Уголовный процесс в русском централизованном государстве в середине и второй половине XVII века

Важнейшим правовым актом Русского централизованного государства (далее также – Московское государство) XVII в., бесспорно, являлось Соборное уложение, которое стоит под номером «1» в Полном собрании законом Российской империи [1]. Уложение являлось актом универсального характера, регулирующим широчайший спектр общественных отношений, в том числе процессуальных, поскольку потребность в единых судопроизводственных нормах уже давно была востребована тогдашним русским обществом, учитывая, что прежние судебники 1497 и 1550 гг. уже устарели, а последующие единичные судопроизводственные нормы не всегда были последовательными. Имевшиеся недостатки Соборное уложение в значительной степени устраняло, и прежде всего в специальной главе Х – «О суде», хотя многие процессуальные нормы располагались и в других главах данного закона.

Это относится и к уголовному процессу, акцент на котором московский законодатель сделал в главе ХХI Уложения. Если иметь в виду общую схему судопроизводства, то выделялись три судебные инстанции. На первом этапе на место уголовные дела рассматривали губные и воеводские учреждения. Если они затруднялись с решением или если дело было важным (например, уголовно-политическим либо касалось крупных местных чиновников, то дела отправлялись в московские приказы, одновременно предписывалось высылать поручные записи на истца и ответчика о их явке в суд, иначе, согласно ст. 130 и 131 главы Х Уложения, с них взыскивались «проести, волокиты и судебные пошлины». Приказы решали дела по своему ве- домству. В необходимых случаях дела поступали в боярскую думу в порядке доклада от приказов. Позже специальным указом определялись конкретные дни недели, можно было представлять дела в Золотую палату, или «суд бояр» для слушания и решения, в частности, в понедельник представлялись дела из Посольского приказа, в четверг - и Сибирского приказа и т.д. [2].

В этом уголовно-процессуальном механизме Боярская дума являлась своеобразным верховным судом Московского государства, с той, однако, спецификой, что решения боярского суда требовали царской санкции, причем государь сам мог направить дело к боярам и даже делегировать им окончательное решение, если считал это нужным. Юрисдикция судов отмеченных инстанций определялась достаточно сложно, и это было одним из самых слабых мест в системе уголовного судопроизводства - не было четкого регулирования ни компетенции судебных инстанций, ни их иерархического отношения [3], это касалось также форм и способов судебно-управленческой деятельности [4, с. 53]. Тем не менее, с большой долей вероятности можно считать, что в основании юрисдикции судебных инстанций были место жительства обвиняемых (так, жители городов и уездов были подсудны воеводским судебным учреждениям), сословное состояние и служебная принадлежность (в частности, дела стрельцов и казаков подлежали рассмотрению в Стрелецком и Казачьем приказах и т.п.), а также характер рассматриваемого дела.

При этом преобладающим был сословный принцип подсудности [5, с. 139]. Уголовное преследование согласно ст. 1-4 главы ХХI Уложения осуществлялось губными старостами и целовальниками, воеводами, Разбойным, и Земским и другими приказами. При этом в сфере уголовного судопроизводства различались приказы с общей судебной функцией (Разбойный, Сыскной) и со специальной подсудностью (Земский, Поместный, Стрелецкий, Холопий и др.), под юрисдикцией которых находились определенные сословия. Кроме того, преступления против порядка управления, связанные с нарушением различных уставов (например, таможенного, соляного, питейного и др.), рассматривались теми приказами, которые ведали данными отраслями. Территориальные приказы (Казанский, Сибирский, Малороссийский, Галицкий и др.) имели судебные полномочия на своей территории, если не попадали под юрисдикцию специальных приказов. С точки зрения сроков и качества судопроизводства в худшем положении были воеводства в Сибири в силу недостатка грамотных чиновников, особенность этой территории состояла в том, что Сибирский приказ в силу своей специфики значительное количество структурных подразделений (палаты, столы и т.д.) [6, с. 119], некоторые из которых также могли выполнять судебные функции [7, с. 127].

Поэтому не случайно Соборное Уложение регламентировало порядок работы судей прежде всего в приказах и на местах. В приказах обычно было несколько судей. Во главе некоторых приказов стоял боярин, или окольничий, или думный человек. Уложение предписывало решать судебные дела коллегиально («всем вопче»). При отсутствии кого-либо по болезни или по другой уважительной причине остальные судьи решали дела самостоятельно (ст. 23 главы Х Уложения). За злостное уклонение от выполнения судебных функций судья мог быть подвергнут наказанию («что государь укажет» - согласно ст. 24 главы Х). Судебное решение считалось окончательным и могло подлежать пересмотру только в порядке апелляции, в связи с чем добавлять какие-либо документы к судному списку не допускалось. Предписывалось судьям после суда «своим вымыслом в судном деле никому по дружбе или по недружбе... ничего не прибавлива-ти, ни убавливати» (ст. 21 главы Х). Чаще всего единственными доказательствами были показания участников процесса (подозреваемых, обвиняемых, потерпевших, свидетелей). Их значимость была весомой в связи с присягой (крестоцелованием), которая была обязательной. Что касается вещественных доказательств, то законодательно они не определялись, хотя в практике, очевидно, их предъявление для под- тверждения во время следствия имело место. Что касается доказательств в виде экспертных заключений, то, по мнению И.Ф. Крылова, уже с XVI в. в России таковые уже имели [8, с. 31]. Однако вряд ли в рассматриваемый период такие заключения были правилом, во всяком случае, сведений о них очень мало, и мы полагаем более верным мнение о том, что институт уголовно-процессуальной экспертизы в современном его понимании появился лишь в начале XVIII в. [9, с. 43].

