Текстуализация смыслов в художественном тексте. Символ

Стилистика давно рассматривает художественный текст как неразрывное единство речевого произведения и произведения искусства. Полвека тому назад В.В. Виноградов писал: «Когда говорят о “языке художественной литературы”, слово “язык”

употребляется в двух различных значениях: 1) в смысле “речи” или “текста”, отражающих систему того или иного национального языка...; 2) в смысле “языка искусства”, т. е. системы средств художественного выражения» [1: 184]. Подтверждение своей концепции ученый находит в определении особенностей «языка искусства», которое принадлежит его предшественнику М. А. Петровскому: «Искусство всегда есть выражение некоторых имманентных ему содержаний..., и система этих выражающих знаков есть язык искусства в прямом, а не метафорическом смысле. Этот язык не есть язык понятий, но и не есть система прямых и непосредственных симптомов переживаний, доступных только одному их сопереживанию, это есть сфера своеобразных смыслов, сообщаемых искусством, в его формах и знаках, если угодно - как символах» (цит. по [1: 206]).

«Выражающими знаками», ведущими в сферу смысла художественного текста, выступают тропеические средства языка литературы. Для нашего исследования важно доказать, что троп - это не единичная номинация (см.: [3]). Он формируется системой повторных номинаций, и каждый из тропов проходит присущие только ему этапы формирования. Перейдем к анализу текстового развертывания символа в рассказе И.А.Бунина «Темные аллеи».

Предварим изложение материала следующим напоминанием. Направление исследовательского поиска смыслов не совпадает с направлением авторского их формирования: развертывание смысла всегда проспективно, поиск его во многом обратнонаправлен, ретроспективен.

Отдельный смысл передается не разовой номинацией в форме одной из текстовых единиц, а рядом таких номинаций, распределенных в рамках целого и связанных определенными внутритекстовыми отношениями; среди них мы выделяем повтор, структурно-семантического варьирование, перенос значения («тропеиза-ция»), перифразу. Набор номинаций, а также количество и комбинации их внутритекстовых связей составляют средства объективации, или текстуализации смысла. Естественно, разные смыслы проходят разные пути текстуализации, и спектр завершающих форм объективации текстовых смыслов достаточно широк.

Соотнесение текстовых номинаций основано на тождестве реалии самой себе при разных способах ее обозначения и сложившихся в истории культуры приемах отождествления реалий: например, представление героя пространством, его окружающим, или подключение к его характеристике, кроме автора, других героев произведения. В текстовых единицах это тождество проявляется в общности их лексической и грамматической семантики - интегрирующих компонентах лексического значения, типовых значениях синтаксических моделей и др.; в морфемном единстве словоформ (например, в ряде однокоренных слов); в одинаковости текстовых позиций единиц - в частности, в начале абзаца или его конце (отношения тождества, неполного тождества или сходства в рассказе И.А. Бунина «Темные аллеи» исследованы нами в работе [3: 61 - 66]).

Текстуализация символа осуществляется в последовательном предъявлении однокоренных, но по-разному частеречно оформленных слов со все более возрастающей степенью абстрактности их значения, при этом исходное значение обретает символичность тогда, когда «слагаемые» символа распределены по речевым сферам всех субъектов текста.

В рассказе путь к символу начинают три номинации чувственно воспринимаемых признаков реалий: это качественные прилагательные, называющие признаки предметов из интерьера горницы ( = пространства) героини ( чистая скатерть и новый (золотистый) образ ) , отглагольное прилагательное, именующее признак внешности героя ( усталый взгляд ). В первом предъявлении все номинации включены в речевую сферу автора.

Возрастание степени абстрактности значения проявляется в речи автора уже при втором употреблении слов с корнями чист-, нов-, уста-. На этом этапе они отрываются от предметности/конкретности сочетавшихся с ними имен и адвербиально характеризуют разные проявления действия: его результат (чисто вымытые лавки ), само действие - движение, жест (с усталым видом провел бледной худой рукой по голове) или состояние, выраженное глаголом (печь ново белела мелом). Как видим, отвлечение проявляется не только грамматически - в утрате словоизменитель- ных возможностей однокоренных слов, но и семантически — в сужении сочетательных возможностей самих адвербативов: из допустимых в языковой системе отнесений к прилагательному и глаголу в тексте актуализуется только их глагольная сочетаемость.

Обратим внимание на свойства адвербиальных форм в ряду чисто - с усталым видом - ново . Только форма чисто соответствует нормативным параметрам наречия. Две другие нуждаются в комментариях, поскольку и морфологические, и стилевые характеристики слов играют существенную роль на пути формирования символа.

Из двух гипотетически возможных синонимичных номинаций устало - с усталым видом автор выбирает не наречие, характеризующее внутреннее состояние героя, а именное словосочетание со значением сопутствующего признака [2: 421]. Поэтому наряду со значением состояния, передающегося корнем уста-, последовательно воспроизводится сема наблюдаемого, внешнего признака субъекта. В свою очередь, отнесенность признака к разряду наблюдаемых, чувственно воспринимаемых серьезно осложняет развитие отвлеченности в ряду однокоренных слов, или символизацию значения.

Форма ново ни как наречие, ни даже как самостоятельная, отдельно оформленная лексическая единица словарем Ушакова не зафиксирована. Авторский неологизм, таким образом, тоже выступает препятствием на пути текстуализации символа от слова новый , и выстраивание символа на этом этапе обрывается.

