрыв». Он отмечал, что всякие социальные бури непременно сопровождаются культурными взрывами [5, с. 256]. При этом под «взрывом» Ю. М. Лотман понимает «рождение нового», преобразование структуры жизни» [5, c. 30]. Безусловно, войны – это своеобразные бури в жизни общества и порождаемые ими «взрывы» в культурной жизни ведут к возникновению «цепи событий» и к утверждению на «оси времени» определенных потенций как «исторических фактов» [5, c. 84], которые, в свою очередь, образуют некое «смысловое пространство», способное «врываться во взрывные процессы» социального плана[5, c. 238]. Более того, Ю. М. Лотман отмечает, что при «взрыве» происходит столкновение «имманентного развития» и «влияния разнообразных внешних влияний». Их столкновение способно вести к «искажению (социальной) картины»и к порождению «третьего <...> принципиально нового» вне логики первого и второго, к социокультурной непредсказуемости, к «эффекту перевернутого мира», к фактам «травестии в бытовом поведении», что, например, связано с событиями 90-х годов ХХ века в нашей стране, когда «вдруг» воскресли «братки», «зековская культура», всяческие «стрелки», «разборки», территориальные «банды», тюремный жаргон, фейки и даже «знаменитые» малиновые пиджаки как «писк» моды.

Все это позволяет, изоморфируя концепты Ю. М. Лотмана, выделить возможные типы

культурных взрывов»: возвратные историкодуховные; эволюционные; технологизированные. Кроме того можно вести речь о культурных взрывах прогрессивного характера, реакционных и дифференциальных (частичных).

Осмысливая теорию Ю. М. Лотмана о «культурном взрыве», мы часто пропускаем его замечание о том, что «взрыв» связан с формированием многих узлов возможного хода социальных процессов (бифуркационные сферы). Это, как указывает Лотман, может объективно вызывать приоритетные векторы. Более того, он замечает, что «взрывы» связаны со «смысловыми оттенками», которые перерождают антонимы в синонимы и формируют «непредсказуемые ситуации». Дальше Лотман резюмирует, что семиосфера взаимодействует со сферой культуры с разной скоростью цивилизационных движений», которые фиксируются в цивилизационных пластах» и развиваются в своей динамике «не синхронно» [5].

Отметим особо именно объективность векторов цивилизационного развития. В данной связи вполне очевидно, что сегодняшнее взрывное состояние мировой культурной динамики объективно порождает инновационные цивилизационные линии развития. Более того, они неизбежны. Вероятно, это можно связать с формированием многополярного мира. Можно это явление экстраполировать и на процессы, связанные с демократией в ее нынешней принуждающей модели, отстоящей от социальной справедливости и свободы, с принудительной акцентуализацией современного либерализма. Отсюда и другое, о чем неоднократно говорил Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин, а именно, что в связке «культура – цивилизация» важно не утрачивать жизненные ориентиры и идеалы, когда ей и не нужен внешний враг – все и так развалится само по себе. В данном случае следует обратить внимание на концепт взаимосвязи динамики культуры и цивилизации в сегодняшнем мире. Суть ее в том, что ведущим звеном здесь выступает культура, которая, в свою очередь, не отрицает сформировавшуюся и относительную самостоятельность цивилизации как ее производной.

Действительность во многом подтверждает концепты Ю. М. Лотмана. Раскачивая ситуацию, связанную с Украиной, совокупный Запад оживляет культурные модели нацизма сравнительно недавнего прошлого, поддерживает реакционные, антидемократические процессы в странах англосаксонского мира, наживаясь на гонке вооружений и пытаясь снова организовать всестороннее, в том числе духовное, давление на Россию, на ее культурно-цивилизационный выбор. В то же время современные социальные бури формируют переструктуризацию мира, в котором личностная свобода и смыслы абсолютизированы до «выхода» из «мерки» природы человеческого вида, в частности, в культурном феномене ЛГБТ1.

Все это сплетается с мировым акцентированием гуманитарно ориентированных этно-национальных ценностей, с одной стороны, и с гиперболизацией мировой электронной сети интернета, что формирует глобалистские процессы в духовной сфере жизни обществ, ведет к разрастанию роли рынков в сфере культуры и к неразрешимым противоречиям культурного обмена в рамках диалектики общего, специфического и единичного, которое, в свою очередь, порождает одновременность функционирования в культурном потоке шедевров классики, «ширпотреба» для «легкого» усвоения и инновационного потока творческих «артпродуктов», в том числе и в стилистике постмодерна, а также в форматах «артнуво», усиливая спекулятивную конкурентность [2].

Таким образом, культурные войны имеют свою историю. Они представляют сложное явление духовной жизни общества, становятся фактором, деформирующим общность, единство социума, общественно-политические и экономические процессы – как в мире, так и в рамках конкретной страны, несут в себе

1 Организация, признанная в РФ террористической и запрещенной определенные социокультурные смыслы. Однако культурные войны, обладая относительной самостоятельностью, способны генерировать и вторичные разрушающие факторы, в частности, через «культурные взрывы», формируя специфические явления социокультурной и духовно-нравственной жизни общества, перераспределяя и переструктурируя потоки духовно-нравственных практик и форм культуры, обеспечивающих усилия противников. Однако история человечества в большой мере, являющаяся историей войн, по своей природе чужда природе жизни человека. Это касается икультурных войн.

Культурные войны сегодня обретают особую роль, аналогизируясь со снарядами и бомбами. Ибо духовно-нравственная сила народа, государства, общества – это та сила, которая в любую эпоху (особенно в эпоху господства СМИ, сети «Интернет», сайтов искусственного интеллекта и личностной культурной свободы) становится чуть ли не решающей силой, определяющим фактором успешной борьбы за конструктивное, созидающее подлинный гуманизм будущее. Время требует сегодня развития культурного диалога, взаимодействия во имя процветания гуманизма, духовной терпимости и уважения национальных маркеров, отказа от порочного давления неких «правил», сутью которых является духовное и политическое агрессивное давление и принятие за норму всяких насильственных мер в форме войн, являющихся средством вооруженного насилия.