Основная часть уголовных дел возбуждались по доносам и жалобам потерпевших, что соответствовало тогдашней эпохе состязательного процесса; при этом элементы розыскного процесса все активнее проникали в правоприменительную практику, что находило отражение в законах (окончательно разделение гражданского и уголовного процесса произойдет только в ХIХ в.). Так, согласно ст. 100 главы Х Уложении не явившийся к суду по приставной памяти признавался виновным без судебного рассмотрения, а к не явившемуся по зазывной грамоте, но давшему по себе поруку, вновь еще дважды посылались зазывные грамоты, и лишь после того не явившийся признавался виновным. Если же ответчик не давался в поруку, то решением воеводы он приводился в суд через пушкарей и затинщиков, то есть здесь государство применяло меры уголовно-процессуального принуждения. Как видно, законодатель уже по-разному регулировал гражданский и уголовный процессы, хотя окончательного разделения этих процессов так и не произошло, и нередко имело место их смешение.

Особое место в организации и осуществлении уголовного судопроизводства отводилось Разбойному приказу, призванному бороться в основном с профессиональными преступниками и организованной преступностью. Следственными функциями по уголовным делам обладал также и Земский приказ. Разграничение полномочий между этими учреждениями происходило по территориальному признаку. Деятельность Земского приказа распространялась только на Москву и те земли, которые «тянули» к ней. В начале

XVII в. появляется Приказ сыскных дел, который, кроме общеуголовных дел, занимался также розыском по поместным и холопьим делам.

Во второй половине XVII в. принципиальных изменений в уголовнопроцессуальные нормы не вносилось, хотя по ряду аспектов уголовного судопроизводства законодатель делал коррективы. Например, в 1676 г. государь подтвердил компетенцию Разбойного приказа, указав, что нынешние и грядущие дела «колодников всяких чинов» следует «вершить» в Разбойном приказе, а об особо опасных колодниках предписывалось делать статейный список и докладывать великому государю [10]. При этом предписывалось руководствоваться «Уложением, градскими законами и указными статьями» (1669 г.). Как раз в Новоуказных статьях 1669 г. были внесены важные юрисдикционные изменения о татебных, разбойных и убийственных делах. Начиная с этого времени, губным старостам и целовальникам вменялось в обязанности судить практически все уголовные дела: «разбои, и татьбы, и смертные убийства, и ведунства, и всякие воровские злые дела» [11]. В дальнейшем имела место продолжающаяся централизация власти, и уже на рубеже ХVII-XVIII вв. судебная власть губных старост и сменивших их впоследствии сыщиков упразднилась – судебные функции по уголовным делам были сосредоточены у представителей властной вертикали (разбойный, земский и сыскной приказы, воеводы), замыкавшихся на бояр и царя. Как правило, в приказах имелись «тюремные избы», где содержались арестанты. Существовали специальные «пыточные» с «застенком», где проводились допросы с пристрастием [12, с. 77].

В Китай-городе находился тюремный двор, где располагалась большая тюрьма с несколькими отделениями – «избами»: Холопьей, Разбойной, Опальной, Женской, Бражной. Здесь содержалось до 1000 заключенных [13, с. 54]. Приговоры по розыскным делам приводились в исполнение органами государства. Этот также важный момент, показывающий качественное изменение сущности уголовного судопроиз- водства в рассматриваемый период – уголовное наказание по уголовным делам за совершение общественно опасных деяний (преступлений) к концу ХVII в. в значительной степени вытесняет функционировавший ранее институт материальной компенсации потерпевшему. Отметим также, что некоторая специфика имела место по уголовно-политическим делам [14].

При наличии соответствующих доказа- тельств виновным в совершении преступления назначалось наказание. В этой связи необходимо отметить, что Соборное Уложение являлось первым нормативноправовым актом в истории российского права, где определялась цель наказания -это возмездие и имущественные выгоды, то есть воспроизведения в состав наказания состава преступления, или лишение преступника того блага, которого он лишил другого, а также предупреждение преступлений («чтоб другим неповадно было»). Для системы наказаний были характерны следующие признаки: индивидуализация наказания и минимизация объективного вменения (например, жена и дети преступника не отвечали за совершенное им деяние); сословный характер наказания, который выражался в том, что за одни и те же преступления разные субъекты несли разную ответственность (так, за аналогичное деяние боярин наказывался лишением чести, а простолюдин кнутом). Обращает на себя внимание и часто встречающаяся неопределенность в установлении наказания – в приговоре мог быть ука- зан не сам вид наказания, и использовались такие формулировки: «как государь укажет», «по вине» или «наказать жестоко». Отметим также и то, что в уголовном процессе в период Соборного Уложения законодатель уже предусматривал возможность подачи гражданского иска в рамках уголовного дела (ст. 2, 23 и др. главы ХХI Уложения). В целом можно констатировать, что в Русском централизованном государстве в середине и второй половине XVII в. было осуществлено значительное обновление (реформирование) правовой базы в сфере уголовного судопроизводства, сравнимое, по значимости, с будущей судебной реформой 1864 г.