Третий этап формирования символа и возрастания степени абстрактности значения проходит только лексема с корнем чист-, получая статус категории состояния/оценки. С ее использованием уже не автор, а герой оценивает пространство героини (Как чисто у тебя.). Пройдя этап адвербиализации и утратив способность характеризовать неакциональный признак, категория состояния/оценки утрачивает и способность дифференцировать элементы пространства - предметы, признаки и действия, а следовательно, и именовать их. Правда, пространство еще сохраняет признаки чувственно воспринимаемой реальности (например, принадлежность субъекту у тебя), а оценка имеет возможность градуирования (как чисто).

От корня уста- образование лексемы со значением характеристики или оценки пространства, окружающего героя, семантически невозможно; такой формы в тексте нет, и третий этап образования символа в этом словообразовательном ряду не преодолевается.

Утерянную словами с корнем нов- перспективу формирования символа подхватывают на третьем этапе слова категории состояния/оценки, образованные от других корней и связанные внутри текста иным типом отношений - аллитерацией: В горнице было опрятно , - говорит автор; Как у тебя приятно ! - по-своему вторит ему герой. Так что, останавливая образование символа по объективным причинам, автор продолжает путь усиления абстрактности значений единиц, как бы заполняя образовавшуюся лакуну уже не одной, а двумя лексемами.

Завершающим этапом формирования символа выступает абстрактное существительное. В тексте таких имен два - чистота и усталость . Однако их роль в текстуализации смыслов различна. О себе героиня говорит: И чистоту люблю . Глагольно-именное словосочетание включает: а) глагол положительного отношения люблю , настоящее время которого усиливает вневременной характер отношения и тем самым переводит само отношение в постоянный нравственный признак героини; б) абстрактное существительное со значением качества чистота , которое в данном контексте приобретает значение основного нравственного принципа личности героини, ее этических установок.

Так от обозначения признака конкретного предмета из окружения героини однокоренные слова с корнем чист -, распределяясь по разным речевым сферам в тексте, доходят до символа, с помощью которого автор объективирует сущностные, нравственные установки героини.

Тестовое подтверждение выводов видим в том, что чуть позже в рассказе при необходимости выбора из возможных синонимических форм менее грязные - более чистые по отношению к качеству дороги автор выбирает первую форму: вторая занята отнесенностью к героине и участием в символизации этого образа: Кучер гнал рысцой, все меняя черные колеи, выбирая менее грязные (ср.: более чистые). Видимо, такое словоупотребление могло разрушить символ.

Абстрактное существительное усталость звучит в речи автора (как видим, все однокоренные слова этого ряда ограничены речью автора, что само по себе обедняет возможности образования символа). Описывая состояние героя в момент узнавания, он говорит: Усталость его исчезла . Так, казалось бы, созданный символ сразу же перечеркивается лексическим значением и грамматической формой перфекта у глагола-предиката. Видимо, значение временного состояния человека, заключенное в корневой морфеме, выступило серьезным препятствием на пути формирования символа, призванного передавать сущностные характеристики субъекта.

Текстовое подтверждение нашего объяснения находим в том, что после фразы Усталость его исчезла герой совершенно меняет поведение и внешний вид: он встал и решительно заходил по горнице, глядя в пол. Потом остановился и, краснея сквозь седину, стал говорить.

Для полноты картины обратимся к тому, как развивается символ в ряду, начатом прилагательным с корнем нов-. В нем появляется еще одна номинация, связанная с предшествующими отношениями аллитерации опрятно - приятно - прилично : как не уметь прилично себя держать , - говорит о себе героиня. В ней есть характеристика нравственных качеств героини, но она касается не этических установок личности, а сформированного на выка поведения в социуме. Так что символ и в данном случае оказался несфор-мированным.

Поскольку символизацию начинали два качественных прилагательных, с корнями чист- и нов- , и обе номинации относились к элементам пространства героини, то необходимо проанализировать внутритекстовые отношения самих словообразовательных рядов и оказавшихся на пути отвлечения признака аллитерирующих форм. Как представляется, несформиро-ванность символа от корня нов- соответствует текстовой функции этого прихотливого ряда - поддерживать, сопровождать значение символа от корня чист -. Не случайно формы из разных рядов присутствуют не только в одной речевой сфере, но и в пределах одной полипредика-тивной конструкции (речь героя: Как чисто, опрятно у тебя!; речь героини: И чистоту люблю, как не уметь себя прилично держать ) .

В конечном счете, можно заключить, что текстуализация состоялась только у одного символа - чистота . Этапы тексту-ализации символа считаем возможным представить в сводной таблице (речь героя обозначена курсивом; речь героини - подчеркиванием; невыделенные формы - речь автора).

Проведенное исследование позволяет сделать следующие выводы. Формирование символа реализуется в ряде однокоренных слов, «отмечающих» этапы тек-стуализации частеречным изменением словоформ. Оно выражается в нарастании абстрактности значения признаковых форм и сочетающихся с ними лексических еди-

" — -~.^ К орни слов Значения ~~~~—	Чист-	Уста-	Нов-
Признак предмета	Чистая скатерть	Усталый взгляд	Новый образ
Признак действия	Чисто вымытые	С усталым видом провел	Ново белела
Оценка пространства	Чисто у тебя		В горнице опрятно; у тебя приятно
Качество личности	Чистоту люблю
Состояние субъекта		Усталость исчезла
Сформированный навык			Уметь держать себя прилично

ниц, постоянном изменении объектов номинации. Признаковость как основа символа обнаруживает себя в пределах словосочетания и предикативного единства.

Слагаемые символа распределены в тексте по разным речевым сферам. Сначала признак наблюдается автором и вторым субъектом текста - героем; развитие его отвлеченности завершается самохарактеристикой того субъекта, по отношению к которому символ формируется: в данном случае это героиня.

Таким образом, контактные связи текстовых единиц участвуют в создании речевого произведения, а дистантные их отношения формируют произведение искусства.